Лекции
Раз в жизни

Раз в жизни: Жан-Луи Трентиньян

Лекция Алексея Гусева, посвященная режиссерскому дебюту кумира миллионов женщин — Жан-Луи Трентиньяна.

Очень для многих (собственно, для десятков миллионов) Трентиньян — в первую очередь исполнитель главной роли в плохом фильме «Мужчина и женщина». И Бог бы с ним, что в плохом, — важно, что в нетипичном для Трентиньяна. Поэтому если кто-нибудь хотел посмотреть, что мог поставить столь романтический актер, то его, возможно, и не ждёт разочарование, но сюрприз ждёт точно.

Жан-Луи Трентиньян
У Трентиньяна нет киноактерского образования — только кинорежиссерское

На самом деле Трентиньян поставил не один, а два фильма. Тот, который вы увидите, — первый, 1973 года, название которого можно перевести по-разному: от дословного «Сильно загруженный день» до более метафоричного (и более ироничного) «Полный рабочий день»; второй фильм, «Инструктор по плаванию», он сделал шесть лет спустя, и тот точно так же провалился в прокате, как и первый. После чего Трентиньян больше к режиссуре возвращаться не стал. Уже хотя бы это отличает сегодняшний фильм от тех, что уже были показаны в этом цикле прежде: те, худо-бедно, в прокате окупались, будучи подчас куда более дорогими. Это, впрочем, самое неважное из отличий. Есть и другое: Трентиньян приходит в режиссуру на пике своей известности (тут единственный подобный прецедент в нашем цикле — Брандо). И Лоутон, и Лорре, и Пикколи ставили свои фильмы, решая — «раз в жизни, куда ни шло» — либо когда их популярность шла на убыль, либо на склоне лет. Да и Ванель, когда ставил «В ночи», был, конечно, актером знаменитым, но все-таки с Трентиньяном не сравнить. В начале 70-х Жан-Луи Трентиньян — один из ведущих актеров французского, да и вообще европейского кино; так что за режиссуру он, мягко говоря, берётся не от безделья. Куда интереснее, однако, что фильм, поставленный Трентиньяном, разительно не похож на те, в которых он снимается сам. Потому что снимается он либо в жестком жанровом кино, где играет в основном холодных бесстрастных киллеров, либо в жестком политическом кино, где, соответственно, играет холодных бесстрастных чиновников, — либо же, наконец, в жестком авторском кино, где играет холодных бесстрастных… вот тут с существительным проблема, потому что даже в человекоподобии его героев есть большие сомнения. А «Полный рабочий день» по жанру — черная комедия, как, впрочем, и «Инструктор по плаванию»; в комедиях же Трентиньян отродясь не играл. Тем интересней, почему же сам он решает взяться именно за тот жанр, с которым, собственно, на практике не знаком.

«Полный рабочий день». Реж. Жан-Луи Трентиньян. 1973

Есть и еще третье, самое забавное из всех отличий. Дело в том, что в отличие от всех остальных героев нашего курса, у Трентиньяна нет киноактерского образования — только кинорежиссерское. Актёрское образование у Трентиньяна театральное, — можно сказать, в высшей степени театральное: он закончил курс Шарля Дюллена. Для тех, кто сколько-нибудь сведущ во французском театре XX века, не надо, наверное, уточнять, кто такой Дюллен, — но надо уточнить, что «первым педагогом», как это называется у нас, на курсе у Дюллена была некая Таня Балашова: бывшая актриса, сама по себе не очень интересная, которая начинает преподавать с середины 40-х и в результате обучает почти всех. Среди ее учеников: Робер Оссейн, Дельфин Сейриг, Антуан Витез, Лоран Терзиефф, Жозиан Баласко и еще пара десятков имен, первейших во французском актерском цехе 60-70-х гг. А вот закончив курс Дюллена, Трентиньян быстро получает режиссерское образование во французской киношколе IDHEC, после чего и начинает активно работать в театре — и очень активно сниматься в кино.

Трентиньян для рубежа 60-х—70-х — символ холодной непроницаемости

Как вы, вероятно, знаете, широкую известность ему приносит фильм «И Бог создал женщину», где он играет роль милого и бесплатного приложения к Брижит Бардо. После чего Трентиньян на три года просто исчезает из виду. Полностью. По одной простой причине: он на войне в Алжире, и одно время с актерской карьерой вообще думает завязать. Вел себя он там вроде бы довольно тихо, скромно и незаметно, — хотя судя по тому, как он позднее будет держать пистолет и стрелять на экране, некоторый опыт он там все-таки обрел. Из Алжира он возвращается во Францию в 1959-ом — причём возвращается «крайне левым», не то что прокоммунистических — анархистских убеждений; им он предан и по сю пору, заявляя во всех интервью, как он любит анархию, хотя и (Трентиньян всё же человек здравомыслящий) совершенно не ожидает, что она «спасет мир», — просто уж все остальное точно не спасет. Весёлую комедию, сделанную человеком, который мыслит таким образом, вы сегодня и увидите.

