Алена Солнцева

17 / 01 / 2019

Плохой хороший человек на рандеву с Россией

Телесериалы, на мой взгляд, отличаются от кинофильмов не только высоким процентным содержанием литературности, простоватой изобразительностью и обилием крупных планов. Успешный сериал, как «лего», состоит из блоков общественно одобренных стереотипов, то есть его материал — социальное бессознательное, его сюжеты и герои должны соответствовать не реальной жизни, а тому представлению о ней, которое складывается у каждой национальной аудитории.

Современные новые западные сериалы работают со стереотипами классом повыше — новенькими, модными и дизайнерски сработанными. Российское «мыло» с федеральных каналов — в основном с архаичными штампами, сформировавшимися еще в советское время, уже изрядно обветшавшими, но подштопанными прочными нитками латиноамериканской мелодрамы. Интервенция новых тем и героев на телевидение происходит в сегменте молодежных каналов и стриминговых платформ, там начинают появляться попытки разбавить привычные коллизии и маски новыми и современными. «Измены», «Ольга», «Физрук», «Озабоченные» — через них на телеэкран проникают кое-какие приметы настоящего, пусть в травестированном или инфантильном, ограниченном комедийным жанром виде.

Три сериала, появившиеся в конце 2018 года, сделали в этом направлении заметный рывок, и потому стали предметом широкого обсуждения. «Обычная женщина» Бориса Хлебникова, «Звоните ДиКаприо!» Жоры Крыжовникова и «Домашний арест» Петра Буслова и Семена Слепакова в рейтингах по итогам года в разном порядке занимают призовые места.

Эти сериалы, снятые известными кинорежиссерами, не вписываются в традиционную для российского телевидения стилистическую манеру, и явно рассчитаны на новую аудиторию. В них чуть ли не впервые после знаменитого проекта Первого канала «Школа» Германики авторы пытаются обратиться к острым и актуальным темам.

«Обычная женщина» вызвала активную полемику. Некоторые зрители даже отказывались продолжать смотреть сериал, потому что в нем «все уроды» и «нет ни одного светлого пятна». Другие, напротив, сочувствовали героине, считая, что ее ситуация точно отражает реальность, в которой люди как могут сопротивляются тяжелым обстоятельствам. Авторам сериала их «обычная» Марина (в исполнении Анны Михалковой) тоже явно симпатична. Да, она торгует девушками, но нам представляют ее в первую очередь как заботливую мать семейства в трудном положении: ее третий ребенок скорее всего родится инвалидом, муж изменяет, старшая дочь прогуливает институт и жестоко тиранит младшую. И именно в тот момент, когда малышка, задувая свечки на именинном торте, загадывает, чтобы новый ребенок не родился, у Марины начинаются неприятности: одна из ее работниц убита «при исполнении», и если труп найдут, то бизнес развалится, и правда выйдет наружу. Отношения Марины с миром построены на лжи. Но лжет не только она — лгут и дочь, и муж, и работники в цветочной фирме-прикрытии, и сотрудницы-проститутки.

В этом смысле отечественное подобие сериала «Во все тяжкие» оказалось куда радикальней своего западного прототипа. Американский учитель химии жил в мире, где моральные ценности оставались на месте: героя любили близкие, внешний мир сохранял гуманность, и переходя на сторону зла, герой понимал, что совершает преступление. В «Обычной женщине» героиня явно выделяется из своего окружения в лучшую сторону. Сомнительным бизнесом (который, как писали в соцсетях, «ничем не хуже прочих») ее заставило заниматься бессилие близких: муж-рохля, свекровь-деспот, дети-эгоисты висят на ней гирей. Да и всё социально деградировавшее общество показано беспощадно и откровенно: тиранствующая свекровь медленно разрушает психику внучки, мстительница-следователь напивается, чтобы не сойти с ума, общаясь с безумной матерью, одинокая медсестра готовится к битве за мужчину — все очень узнаваемо, реалистично, печально.

«Домашний арест»: Наша Russia

Критическим пафосом отличаются и два других сериала — действующие в них лица положительными не назовешь. В «Домашнем аресте», если отрешиться от водевильной веселости жанра, ясно, что не только мэр — ловкий взяточник и глобальный сластолюбец, но и интеллигентная белоленточница, и ее трусливый любовник, и работяга-алкаш со своей семейкой тоже далеки от добродетели, а циничная политтехнолог на кокаине, губернатор-очковтиратель и компания идиотов из ФСБ, уже не говоря про соседку-пенсионерку, — и просто страшны. «Домашний арест» рассказывает о мире, в котором мы живем, как о системе, где всё искривлено. Коммунальное детство героев с его обычаем макать соседей лицом в унитаз не воспитывает нормальных людей.

В центре сериала «Звоните ДиКаприо!» два брата-актера. Про брата-звезду с самого начала понятно, что он моральный урод. Брат-неудачник и его семья поначалу кажутся неплохими людьми — но уже на второй серии задаешься вопросом, кто из братьев еще большая сволочь. Последовательно, серия за серией, зрителям показывают жизнь обыкновенных безнравственных людей, каждый из которых совершает предательство, изменяет, врет, ловчит и нарушает обязательства.

Как уже не раз отмечалось, новый этап развития российского сериального производства связан с авторами, которые привыкли не щадить чувства зрителя, сознательно лишая его привычного и комфортного состояния. Не имея для этого в условиях сериальной эстетики иных приемов, они предлагают привычный для российского постсоветского кинематографа ход — демонстрацию реальности. То есть, чем ближе к жизни, чем реальнее и даже документальней показывают происходящее, тем сериал художественней. Но «показать» у нас давно уже значит «разоблачить». Вскрыть секреты и обманы, обнажить суть происходящего.

И здесь возникает проблема. У нас нет общего языка для массового искусства, нет тех готовых кирпичиков смысла, которые позволяют людям коммуницировать в социальном пространстве. Мы постоянно не понимаем друг друга, не формируем ценностей, вокруг которых могли бы объединиться и согреться жаром наших сердец — зато спорим по каждому пустяку и не в состоянии договориться об оценках.

Нам трудно разобраться в отношениях к персонажам: мы не можем однозначно спроецировать их на реальную жизнь, не различаем означаемого, путаясь в описании означающего. Узнаем мелочи, подробности, детали, но не собираем их в общую картину. Что значит сутенерша в нашей реальности, это позор или норма? Вот ФСБшники в «Домашнем аресте» — они же, считает часть публики, должны были быть самыми главными злодеями — а выходит, они такие же, как все? А как же 37-й год? Другая часть, напротив, недовольна, что доблестные офицеры представлены как идиоты. Начальники дрянь, это понятно, все знают, что чиновники — лихоимцы и взяточники, но вот обычные люди за что? Соседка-пенсионерка почему такая дрянь? А актер-неудачник зачем сволочь, ладно звезда, тем положено…

Сложно и авторам построить экранный мир как целое. За узнаваемыми бытовыми подробностями зияет отсутствие метасюжета. Что мы такое смотрим? Психодраму про местный апокалипсис, где все — грешники, уже очутившиеся в аду? Или это сатира, и где-то за кадром, притаившийся, неузнанный, подразумевается тот самый смех, которых нас очистит и спасет? Или мы оправдаем всех, и в каждом найдем что-то живое, человеческое, достойное стать той луковкой, за которую бабу в рай взяли? Можно выбрать свой ракурс, но это стратегия для авторского искусства, в массовом-то мы должны быть согласны в базовых оценках. А мы не согласны.

Массовая культура, к которой, безусловно, принадлежат сериалы, опирается на народные, то есть простые представления о добре и зле. Этические полюса невозможно объявить относительными, неустойчивыми и мигрирующими. Но уже мы не умеем быть холодными или горячими, мы все время смешиваем.

Поэтому в финале «Звоните ДиКаприо!» Крыжовников вводит библейскую тему Авеля и Каина, по мнению одних, не имеющую отношения к сюжету предыдущих серий, а по мнению других — как раз поднимающую историю обычных плохих людей к обобщениям. Обычная Марина в финале понимает, что стоит в шаге от убийства, что так жить нельзя, но мы не знаем, куда выведет ее это понимание, сможет ли она сопротивляться, или привычно продолжит движение вниз? Новоизбранный мэр, окруженный родственниками, раздал им все посты в городке, что тоже мало напоминает хэппи-энд, зато отвечает народному чувству справедливости.

Проблема с сериалами, в том числе и с этими тремя (которые, безусловно, очень хороши, но только внутри нашей консервной банки, где до сих пор сохраняется, в основном, обличительный рассол, и довольно мало собственно продукта) — в том, что они ничего не объясняют в существе нашей жизни. Попросту говоря, из них не понятно, как мы живем и за счет чего.

Вот в очень успешном сериальном мыле «Слепая» все понятно: муж рубашку гладил и потому с женой поссорился, ведь сказала же ясновидящая, что не мужское это дело — за утюг держаться.

Стриминг в эпоху золотой лихорадки

Лично я в рейтинге трех сериалов на первое место поставила бы «Домашний арест», именно в силу того, что в нем наиболее ясно можно увидеть суть нашей реальности в том виде, в котором ее понимает народный зритель (спасибо тексту Слепакова). Деньги — вот наша скрепа, наш бог, наша идентичность, но в их отсутствии мы можем стать человечней. Семья — это ценность и опора, но она же тюрьма и каторга. Дети — смысл жизни, но они же главный источник проблем и основная обуза. Власть — воры и взяточники, занятые только подсиживанием и борьбой за места наверху, но не нами заведено, не нам и отменять. Сила в деньгах, а деньги в силе. Смеяться можно — это, собственно, нам и остается.

Пока никому (ни авторскому кино, ни массовому, ни сериалам) не удается создать цельную модель того мира, в котором мы живем, потому и дробится и раскалывается его отражение, не выстраивается причинно-следственная связь, не рождаются характеры, отказывает логика. Мне возразят, что искусство постмодерна тем и характерно, что в нем нет цельности и этических ориентиров. На что у меня есть только один ответ: эпоху «пост» мы уже пропустили, а на эпоху «пред» пока только замахиваемся. Но «суда еще не было», как любит повторять герой Павла Деревянко в «Домашнем аресте», когда его называют взяточником. Скажем так: нам уже нравится, как для нас снимают, но хочется большего, в сущности, хочется увидеть на экране нашу идентичность, как она есть, во всей полноте.