Станислав Зельвенский
Станислав Зельвенский

Настоящее мужество


Как и многие замечательные жанровые фильмы, «Железная хватка» Генри Хэтэуэя (или «Настоящее мужество», как его переводили до сих пор) — это не столько достижение трезвого расчёта, сколько результат нескольких безошибочных совпадений, удачного расположения звёзд, ни с того ни с сего сложившихся в замысловатую антропоморфную фигуру. Совпали книга, режиссёр, его главная звезда и её маленькая помощница, момент времени.

Шестидесятые, если вспомнить историю вестерна, — это годы безвременья, пауза, взятая уходящим руководством, чтобы передать дела новым поколениям. После недолгого расцвета, случившегося в пятидесятых благодаря широкоэкранным форматам, на которых прериям и всадникам было так вольготно, жанр снова зашёл в тупик. В 1962-м Джон Форд своим последним великим вестерном — ностальгически чёрно-белым «Человеком, который убил Либерти Вэланса» — подвёл промежуточную черту. Он высказался довольно жёстко: враньё, многое было не так. Но тотальная новоголливудская ревизия ценностей, коснувшаяся и этой мифологии, — фильмы Олтмана, к примеру, — произойдёт лишь спустя десятилетие.

Хэтэуэй, представитель старой школы, автор нескольких выдающихся фильмов, снявший свой первый вестерн в 1932 году, разумеется, ни о каком ревизионизме не помышлял. Все шестидесятые он продолжал делать то, что умел, — ладные, броские пустяки («К северу от Аляски», «Последнее сафари» и прочее) с актуальными звёздами вроде Стива Маккуина и любимыми ветеранами.

Джон Уэйн в фильме Генри Хэтэуэя Настоящее мужество (1969)

Первым из них был Джон Уэйн, к 1969 году, моменту выхода «Хватки», превратившийся в общественном сознании из симпатичного динозавра в опасного птеродактиля, в неприятное, слегка комическое пугало. Он уже воплощал собой не олдскульные добродетели, а реакционную отсталость на грани фашизма. Уэйн клеймил позором дезертиров и хиппи, ездил в пропагандистские турне к войскам, а накануне «Хватки» выступил в «Зелёных беретах» — чуть ли не единственном голливудском фильме, снятом во время Вьетнамской войны и всячески эту войну поддерживавшем. При этом, разумеется, Уэйн оставался идолом миллионов, звездой номер один, главным американским мужчиной (походя, пусть и не навсегда, победившим свой рак) и единственным возможным исполнителем роли федерального маршала Рустера Когберна.

За «Хватку» Уэйн получил свой первый и последний «Оскар», хотя едва ли кто-то станет утверждать, что он играет там лучше, чем в «Искателях», «Дилижансе» или «Рио Браво». Он играет как обычно и, более или менее, кого обычно. Но впервые, может быть, его персонаж, его «экранная личность», его легенда была увидена с такого ракурса. Глазами четырнадцатилетней девочки — слегка насмешливыми, где-то критическими, а где-то, безусловно, влюблёнными, но чрезвычайно, беспрецедентно трезвыми.

Джон Уэйн, Ким Дэрби и Глен Кэмпбелл в фильме Генри Хэтэуэя Настоящее мужество (1969)

Роман Чарльза Портиса — молодого, на тот момент, уроженца Арканзаса и певца южных штатов, бывшего военного и журналиста, позднее бросившего литературу и переставшего появляться на публике, — написан от первого лица, от лица Мэтти Росс. Хэтэуэй отказался от закадрового голоса, но происходящее увидено исключительно с точки зрения героини; она есть почти в каждой сцене (когда не лежит без сознания, отходя от укуса змеи). Как и Когберн, она сложный персонаж — отчасти героический, отчасти откровенно карикатурный. Важно, что совершенно чёткие протестантские представления о добре, зле и правилах справедливого разрешения различных житейских ситуаций сочетаются у Мэтти с полным отсутствием чувства юмора. Она говорит много смешного, но никогда намеренно не шутит, и в этом, собственно, источник комизма.

Главная заслуга Хэтэуэя — в том, что он играючи, без видимого усилия сумел передать этот портисовский тон комической серьёзности, определяющий настроение «Хватки». С одной стороны, это история про «настоящее мужество», причём не только мужество Джона Уэйна. С другой — история про то, как одноглазый толстый пьяница, самовлюблённый идиот из Техаса и не по годам практичная пигалица гоняются за человеком, который спьяну кого-то пристрелил и украл пару монет и которого даже злодеем, в силу его ничтожности, назвать не получится.

Хэтэуэй всё время держит этот баланс: и в пинг-понговых диалогах, и в том, как он ловит гримаски играющей Мэтти Ким Дарби, и в развитии сюжета. Сразу после недолгого прощания с покойным отцом Мэтти шагает по улице под весёлую и, хочется сказать, развязную музыку. Шагает она, как вскоре выяснится, на публичную казнь через повешение.

Джон Уэйн и и Ким Дэрби в фильме Генри Хэтэуэя Настоящее мужество (1969)

Детский взгляд позволяет приблизиться к Уэйну чуть ближе, чем это традиционно позволяла нам камера, он позволяет перейти какую-то новую границу интимности — этот эпизод с кошкой, эти обсуждения его лишнего веса и неприятного запаха, эти специальные приязненные отношения, которым не возникнуть ни между мужчинами, ни между потенциальными сексуальными партнёрами.

Возможно, именно этого, последнего штриха не хватало гигантской, «больше чем жизнь», фигуре Уэйна. Который вполне сознательно, надо думать, играет не только себя, но эпоху на закате, целый жанр — с повязкой на левом глазу, как носил её Джон Форд. И в очередной раз оказывается идеальным её воплощением: где-то умильным стариком с фляжкой виски, где-то всадником на взмыленном коне, а где-то и, да, фашистом, упрямым безжалостным убийцей.

В отличие от братьев Коэнов, Хэтэуэй отрезал финал книги, где спустя десятилетия одинокая, богатая, несчастная Мэтти, так и не встретившая другого мужчины, хоронит Когберна на семейном кладбище и подводит итог: «Время просто ускользает от нас».

Это было бы слишком печально и, пожалуй, слишком очевидно.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить