Шурик
Примерно наказав забулдыгу-дебошира, сдав экзамены по чужим конспектам и сорвав операцию под кодовым названием “Ы” (чтоб никто не догадался), он немедленно оседлал ишака, въехал как ни в чем ни бывало на горную тропинку «Кавказской пленницы» и деловито представился первому встречному: «Саша».
Смешно, право. Какой может быть Саша, если на лбу этого белоголового стриженого очкарика в линялой клетчатой безрукавочке намертво выведено большими буквами всеобщего обожания: «Шурик».
Впрочем, это он по забывчивости или по природной своей рассеянности. Или южное солнце нещадно голову припекло. И мы с великодушной радостью простим ему это, как до того простили учиненный им беспредел на стройке народного хозяйства и разгильдяйство при охране склада. Ведь он любит Нину, жалеет птичку, древним легендам и сказкам вынужденно предпочитает тосты, а затем на развалинах часовни… («Простите, часовню тоже я развалил?» — «Нет, это было до вас, в четырнадцатом веке.») Ведь мы уже знаем давно, что вечный мальчик не вечен. А вот знал ли он, когда с возмущением выпутывался из смирительной рубашки товарища Саахова, что каких-то шесть лет спустя…
Уж лучше бы он вслед за троицей дурашливых гангстеров (они же — кунаки влюбленного джигита) перекочевал в анекдоты да на пляжные пластиковые сумки или на худой конец сгинул бы бесследно, как комсомолка-активистка-спортсменка, оставившая по себе лишь песенку о белых медведях и разрезанную ленточку на торжественном открытии дворца бракосочетания (маленькое, но весьма ответственное поручение). Так нет же — добровольно облачившись в белые одежды унылого полубулгаковского инженера Тимофеева, вознамерился пронизать пространство и уйти в Будущее. О чем ты, Шурик? Какой год на дворе? Нет у тебя никакого Будущего и не будет. И угодить тебе аккурат в прошлое, к тому же не в свое, а в чужое.
Только вот кому ты нужен в шестнадцатом веке? Часовню в четырнадцатом развалил все равно не ты. А в царских палатах вполне управятся без тебя болван Бунша на пару с пройдохой Милославским (не тем, кого на собственных воротах третьего дня). И ничего не останется тебе, Шурик, кроме как проснуться в собственной типовой квартире с шишкой на лбу и оторванной телефонной трубкой в руке. «Безобразие, опять Тимофеев пробки пережег!…» И то верно, мадам Бунша. Не стоило ради этого пробки жечь.
Бедный Шурик.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Mostbet giris: Asan ve suretli qeydiyyat
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве