Четверть века «На игле»
В прокате хит Дэнни Бойла «На игле», которому в этом году исполнилось 25 лет. Об отличиях фильма от романа-первоисточника и том, что изменилось в нас самих, рассуждает Арсений Занин.
«Жизнь и смерть предложил я тебе,
благословение и проклятие.
Так выбери жизнь,
чтобы жил ты и потомство твое»
(Второзаконие. 30:19)
Рыжий наркоман Марк Рентон (Эван МакГрегор) бежит от преследователей, но ему не сбежать — нарушителя сбивает выруливающий из переулка автомобиль. Осознавая, что через секунду его настигнет и повалит на землю охранник (которого, что забавно, играет сценарист фильма), Марк разражается истерическим хохотом. Попался, а ведь мог попросту погибнуть ― соскребали бы сейчас с асфальта! Это падение обрушивает на Рентона лавину воспоминаний о том, как с дружками они дошли до того, что среди бела дня грабанули книжный. Его монолог «Choose life» под песню Игги Попа Lust for Life станет самой популярной открывающей сценой в британском кино 1990-х. «На игле» Дэнни Бойла в одночасье сделал звездой и режиссера, и исполнителей главных ролей. Но едва ли не главным открытием стал первоисточник, дебютный роман Ирвина Уэлша, в духе потока сознания рассказывающий о нескольких эдинбургских торчках. В картину вошла примерно треть описанных в книге событий, а погони, как и песни Игги Попа, среди них не было.
Рассказывая в «Жажде жизни» о собственном опыте героиновой зависимости, Игги Поп цитирует «Мягкую машину» Уильяма Берроуза, связывая таким образом три поколения наркозависимых авторов. Для поэтов-битников и джазменов с 52-й улицы запрещенные вещества были способом уйти от обрыдлой жизни в заповедный мир своих хард-боповых снов. В 1950-е, когда каждый более-менее талантливый джазмен звучал нервом эпохи, преодоление зависимости означало переход из мастеров в гении (как Майлз Дэвис) или пророки (как Джон Колтрейн). Для поколения панков по обе стороны Атлантики (что в Манчестере, что в Детройте) героин был своего рода протестом «честных» наркотиков против психоделиков «детей цветов». Первое выступление Игги с этой песней на телевидении в 1978 году могло быть одним из детских воспоминаний Рентона. Тощий, с красными ссадинами на оголенном торсе Игги-ящер извивается среди пальм, а потом с остервенением размахивает над головой вырванным с корнем цветком. Расплата настигнет и тех, и других очень скоро: новый вирус будут передавать как «свободная любовь», так и пущенный по кругу шприц. Не успела наступить Эра Водолея, как придет эра недоверия.
«Выбери жизнь» звучит не как убеждение отказаться от героина, но отчаянная констатация, что человек человеку даже не волк, а скорее полено
Какие могут быть иллюзии, если ты вырос в грязном портовом районе, что когда-то был независимым городом Литом, а теперь превратился в самый занюханный район Эдинбурга? Работы нет, только разруха и депрессия, к тому же Hibs, за которых по семейной традиции болеешь с детства, уже полвека ничего не выигрывали, а на эмблеме клуба позорно отсутствует традиционная ирландская арфа и девиз «Erin Go Bragh» («Ирландия ― навсегда!»). Здесь пьют со школьной скамьи, чего еще делать бездомному никому не нужному ублюдку. Героин — лишь еще один пункт на пути к саморазрушению.
Марк Рентон и его друзья наркоманы стали товарами в бесконечном потоке рекламного контента.
Книга Уэлша, конечно, объемнее фильма. В ней нет главных героев: от кого ведется повествование, приходится угадывать по отвлеченным признакам. Например, Кочерыжка беспрестанно называет всех «котики». Но часто определить рассказчика практически невозможно, и читателю приходится плыть в потоке сознания. В романе несколько размыты причинно-следственные связи, по крайней мере, той четкости, с какой они выстроены в фильме, нет. Пропадают целые сюжетные блоки. Например, не досчитались старшего брата Рентона, военного Билли, которого убивают во время очередного столкновения в Ирландии. На его похоронах Марк четко проговаривает собственную гражданскую позицию:
«Меня вывел из себя гребаный британский флаг на крышке гроба и вкрадчивый, никчемный офицеришка, который из кожи вон лез, пытаясь умаслить мою матушку. А тут еще понаехало это мудачье из Глазго, со стороны старика. Начали пороть всякую чушь о том, что он погиб во имя своей страны, и прочую подобострастную „гуннскую“ пургу. Билли был просто-напросто дураком. Не героем, не мучеником, а обыкновенным дебилом».
Краеугольный для фильма монолог про жизненные выборы в книге звучит в тот момент, когда проходящего реабилитацию Рентона вынуждают ходить на курс психотерапии, и он сталкивается с непреодолимыми и стигматизирующими противоречиями. Чем отличается торчок-маргинал от полезного члена общества, которого пытаются сотворить из него соцработник? «Выбери жизнь» звучит не как убеждение отказаться от героина, но отчаянная констатация, что человек человеку даже не волк, а скорее полено, и, значит, никакие психологи или социальные работники не смогут заполнить зияющую внутри бездну. Лишь убедить, что это и есть жизнь: окружи себя бессмысленными вещами и социальными отношениями, а потом потихоньку загнивать до старости, ужасаясь не столько собственной пустоте, сколько беспощадной логике жизни, которая только и может, что бесконечно воспроизводить саму себя. На следующий день родители запрут Рентона в комнате, оклеенной обоями с разноцветными поездами, и заставят в очередной раз завязать с героином.
У реальности нет тайных смыслов.
Социальная проблематика, подробно прописанная в романе, в фильме игнорируется. Уже в ходе переговоров с будущими авторами фильма Уэлш настаивал на подобной стилизации, уходе в едва ли не комикс. Он не хотел, чтобы его история походила на всякую «„реалистическую муть“ вроде „Детей со станции ZOO“» (1981), ведь главный посыл его книги был в том, что «времена меняются, меняются люди и наркотики, нужно идти вперед». Традиционный для английского кино социальный реализм, который в свое время был ознаменован движением «молодых и рассерженных» к 1990-м претерпел серьезные изменения (взять хотя бы тогдашние фильмы Майка Ли или Кена Лоуча). Марк Рентон и его друзья наркоманы стали товарами в бесконечном потоке рекламного контента. Они существовали в мире ярких красок и плоских фактур, словно мультипликационные персонажи или герои комиксов. Главный смысл их существования — на полтора часа заставить нас забыть о собственной пустоте. Тэтчеровская Британия закончилась, наступила эпоха тотального консьюмеризма и товарно-рекламных отношений. Изображать маргиналов жертвами могло «прямое кино» 1960-х, но времена изменились, и кинематограф тоже. Рабочий класс потерпел окончательное поражение — ему осталось только потреблять, в том числе героин, купить который для поколения 1990-х уже не составляло особого труда. В отличие от других наркотиков он был «честным продуктом», не даря никаких иллюзий. У реальности нет тайных смыслов. «Он просто дает приход и вместе с ним — ощущение полного кайфа. А когда кайф проходит, ты снова видишь, как убог весь этот мир, но уже не можешь себя обмануть…» Парадоксально, но подобная стилизация работает: Рентон и его друзья-торчки не кажутся больными членами общества, которых нужно срочно лечить, но после просмотра фильма даже теоретическое желание иметь к героину какое-то отношение отпадает напрочь.
Впервые на русском языке роман Уэлша издали в 2004 году в переводе Ильи Кормильцева, и в 14 лет, когда ты в метро или трамвае вынимаешь из кармана оранжевую книжку, казалось, будто приобщаешься к какому-то тайному ордену. Романы Уэлша, Паланика, Буковски или еще каких-то бесчисленных «контркультурных» писателей, выпущенных в серии книг «Альтернатива», казалось, раздвигают горизонты дозволенного. Большинство этих изданий давно уже стали библиографической редкостью, они не переиздаются в России (за печать романа Уэлша сейчас можно попасть под статью). Впрочем, наверно, книги этой серии и нужно читать, когда тебе 14, потому что потом, с каждой прочитанной книгой Селина и прожитым годом, они забирают все меньше.
Да, малолетняя подружка Рентона была права, мир изменился, а они продолжают цепляться за старые привычки и музыкантов, которые уже давно умерли. Впрочем, нет, Игги все так же живее всех нас вместе взятых.
