На траве дрова
Ровно сто лет прошло с тех пор, как Лев Николаевич в последний раз поссорился с Софьей Андреевной. Последние тридцать пять эта история никого не волнует. Сплетня лежит на подкладке из чёрного искусственного бархата в стеклянной музейной витрине, постоянно просвечиваемая узким электрическим лучом. — Обратите внимание — перед вами реальный эпизод: вот эта мошка, покрупней, явно пыталась отползти от второй, помельче, — когда накатила, как цунами, капля прозрачной смолы, и они навсегда застряли в ней на бегу.
Ну вот: пришёл очередной аспирант — на этот раз иностранный, из Великобритании, — отпер витрину, повертел экспонат в руках, положил на место, несколько сдвинув по вертикальной оси. Снял анимационный фильм. Реанимационный. Мушки машут лапками, как живые, и видно, что испытывают боль. Спасибо тебе, сострадательный, великодушный англичанин, за то, что догадался: никто никого не несчастней. Кто бы мог подумать.
Режиссёр Майкл Хоффман с актёрами Кристофером Пламмером и Хелен Миррен на съёмках фильма Последнее воскресение
Но ты немного опоздал. Будь эта реконструкция хоть идеальной — успех не светит. Избавляясь от вредной привычки читать, человечество заодно теряет интерес к интимной жизни писателей. Хотя и этот интерес вёл — правда, извилистым путем — к освобождению от наркозависимости. От синдрома, известного под названием: любить литературу.
Действительно ведь было время, когда сотни и даже тысячи людей относились к
Но
Кадр из фильма Последнее воскресение
В писателя всего лишь влюбляются, причём по недоразумению. Принимая как аксиому заведомо ошибочную гипотезу: будто писатель похож на свой текст. Власть обаятельного текста тягостна. Её необходимо свергнуть. Для чего нет вернее средства, чем перестать писателя уважать. Автор должен стать смешным. Сделаться персонажем анекдота. Анекдот возникает из сплетни. Сплетня — из мемуара. Враги писателю — домашние его.
Пока писатель жив и хорошо пишет, его любят с единственной целью — разлюбить. Разочароваться. Разоблачить.
Впрочем, всё это — в прошедшем времени. Когда образованным людям полагалось иметь убеждения. Или даже принципы. Жить без убеждений среди образованных людей было так же странно, как ходить по паркету босиком. Убеждения извлекались главным образом из книг, но обладали противным свойством: назойливо требовали поступков. И казалось, что это сочинители книг укоризненно смотрят на вас из каждого угла.
Кадр из фильма Последнее воскресение
А
А потом все умрут. А теперь английские актёры их сыграют. Справедливости ради. Типа того, что симпатичные, в общем, люди были эти ныне мертвецы.
У английских актеров умные русские лица. Немного чересчур типичные: Толстой смотрит Солженицыным, Чертков —
Что в реальности всё было совсем не как в этом кино, и вообще не как в кино, — само собой разумеется. Зато какой добропорядочный ключевой трюизм: никто никого не несчастней, потому что каждый умеет сделать другого несчастным абсолютно, — иначе для чего же и любовь.