Третья сторона медали
Орёл и решка. Реж. Георгий Данелия, 1995
Не будем лукавить: смотреть интеллигентный, ироничный фильм Георгия Данелии было действительно приятно, а наблюдение за основательной игрой Кирилла Пирогова и Полины Кутеповой доставляло здоровое эстетическое удовольствие. Зритель забывался, и был счастлив в своем забытьи. По истечении сеанса, однако, оказывалось, что просмотр «Орла и решки» представлял собой тип чистого наслаждения — помнилось не содержание, а ощущение. Забытое, семейное, домашнее, уютное ощущение незлобивой советской комедии. Первый закономерный вопрос, возникающий у зрителя — правомерно ли было «прививать» повесть Владимира Маканина «На первом дыхании» (1976), которая легла в основу сценария, к нашей неуловимой сегодняшней современности? Казалось бы, столько воды утекло. Однако на самом деле вопрос этот, о чем речь ниже, с легкостью снимается, а на его место встает несколько других.
Суть проблемы — в сочинительном союзе, связавшем «пан» и «пропал» в названии фильма. Главному герою Чагину выпадает третья сторона медали. Ни то ни се. Ни офис а-ля Лукойл, ни бомжацкий вокзал с «зачистками». Буровая «Прищепкина», названная фамилией жены. И это вовсе не крах героя, а его подлинное призвание. Призвание убежать из непонятной, все продающей и покупающей Москвы и всю жизнь пропахать на легализованного Крымова, переродившегося в сырьевика-черномырдинца. Уйти по ту сторону. Встать с краю. Реализовать гражданское право на частную, честную, безбурную судьбу.
Орёл и решка. Реж. Георгий Данелия, 1995
Бегство-то на самом деле известное. Ибо сложный физический процесс, объединивший пространство и время в дембельской шутке про «от забора до обеда», сегодня стал реальностью: машиной времени может стать не только самолет «Москва — Игарка», но и обычная пригородная электричка. Поэтому несколько ностальгическая маканинская повесть ничуть не утратила права на существование. Вопрос в другом: почему Георгий Данелия, по всей видимости, относясь к своему герою с большой симпатией, ссылает его в призрачное региональное вчера? Может быть, в этой связи стоит обратить внимание и на его (героя) немодное нынче легкомыслие по отношению к деньгам, своим и чужим? Может быть, этому славному парню действительно нужно убираться из столицы-акселератки подобру-поздорову? Конечно, и в Москве осталось еще немало анахронизмов типа классического НИИ, населенного невозмутимыми ироничными резонерами-эс-эн-эсами (Олег Басилашвили). Но ведь столица породила уже и новых героев… Здесь и комедийный плейбой Леонид Ярмольник, срубающий «быстрые бабки», не вылезая из джакузи, и «социально неблизкий» Игорь Верник, отпугивающий обывателя белизной зубов и «походкой легкой, от бедра». Но, увы, оба представителя социального сегодня и — отчасти, осмелюсь предположить, — социального завтра для Георгия Данелия более чем прозрачны и каких-либо художественных усилий изначально не заслуживают. Они начертаны двумя-тремя фельетонными штрихами, ничего не прибавляющими к представлениям обывателя. Зачем придумывать характеры, если у одного из выбранных актеров за спиной «Московские каникулы», а у другого многие часы рекламного и клипового эфира. Про них уже и так все ясно. Зачем прописывать в драматургии то, что можно решить фамилией в титрах и «засвеченным» в определенном амплуа лицом? Действительно, незачем, если не хочешь сказать большего.
Странные вещи происходят в нашем кино, решившемся на современную тему. Маститые авторы добросовестно движутся навстречу новым социальным типам, стараясь их изучить, но на полдороге так запугивают себя, что при встрече лишь отмахиваются и с репликой «сам пей воду из унитаза», которой одаривает Чагин своего разбогатевшего одноклассника, бросаются наутек. Жаль, что для зрителя и, вероятно, для автора новые сословные амплуа не становятся характерами, а предстают лишь как возможные источники финансирования романтических причуд главного героя. Они ведь тоже могут обидеться, и тогда Чагину в следующий раз не на что будет вершить свои добрые дела вроде добывания денег на операцию невесте путем сдачи в аренду чужой квартиры. Так что «шпаликовскому» Чагину действительно с Москвой не по дороге. Когда высокие порывы героя лирических комедий наталкиваются на конкретику места и времени действия, проигрывают и те, и другие — и ностальгическая чистота жанра, и стремление сделать «кино про нашу жизнь».