Жан-Луи Трентиньян

С середины 60-ых начинается «звездная эпоха» Трентиньяна — особенно после фильма «Мужчина и женщина», который получает Золотую пальмовую ветвь (за что жюри во главе с Софи Лорен навсегда входит в анналы как самое безвкусное жюри в истории Каннского фестиваля). Трентиньян становится любимым актером Алена Роб-Грийе, играет главную роль в переломном для Бертолуччи «Конформисте», а Шаброль его любит настолько, что даже уводит у него жену на съемках фильма «Лани». Получает — уже сам — каннский приз за ультраполитизированную «Дзету» Коста-Гавраса: подобное кино Трентиньяну, похоже, ближе всего. Но после краха поколения 68-го года, в первую очередь краха морального, политическое кино во Франции уходит с «мэйнстримных» позиций, а все остальное Трентиньяну не очень интересно, и он потихоньку отвлекается от кино на автомобильные гонки. Получает лицензию, гоняет в Монте-Карло… призов, правда, не получает, — ну, седьмое место на какой-то гонке у него всё ж таки было. Берёт в жёны гонщицу (взамен прежней, которую увел Шаброль) и еще лет пятнадцать время от времени снимается, все меньше и меньше, на вторых-третьих ролях, и все больше и больше гоняет. А когда ему переваливает за пятьдесят и врачи говорят, что «хватит гонять», — принимается за виноделие, и сейчас его марка ронских вин — одна из самых престижных в регионе. Двенадцать лет назад, после гибели дочери, он заявил, что уходит из кино навсегда. Недавнее его появление в фильме Ханеке «Любовь» — это исключение; просто он случайно посмотрел «Скрытое» (вообще он кино почти не смотрит), пришёл в восторг и сказал: «Вот у него я снимусь». Это не означает, разумеется, что он-де «вернулся», и подозреваю, что больше вы его на экране никогда не увидите. (Что Ханеке, судя по всему, учёл, когда строил ему роль.) Всё это — чтобы примерно объяснить, как устроен человек по имени Жан-Луи Трентиньян.

Актер с обаянием свежесмазанной зенитной установки

Актер с тем же именем устроен куда сложнее. Трентиньян для рубежа 60-х—70-х — символ холодной непроницаемости. Именно это позволяет ему с равным успехом играть киллеров в жанровом кино и антропоморфные артефакты в фильмах Роб-Грийе. По нему ничего нельзя прочесть — не потому, что он тяжеловесен, как Ванель, или вечно зыбок, как Пикколи, а потому, что это слишком идеальное сочетание лицевых черт, чтобы в нем можно было заподозрить хоть какую-то человечность. Он почти не пользуется мимикой, разве что движениями глаз. Застывшее лицо, под котором очень быстро, в ритме пулемета «Максим», налево-направо шныряют глаза. Актер с обаянием свежесмазанной зенитной установки. Так что очень затруднительно понять, что эта установка почувствовала после этого выстрела или вон того. Казалось бы, сев в режиссерское кресло, Трентиньян получает шанс показать, как это делал Ванель или Пикколи, каков же он на самом деле, внутри. Но Трентиньян очень давно работает в авторском кино и в искренность экранного высказывания верит мало. Разве что в откровенность. В своём фильме, как вы увидите, он постоянно нарушает условность повествования. В простейшем, проходном вроде бы кадре, когда камера едет за главным героем по пригородному шоссе, машина героя сворачивает на боковую дорогу, а машина с оператором свернуть не успевает, — и оператор за кадром начинает чертыхаться: ну куда, мол, он поехал. Вот этому «разрушению конвенции» Трентиньяну, прямо скажем, было у кого научиться, — но он начинает использовать его как комический гэг, а значит, ни о какой искренности, ни о каком показе своего «тонкого душевного мира» речи быть не может. Он откровенен в том смысле, что все время показывает: «Я снимаю кино».

«Полный рабочий день». Реж. Жан-Луи Трентиньян. 1973

Одна из центральных сцен фильма, сцена с репетицией «Гамлета», забавна и сама по себе, но если знать её «закадровую» историю, она станет ещё забавнее. Трентиньян играл «Гамлета» на сцене дважды, в 1960 и в 1971 годах, у одного и того же режиссера, Мориса Жакмона. Режиссёр хороший, питомец Копо, важный для истории французского театра (и совершенно неважный для истории европейского), и Трентиньян со своим ледяным лицом был прекрасным Гамлетом. Но сегодня, впервые в этом цикле, мы увидим самый простой трюк, который может провернуть актер, решивший стать режиссером, — трюк, который называется «месть». Среди жертв, которые будут погибать в этом фильме в промышленных количествах, будет один актер по имени Жакмон, который играет Гамлета; у него что-то всё не ладится, и он постоянно пытается апеллировать к режиссеру, который сидит где-то в зале — мы его не видим. В какой-то момент режиссер все-таки не выдерживает капризов Жакмона, входит в кадр — и, естественно, его играет Трентиньян. Очень мелкая, я бы сказал — мелочная месть, та, на которую актеры только и способны, — но это ещё и ход, очень типичный для этого фильма. Постоянный переворот зрительских ожиданий: не тех, обычных, «кто сейчас что сделает», а ожиданий того, как вообще устроен фильм, представлений о самой условности повествования.

Позднее, после «Холодных закусок» и особенно после возрождения жанра в начале 90-х, оба фильма Трентиньяна стали во Франции «культовыми»

Провал фильма Трентиньяна в прокате, на первый взгляд, довольно странен. Рубеж 60-70-х — это Золотой век французской черной комедии. На студии «Гомон» ее снимают много, это дешевые фильмы с изумительно хаотическими сценариями и звездами первой величины на главных ролях, вроде Бернара Блие или Франсуазы Розе, которые просто, извините за словцо, «оттягиваются». Такие первостатейные капустники. Корифеем жанра в этот период является Мишель Одиар: фигура малоизвестная за пределами Франции и абсолютно культовая внутри страны, отец Жака Одиара, который, в отличие от сына, по-настоящему хороший режиссер — и который снимает двенадцать фильмов с сумасшедшими названиями. Вроде «Крик баклана, вечер над джонками», «Не надо принимать Божьих детей за диких уток», а самый знаменитый его фильм назывался «Она не курит, она не пьет, она не колется, но… она болтает!», за которым последовал сиквел «Она больше не болтает… она палит». То немногое, что есть на доступе в русском языке, стоит просмотра хотя бы лишь для того, чтобы убедиться, что вы не просто ничего подобного не видели — вы его даже не ожидали; мы знаем, что такое «французская черная комедия», в первую очередь, по позднему образцу, «Холодным закускам» Блие-младшего, и благодаря тому, что в начале 90-х она возрождается после двух шедевров жанра: «Деликатесов» Жёне и Каро и «Танго» Патриса Леконта. Казалось бы, черная комедия Трентиньяна должна была получить зрительской признание уже хотя бы «на общей волне». Но дело в том, что там, где Одиар, как и прочие тогдашние мастера жанра, весел, вызывающе беспорядочен и устраивает в кадре веселый тарарам — это такой формат «взрыв паровой машины». Трентиньян, как режиссер, не менее безумен, — но при этом сух, холоден, почти не пользуется текстом, прокладывает долгие минуты экранного времени Малером, Бахом и Верди, монтирует фильм как немой — и, таким образом, идет вразрез с общепринятым контекстом. Позднее, после «Холодных закусок» и особенно после возрождения жанра в начале 90-х, оба фильма Трентиньяна стали во Франции «культовыми»: их начали показывать в киноклубах, выпускать на кассетах и DVD, изучать, описывать. Но тогда, в 70-х, Трентиньян после двух провалов подряд убедился, что режиссура — это «не его». Ну да и не очень-то хотелось.

«Полный рабочий день». Реж. Жан-Луи Трентиньян. 1973

Устройство фильма, из-за которого он оказался так непривычен для зрителей, и сейчас для непосвященных выглядит странноватым. Но это — подлинное отражение странности устройства самого Трентиньяна. Казалось бы, от человека с неменяющимся лицом, человека-артефакта можно было бы ожидать, что он, заступив место автора, будет точно так же точен, пунктуален, необщителен, как и то, как он выглядит. Но ванелевская схема зазора между внутренним устройством и фотогенией срабатывает и у Трентиньяна, просто иначе. Да, это высчитанный, вымеренный фильм, и именно за счет этого он выглядит таким «черным»; но при этом, при всей сухости интонации и обилии смертей в сюжете, он полон тем самым жизнелюбием, которое всегда позволяло Трентиньяну уходить из театра в кино, из кино в гонки, из гонок в виноделие, а потом и еще куда-нибудь — и рассматривать все происходящее с ним как некоторую цепь забавных случайностей. Может быть, всё это хобби, а может быть, всё это — жизнь, но относиться к этому всерьез… как-то не по-французски, что ли.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: