Константин Шавловский

25 / 03 / 2010

«За свой рубль не переживай»

Фото — Никита Павлов

— Сергей Михайлович, правда ли, что вы стояли у истоков создания Фонда и даже были чуть ли не главным его инициатором?

— Да, это в том числе и моя инициатива. Изначально речь вообще-то шла не о Фонде. Мы с коллегами обсуждали возможность получения государственной поддержки на трехлетней основе для ведущих киностудий страны. И это необходимый этап в развитии сегодняшней киноиндустрии. Прежняя система распределения денег была плоха для нас в первую очередь своей непредсказуемостью — никто не мог точно знать, на какой из имеющихся в разработке проектов он получит финансирование. Система тендеров очевидно тормозила рынок, она не давала нормально развиваться продюсерским компаниям. Понимаешь, есть такое представление о деятельности продюсеров, что они занимаются сбором денег. Что продюсер — это человек, который собрал деньги, на которые режиссер снимает кино. А на самом деле продюсер, выйдя, конечно, на определенную мощность, занимается в основном развитием своей компании. Съемки фильма — это самое простое. Но до съемок продюсерская компания проделывает огромную работу: ищет идеи, темы, сценарии, сценаристов, режиссеров. Это долгосрочная, планомерная работа. Есть еще авторский кинематограф, но он инициируется режиссерами-авторами. Согласись, странно говорить Ван Гогу, в каком направлении и как он должен цветочек нарисовать. А инициатива в зрительском кино исходит от продюсера. Дальше работает сценарист, который разрабатывает свой вариант, иногда потом его доделывает второй сценарист, третий. Потом приходит режиссер. Образуется равнобедренный треугольник: сценарист-режиссер-продюсер. А то, что внутри этого треугольника, и есть проект. Фильм. И этот проект до запуска претерпевает ряд изменений под давлением всех трех своих оснований. К сожалению, если вернуться к российским реалиям, проекту часто не хватает времени или сил для запуска. И особенно это касается больших проектов. Чтобы сделать даже смету большого проекта, нужно затратить очень много времени и сил, пройти множество тестов — только для того, чтобы просто увидеть какую-то цифру. Крупная по российским меркам компания, которая хочет производить ежегодно, например, пять фильмов, должна еще пятнадцать иметь в разработке. Потому что две трети уйдет: что-то закроется — слишком дорого, или неубедительно, что-то отложится до лучших времен. И вся эта история с Фондом — она дает возможность кинокомпаниям работать так, как они работают во всем мире, а не сидеть и ждать грантов Минкульта. Когда ты не знаешь, что будет: ты, может, получишь поддержку на все свои проекты, а может — ни на один не получишь, или поддержат те два из пяти, которые для тебя самого менее значимы. Логики в этом не было никакой. Собственно, попытка победить эту бессистемность и непредсказуемость и вылилась в основание Фонда. Это просто другие правила игры.

— То есть, вы просто хотели поменять правила игры?

— Видишь ли, в чем еще проблема: в Министерстве культуры существует так называемое «экспертное жюри». Но реальную экспертизу проекты проходят совсем не там, в кабинетах, а здесь, в продюсерских компаниях, которые постоянно снимают фильмы, выпускают их и получают те уроки, которые пока еще дает нам наш маленький и жесткий рынок. Соответственно, продюсеры лучше всех знают, чем заниматься стоит, а чем не стоило бы. Вопрос выдачи денег — это вопрос экспертизы. В зрительском кино экспертом является тот, кто рискует на рынке. И, чтобы повысить эффективность рынка, нужно дать деньги студиям, которые занимаются не выпуском какого-то конкретного фильма, а разрабатывают проекты. Проект — это вообще самое дорогое, что есть в киноиндустрии. На его поиски по всему миру отряжают армии читчиков сценариев, рисерчеров, скаутов и т.п.. И это большая, тяжелая работа. Тонны словесной руды, о которой писал Маяковский. И если после проделанной над этой рудой работы проект не находит господдержки (в то время как продюсер оценил его как стоящий), то это «кособочит» всю индустрию.

Фото — Никита Павлов

— Я вот вас слушаю, слушаю. Кажется, понимаю, и точно сочувствую всему, что вы говорите. Но не могу взять в толк одной вещи: для чего нужна государственная поддержка коммерческому кинематографу?

— «Коммерческий» — это просто название. Слово. У нас маленький рынок, никакого коммерческого кино нет, оно все — убыточно. За редким исключением 2 раза в год.

— А если деньги распределить не между фильмами, а между продюсерами, то рынок шире от этого станет, что ли?

— Конечно, станет шире. Но не в смысле количества кинотеатров, а в смысле количества выпускаемых на большой экран проектов. Деньги раширят рынок, потому что бюджетные деньги — существенная часть этого рынка. Особенно после кризиса. А из-за всей этой непредсказуемости, из-за бюракратического зазеркалья, некорректности экспертизы, от которой зависело, получит проект поддержку или нет, большая часть фильмов, выпущенных при поддержке Министерства культуры, не выходила на экраны, не попадала на фестивали и даже двд-проката не имела. Это были фильмы-призраки, мертвые души. Не в том смысле, что их физически не было снято — к сожалению, были, — но единственная их социальная роль была в том, чтобы занимать строчку в министерских отчетах. Не считая зарплаты съемочной группы, конечно. Надеюсь, что теперь, в новой ситуации, неудачи будут все-таки не такими стыдными.

— А можно я как дурак с мороза зайду и спрошу. Вот я налогоплательщик, честно плачу налоги, то есть у меня отрезают какие-то деньги в пользу бюджета: на воепром, на социалку, и на все прочее вплоть до новообразовавшегося Фонда. Только если с военпромом и социалкой мне все ясно, то вот почему нужно сначала дотировать коммерческое кино, а потом еще голосовать за него рублем — мне невдомек.

— Ну, роль своих-то денег в бюджете страны не преувеличивай. В отличие от многих других стран, у нас, к сожалению, налоги, собираемые с физических лиц, очень мало влияют на формирование бюджета. А за свой рубль не переживай — хочешь, я тебе его отдам? Ну, не рубль, конечно — копеек десять, наверное, а может даже и меньше. Ты опять упираешь на слово «коммерческое», что, на мой взгляд, просто глупо. Зрительский кинематограф — такая же часть культуры, как и арткино. И кинематографическая держава, которая сегодня прекратит поддерживать свою кинематографию, будет выглядеть довольно странно. Поддержка во всех странах осуществляется по всему спектру национальной кинематографии — дебюты, арткино, зрительское кино, документальное, анимационное. Речь идет о развитии рынка, без которого любое кино — авторское, зрительское, документальное — имеет намного меньше шансов быть снятым и показанным.

— Все равно я не понимаю, почему мы не поддерживаем другие области культуры, книготорговлю, например. Почему дают деньги Сокурову или Герману, я понимаю — их фильмы изначально убыточны. А почему нужно финансировать «Стиляги» и «9 роту», условно говоря, мне ясно не до конца. И я задаю эти вопросы только потому, что я слышал, что упор в деятельности Фонда будет делаться на коммерческий кинематограф.

— Ну, да мы меряем зрительское кино количеством зрителей его посмотревшим. К арт-хаусу это не относится. Но хороший зрительский жанровый фильм сделать вообще-то намного сложнее, чем арт-фильм.

Фото — Никита Павлов

— «Крестный отец» или «Брат-2» сделать, действительно, непросто. А вот «Самый лучший фильм», по-моему, не слишком трудно.

— Если рассматривать «Самый лучший фильм» как продукт многолетней деятельности команды «Камеди клаб», то вообще-то парни долго торчали в ящике и пробивались к своему зрителю, набирали очки — была проделана колоссальная работа. Успех фильма — это ее следствие. Думаю, подобная картина без бренда «Камеди клаб», без любимых артистов не прожила бы на экране и двух дней. Но тоже самое было в советском кино, срабатывали такие «побочные» механизмы, и лидерами проката становились посредственные картины. Взять хотя бы «Пиратов XX века» — очень неряшливый фильм, который собрал огромную кассу, просто потому что Еременко показал впервые на экране полузапрещенное тогда еще каратэ. Но еще раз говорю, хороший зрительский фильм сделать намного труднее, чем артхаус. Даже вот такую «фишку» поймать, как каратэ в «Пиратах…» — это уже очень сложно. Ведь могло и не сработать, зритель-то непредсказуем. И если ко мне приходит инвестор, который хочет вложить деньги в какой-то проект, первое, в чем я его убеждаю — что он должен полюбить убытки. Должен иметь мотивацию выше, чем просто заработать — иначе можно в кино не приходить. Это не значит, что заработать нельзя. Просто результат, даже при огромном штате рисерчеров, лучших звездах, опытнейшего режиссера и рекламы на Первом канале — никто не гарантирует.

— Так и я не говорю, что коммерческое — это обязательно плохое кино. Просто есть опасение, что перекос в сторону «зрительского» кино не слишком хорошо скажется на кинематографе. Ведь лучшее, что нам пока удавалось, это именно авторское кино, и успехи последних лет на фестивалях, образование «новой волны» — все это может потонуть в преувеличенно бодрой попытке строить «русский Голливуд» с назначенными «сверху» студиями-мейджерами. Да, кстати, а вот эти деньги, 250 млн руб. — они возвратные?

— Система возврата пока находится в стадии разработки.

— А фильмов сколько должно быть снято?

— Не меньше трех в год.

— А что, например, сегодня делать дебютанту? Дебютанту-режиссеру и дебютанту-продюсеру? Куда идти?

— Можно к нам, можно в Министерство культуры, где в следующем году будет бюджет на игровые дебюты. Вообще, у всех — не только у дебютантов — как это ни странно звучит, стало больше шансов. И ровно в девять раз. Раньше был один адрес, куда приходили все — и дебютанты, и ветераны. Теперь адресов стало девять.

— То есть, на эти деньги вы, условно говоря, и дебюты можете запускать, и анимацию, и документальное кино?

— Пару дебютов мы обязательно запустим. Документальным кино я не занимаюсь, и наверно, не буду. Хотя если бы захотел — то, наверное, смог бы его запустить.

— Все ли из тех, кто инициировал создание новой системы, получили поддержку?

— Знаешь, не было же списков и сходок, ночных бдений. Это же не очередь на холодильник или квартиру занимать. Был довольно долгий диалог продюсеров с Минкультом и с более высокой властью. Мы просто объясняли, говорили, убеждали, что состояние рынка требует более планового подхода. И у каждого были мысли свои, ими делились, это естественно. Не было двадцати поручиков, которые собрались при свечах и решили устроить передел. Это же не заговор, в самом деле. Да, кроме стабилизации рынка, новая система финансирования — это еще и новая степень прозрачности. Игроки, получившие деньги, несут ответственность — ты гарантируешь именем своей компании, что фильмы будут сделаны максимально качественно. И ты вкладываешь свои деньги — по условиям контракта, не меньше 30%. То есть я должен буду к $8 млн еще $3 млн своих доложить. На практике будет больше, я думаю. И это только производство, а есть еще выпуск в прокат. Так что эти деньги — никакой не подарок, они не с неба падают, это большие риски. Я, конечно, не хочу прибедняться, но не согласен с тезисом: о, дали денег парням, значит, они уже заработали. Не заработали, а взяли на себя обязательства добавить к ним еще денег и выпустить каждый по три фильма. Это серьезно.

Фото — Никита Павлов

— Какие-то компании, попавшие в киновосьмерку, не вызывают никаких вопросов, а про какие-то очень хочется спросить — почему именно они? По озвученным Фондом параметрам: долгожительство на рынке, количество успешных фильмов и прочее…

— Ясно, что нет списков без вопросов. Критика тут неизбежна. Мне он кажется убедительным. Но смотреть нужно будет по результатам.

— А что делать игрокам, которые не вошли в новый продюсерский пул? Например, Сигле? Или Борисевичу?

— Может быть, кто-то не попал в список зря, а кто-то зря туда попал, но в целом, повторюсь, список у меня возражений не вызывает. Возможно, будет ротация. Я вот запущу через полгода большой проект, потом два года буду его делать — вот и все, пройдет мой срок. Кино, к сожалению, искусство долгосрочное. А сроки, на которые выдаются деньги — они не большие. Для Борисевича и Сигле, которые занимаются производством арткино, останется Минкульт. А потом они также смогут войти в копродукцию с любой из компаний, получивших господдержку. Возможно, в дальнейшем и Фонд будет выделять деньги под интересные проекты. Вообще, договориться с Фондом, как мне представляется, будет проще из-за большей гибкости структуры: есть интересный проект — неси и убеждай.

— Вы собираетесь вступать в копродукцию с теми, кто не попал в заветный список?

— Естественно. Я хочу и готов. Также, как был готов и раньше, но сейчас на мне даже лежит дополнительная ответственность. Я ее, во всяком случае, ощущаю.

— Говорили еще, что деньги будут выделяться на патриотическое кино. Будет ли в Фонде «смотрящий» за патриотизмом? Или все отдадут на откуп продюсерам?

— Пока не было таких разговоров. И тупого такого решения этого вопроса никто не предлагал. Да, идет какой-то диалог — не только с властью, но и с обществом. Общество хочет получать что-то — давай назовем это что-то словом «позитивное». И ясно же, что в самом понятии «патриотичное кино» плохого ничего нет. Неприятно, когда на этом спекулируют. «Белорусский вокзал» или «Баллада о солдате» — это патриотичное кино. Как и фильм «Брат» — я так считаю, во всяком случае. И сегодня хороший детский фильм, по-моему, может быть патриотичным — просто в силу факта своего появления. Ты же прекрасно понимаешь, что патриотичное кино — это не обязательно штампы пошлые и легенды о славных делах в нашем прошлом. Почему ты думаешь, что люди, которые создали Фонд, так уж сильно отличаются от тебя? Там же не идиоты сидят. И диалог возможен. Вообще, любой гражданин, если у него есть деньги и возможности, может прийти и сказать: снимите про меня, вот моя история, а вот чемодан денег. И это может быть действительно крутая история. Но от заказчика требуется одно: он должен доверять художнику.

— А у нас государство доросло до этого доверия?

— Слушай, мне надоел этот разговор. Ты мыслишь штампами, которым больше 20-ти лет и которые уже давно не актуальны. Ты хочешь, чтобы тебя вызвали и сказали: так, значит, гражданин Шавловский, вот вам сценарий, вот ресурсы, идите, снимайте. Заставят, сделают, скажут… нет такого ничего. Конечно, за деньги можно найти кого-то, кто сделает что угодно, но тот ли это будет человек? Тот ли это будет продюсер? У ведущих продюсеров, наверное, какие-то другие мотивации. И уж во всяком случае сорвать миллион долларов с проекта — не мотивация. Если есть идеи… Вот у меня был разговор с одним из представителей Союза предпринимателей: хотелось бы сделать фильм про бизнесменов… Тебя это напрягает?

— Нет.

— Ну можно, конечно, похихикать, что они не так что-то говорят, не умеют формулировать, но ведь есть люди, которые что-то реальное сделали, заработали своим хребтом. И потом, если человек разумный, ему можно объяснить, что история о том, как хороший банкир не взял взятку и провел платежку — это неинтересно. Что нужно как-то иначе. А вот есть фильм «Красотка». Жесткий бизнесмен меняется от любви. Успешный, зрительский фильм, который устраивает всех — зрителей, бизнесменов, критиков. Естественно, такое кино сделать очень сложно. Но вопрос госзаказа — это вопрос твоего отношения к заказчику. Если ты хочешь его «объегорить», снять фуфло за миллион, то у тебя кроме фуфла ничего и не получится. А вообще, это все скучные разговоры: Фонд, деньги, деньги, Фонд, госзаказ… Понимаешь, деньги — это инструмент. Сценаристов нет, режиссеров нет, нет идей — вот настоящая проблема, о которой надо говорить и которую нужно решать. И когда над решением этой проблемы думают в девяти местах достаточно опытные люди — это повышает эффективность. И ровно в девять раз.

Получать рассылку «Сеанса»

Leave this field empty if you're human:

Читайте также

• 

  Как сберечь — нет ли средства, нет ли, нет ли, есть ли...

• 

  Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана

• 

  Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»

• 

  Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда

• 

  Будто в будущее — «Мейерхольд. Чужой театр» Валерия Фокина

• 

  Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо