Чтение

«Я дышал воздухом его сказок…»

Глава из книги «Сергей Параджанов. Коллаж на фоне автопортрета», в которой Тонино и Лора Гуэрра делятся воспоминаниями о кинорежиссере. Интервью записал Гарегин Карапетян.

Тонино: С Параджановым меня связывает одна встреча. Одна не по коли­честву, а в целом. Но каждое общение с ним я воспринимал как очередное знакомство. Оно касалось его волшебного присутствия, которое ощущал всегда и везде, где бы ни находился, — дома, в Италии. Москве, Тбилиси… Я дышал воздухом его сказок…

Например, приходишь к Сержику на Котэ Месхи… Не ожидая ничего особенного. А он вдруг тащит из дома: «Пойдем на похороны булыжников!» Естественно, Параджанов не мог усидеть дома, когда выравнивали асфаль­том родную улицу, мощенную булыжниками. А как он рассказывал об этих камнях-стариках! Мы там стояли, словно на похоронах дорогого человека. В следующий раз он повел меня в ателье в старом Тбилиси, где на болванках шили известные кепки-«аэродромы»…

Сергей Параджанов

Лора: Нас захотел познакомить с Параджановым и повел к нему домой Эльдар Шенгелая. Туда мы приехали с Рустамом Хамдамовым, позже пришла Софико Чиаурели, другие известные грузинские кинематографисты.

Что делал Сережа в ожидании Тонино? Во дворе, под ореховым деревом, рядом с фонтаном, рассадил всех кукол, сделанных им собственноручно. Деревянные перила лестниц изумительно раскрасил в белый и красный цвета, развесил свои ковры, вместо тарелок на домашнем столе разложил листья инжира. Там же неповторимым натюрмортом выложил экзотичес­кие салаты. Вместо скатерти сверкало зеркало. Все стоя дожидались нас, чуть припоздавших. Мы взбирались на горку, рассматривая балконы, отку­да слева и справа гроздьями свешивались соседи, предвкушая очередной спектакль Параджанова. После той встречи Тонино каждое утро в восемь часов приходил только к Сержику. На студии «Грузия-фильм» возникли оби­ды, ревность коллег…

Гуэрра — по сути первый иностранец, гостивший у Параджанова. Потом у него бывали Франсуаза Саган, Марчелло Мастроянни, Аллен Гинзберг… Знаете, как Сержик любил приветствовать Гуэрру? Кричал своим характер­ным голоском: «Та-ни-на! — Шта-ни-на!» (Смеется.) Какие потом возникли вза­имные симпатии!

Одно его присутствие словно говорило: всё, что мы видим, — это мало

Каким образом вам стало известно об отсидке Параджанова в украинских лагерях, ведь силовые ведомства Киева почти неделю скрывали от его родных и коллег по студии имени Довженко даже факт ареста?

Тонино: Подобные новости поступали к нам из уст всезнающих лите­ратурных секретарей, переходивших от одного именитого человека к другому. Меня, видимо, информировал странный русско-албанско-итальянский человек — Анджело де Дженти, в 1975 году сопровождавший нас с Антониони в дни Московского кинофестиваля. Этот парень постоянно ездил в Россию.

Лора: Мне кажется, он работал агентом КГБ… Позвольте рассказать малоизвестную историю. Приехав в Москву, Тонино и Антониони первым делом спросили меня и «прикомандированного» переводчика: «Как передать деньги для нужд арестованного на Украине Параджанова?» Все (и я с ними) пошли на прием к Ермашу, тогдашнему председателю Госкино СССР. Анто­ниони и Гуэрра сразу заявили о намерении помочь установить в отсеке лаге­ря, где сидел Параджанов, холодильник, телевизор… На что Ермаш ответил: «Мы не можем этого сделать — в наших тюрьмах условия заключения для всех одинаковы».

Сергей Параджанов

Вы обещали рассказать о встречах с президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе по поводу судьбы арестованного тогда Параджанова.

Тонино: Напомню: в 1981 году Сержик сидел в тбилисской тюрьме. А я на­ходился в Ликани (Западная Грузия), в элитном санатории. Вдруг разнесся слух — для прохождения курса особых процедур сюда приезжает Шевардна­дзе, в то время первый секретарь ЦК Компартии Грузии. Мне было любопыт­но узнать, как он лечится, ибо Шеварднадзе ежегодно проводил здесь часть отпуска. И я выяснил: боржомской водой ему вычищают шлаки. Спустя пару дней по моей просьбе я прошел ту же процедуру. Тогда же я встретился с Ше­варднадзе. Он был исключительно вежлив, внимателен. Но замечу: еще до знакомства произошел заочный обмен нашими своеобразными рецензиями. По просьбе Шеварднадзе нам показали документальный фильм о Виггорио Селла (уникальный итальянский фотограф-исследователь), подготовленный Резо Табукашвили, нашим другом. В свою очередь Шеварднадзе увидел «Амаркорд» — ленту Феллини, снятую по моему сценарию.

Сержик почти всё — и в жизни, и на экране — делал с мало кому понятной иронией

Наш разговор я начал тем, что восхитился искусством Параджанова. Затем объяснил, почему в Советском Союзе недооценивают его творчество. Я сказал Шеварднадзе: «Сержик — по сути единственный режиссер в мире, кому удалось передать на экране непрозрачный, мерцающий воздух сказ­ки-мечты. Из любого пейзажа он делал натюрморты, киноживопись. Все его персонажи выглядят преувеличенно (глаза, усы, брови), словно герои Чапли­на 20-х годов. Но это не протест против дней сегодняшних или всей нашей жизни. Это мощная воля Параджанова, заставляющего людей переселиться в иной мир, присущий только ему самому. Мир, переполненный легендами и народными фантазиями».

Параджанов находился за решеткой, пока шло следствие по его «делу».

Поэтому я рассказал первому секретарю ЦК республиканской компартии, каковы масштабы огромного интереса в Европе, в частности во Франции и Италии, к «темным» главам жизни Параджанова. Туг же сообщил Шевард­надзе, что я посол общественных комитетов за освобождение Сержика.

Лора: В разговоре с Шеварднадзе (Тонино тогда не хотел говорить об этом) я в ходе перевода от себя сообщила: накануне приезда в Грузию Гуэрра в моем присутствии беседовал по данному поводу с президентом Франции Миттераном. Причем, загодя узнав о предстоящей встрече, парижские журна­листы звонили нам еще в Италию.

Обо всем этом наверняка известили местных чекистов: нас, ехавших сначала в Зугдиди, к нашей подруге, а затем направлявшихся в Тбилиси, на полпути притормозила милиция: «Ваша виза только до Батуми». Лишь после встречи с Шеварднадзе в Ликани нам разрешили-таки добраться до грузин­ской столицы.

…Можно, напомню фразу Тонино, которая, на мой взгляд, оказалась, как говорится, судьбоносной? Он не любит об этом упоминать, но Гуэрра сказал Шеварднадзе следующее, глядя ему в глаза: «Зачем вам, грузинам, вашими руками исполнять грязные намерения Москвы?»

Сергей Параджанов

Как отреагировал высокопоставленный собеседник?

Тонино: Он доброжелательно вслушивался в мои слова. У него очень умные глаза, отражавшие пристальное внимание и искреннее стремление понять меня. И я понял: Шеварднадзе уже решил, что он будет делать, вернувшись в Тбилиси.

Лора: На следующий день Параджанова освободили. Поскольку Тонино напирал на то, что у Сержика нет ни работы, ни квартиры, после освобож­дения ему предложили снять вместе с Додо Абашидзе «Легенду о Сурамской крепости». Картину закончили в 1984 году. Тогда же мы (Тонино после опера­ции) вторично приехали в Ликани, где услышали: новый фильм не нравится местным властям. Их мнение — лента не о Грузии…

Тонино: Узнав о нашем очередном приезде, Шеварднадзе позвонил и попро­сил посмотреть «Легенду…». Его интересовала моя точка зрения о фильме. Уже в Тбилиси мы пошли с Сержиком на просмотр в небольшой зал (если не ошиба­юсь, городского Дома кино), заполненный, судя по всему, чиновниками респуб­ликанского Госкино. Я и Лора сидели в первом ряду, Параджанов — на галерке…

Для меня естественно, что Параджанов так ничего и не снял о лагерной теме

Лора: Мы единственные, кто после каждой части картины изо всех сил хлопали. Еще не включили свет в зале, когда Тонино, сильно похудевший после операции, вскочил и, выкинув руку вверх (повторяя почему-то извест­ный жест Муссолини), закричал: «Капо лаворе! — Это шедевр!»

Тонино: Мне кажется, Параджанов очень растрогался (Тонино внезапно замолк и отвернулся к окну, незаметно смахнув слезу. «И так почти каждый раз, когда вспоминаем о Сержике», — почти шепотом призналась Лора): в углу его глаз я увидел слезы…

А реакция остальных зрителей?

Лора: Гробовое молчание.

Тонино: Мы просьбу Шеварднадзе выполнили, передав через его дочь наше мнение по поводу «Легенды…». Судя по всему, именно после этого фильм быстро разошелся по всему миру. Сержик почти всё — и в жизни, и на экране — делал с мало кому понятной иронией (вновь тягостная пауза — голос почти «поплыл»), я и сейчас никого не стану обвинять в том, что не сразу поняли феномен «Леген­ды…». Может, скептики оказались менее профессиональными или не рискнули тогда высказаться против единого мнения «верхов». И у меня бывало такое, когда не мог своевременно оценить то, что позже люди назвали шедевром.

Жизнь Параджанова в «зоне» должна была воплотиться в четырех заду­манных им фильмах: «Ничего не смогу снять, прежде чем не сниму обо всем, что пережил». Но получилась одна картина Ильенко по сценарию, надикто­ванному Параджановым. И меня спрашивают: почему я ничего не написал о своем плене в Германии?

Лора: Тонино провел год в лагере.

Тонино: Об этой главе своей жизни я написал лишь одно стихотворе­ние — «Бабочка». Прочесть?

Счастлив, и действительно, доволен я был много раз в жизни.
Но более всего, когда освободили в Германии,
Когда я стал смотреть на бабочку без желания ее съесть.

Для меня естественно, что Параджанов так ничего и не снял о лагерной теме. Боль, которую испытываешь, переживаешь за решеткой, не удалишь — она покидает тебя сама. Когда Сержик рассказывал о жизни в лагерях, он вспоминал драматические истории (больше всего любовные) исключитель­ных персонажей.

…Однажды Параджанов предложил мне выбрать любой из четырех сцена­риев и снять по нему фильм за границей. Я отказался, сказав, что это рассказ об иной планете.

…Сергей наполнял мир ирреальностью. Одно его присутствие словно говорило: всё, что мы видим, — это мало. Надо додумывать и идти дальше по тропе своих воспоминаний и фантазий.

Меня покинул Параджанов. И это очень большая боль.

«Сеанс» выражает благодарность Корине Давидовне Церетели за предоставленное право публикации.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: