хроника
Никита Смирнов
Никита Смирнов

Сеанс-дайджест №120

90 лет Клинту Иствуду. — Коппола о звуке в «Октябре». — Пол Шредер о первом антигерое в кино. — Сафди и Астер о раннем Скорсезе. — Как бицепсы Сталлоне стали политической порнографией. — Рефн, Феррара и Айс Кьюб советуют кино. — «Дау» и проблема ацентризма.

Фильмы проекта «Дау» не будут выходить как минимум до осени — вероятно, это решение авторов, отменяющее предыдущее решение авторов, продиктовано фестивальными планами. Тем временем — на «Кольте» два интервью о «Кате Тане» с исполнительницами заглавных ролей, а также рассуждения историка философии Ури Гершовича о проекте Ильи Хржановского.

«Роль режиссера радикально меняется, он становится тем, кто предлагает „платформу“ (мир) и обслуживает игру, но не диктует. В театре подобные опыты известны. Сошлюсь на проекты Б.Ю. Юхананова. В них мы видим попытку создать ацентричный процесс, попытку выйти за пределы модернистской эпистемы, не скатившись к ширпотребному постмодерну.

Проект „Дау“ организован именно таким образом. С использованием средств кино в таком масштабе ничего подобного, как мы понимаем, не предпринималось. Сложность и острая напряженность этого проекта в том, что в качестве „платформы“ ацентричной игры был выбран предельно центрированный мир тотального института (в смысле, который придает этому термину Эрвин Гоффман) как воплощение тоталитарного режима. К чему приведет это столкновение? Какого рода смыслы будут получены? Этого, наверное, не знали изначально и сами создатели».

● ● ●

90 лет Клинту Иствуду — почитайте перевод материала на «Кино ТВ». Ему дюжина лет, но ведь и Иствуду уже сколько дюжин.

«Ковбои, копы, солдаты, боксёры… Когда я наконец встречаюсь с Иствудом в безвкусном люксе в „Уолдорф Астория“, мне трудно отрешиться от его образа как воплощения всего самого маскулинного и стоического. Он одет соответственно, в потёртую кожаную куртку, коричневые брюки и бежевую полосатую рубашку-поло. Он — один из немногих мужчин-знаменитостей, которые в жизни выглядят такими же высокими, как на экране. Разумеется, у него крепкое рукопожатие. Поэтому для меня приятная неожиданность — обнаружить, что Иствуд решительно отказывается принимать себя всерьёз. Почти сразу, как я вхожу, он чихает».

И отдельно рекомендуем текст Марии Бессмертной в «Коммерсанте» о юбиляре:

«Несколько лет назад у Клинта Иствуда в интервью спросили, какой эпизод из его собственной жизни, по его мнению, достоин фильма. Переждав смех интервьюера, Иствуд ответил: „Когда мне был 21 год, самолет, на котором я летел, потерпел крушение над Тихим океаном, и мы с пилотом проплыли около трех километров, чтобы спастись. Возможно, этот случай, но не уверен. Крушение происходит очень быстро, а плывешь долго и скучно. Так себе история. Но больше ничего вспомнить не могу“. Этот принципиально антианекдотический ответ — превосходная иллюстрация представлений Иствуда что о жизни, что о кино».

● ● ●

На Vulture люди в возрасте — дирижеры, артисты, танцоры — говорят о том, что осознали в период карантина. Среди опрошенных есть Патрик Стюарт и Уильям Шетнер, но мы обратим внимание на танцовщицу, хореографа и экспериментального режиссера Ивонн Райнер, в 1970-е снимавшую фильмы в пандан текстам Лоры Малви.

«Когда я только начинала танцевать, моя мать дала мне кое-какие деньги, и на них я оплатила три занятия в конце 50-х или начале 60-х. Моим первым учителем танцем была Эдит Стефен. У нее была студия на пятом этаже дома в Виллидж, и моя подруга, музыкант, брала там уроки. И уже на первом занятии всё получилось. Я не задумывалась о своих физических пределах — это была просто лихорадка от осознания: это моё. После я отправилась учиться к Марте Грэм, к Мерсу Каннингему, много занималась балетом, хотя у меня не было должной растяжки. Я стала хореографом лишь потому, что знала: никто не примет меня в труппу с моими особенностями — длинным торсом и короткими ногами

Если говорить о пространстве, эта [социальная] дистанция в шесть футов создает новую хореографию публичного взаимодействия. Ты должен осознавать свое тело в пространстве, соблюдать формальности, держаться на расстоянии от людей, не позволять себе прикосновения, не обниматься, как привык, с друзьями. Это совершенно иная телесность, которую ты принимаешь в борьбе с невидимым противником».

● ● ●

Пол Шредер — это по-прежнему необходимое чтение на карантине. Сообщает, что показывал дочери «Хада» с Полом Ньюманом, и пришел к выводу, что это первый антигерой без обиняков в современном кино.

«И до него было много несовершенных протагонистов, но там всегда присутствовало разъяснение: воспитание, социальная ситуация, заслуженное им наказание, любящая девушка, возмездие, раскаяние, наказание. У Хада ничего этого нет. Он просто паршивая отца (пускай и с харизмой). Он не проявляет сострадания, его не заботят другие, в нем нет чувства справедливости и его последний жест в последнем кадре высмеивает даже зрительскую о нем заботу».

● ● ●

Журнал Cineticle усилился в прошедшую неделю несколькими материалами — даем ссылку на перевод беседы Шанталь Акерман с Жан-Клодом Бьеттом.

«Шанталь Акерман: Компьютер высвободил мои воспоминания о школе. Я панически боюсь школы, я её бросила в четырнадцать лет. Я знала, что хочу снимать кино, а в Брюсселе в тот момент открылась киношкола, в которую я мечтала поступить, несмотря на возраст. В конце концов, мне удалось в неё поступить. В этой школе кумиром был Ален Рене, а у меня возникло желание снимать кино, благодаря „Безумному Пьеро“. Я никогда не слышала о Годаре, я ничего не знала о кино, мне просто понравилось название. И я этот фильм так обожала, что долго не могла смотреть ничего другого. Я ничего не смотрела, потому что искала только „Безумного Пьеро“, как ищут возлюбленного в толпе. Годар всегда меня стимулирует, возможно, мы с ним сходимся во взглядах на духовное.

Жан-Клод Бьетт: Я читал „Кайе дю синема“ в конце 1950-х годов, и часто ходил в Синематеку на улице Ульм, смотрел Эйзенштейна, Бергмана… Однажды, в 1959-м, я посмотрел „Женщину на луне“ (Frau im Mond, 1929) Фрица Ланга, влюбился в него и понял, что буду снимать кино. Потом уже я пересмотрел все его фильмы, и он для меня всегда будет одним из любимых режиссёров. Я учился на отделении филологии в Сорбонне, но проваливал все экзамены. Я был очень плохим студентом»

● ● ●

Виктор Зацепин написал портрет Винсента Прайса, и какой это портрет!

«Прайс родился в семье зажиточного торговца сладостями. Впоследствии переигравший множество аристократических ролей, уже в отрочестве он проявил интерес к искусству. Первый рембрандтовский оттиск он купил в рассрочку в 12 лет (и полгода выплачивал кредит в $40), а во времена студенчества нашел в лесу несколько предметов древности и таким образом случайно открыл старое индейское кладбище. В 1935 году он стал выступать на сцене и вскоре оказался в ансамбле уэллсовского театра „Меркьюри“ — в одной обойме с Агнес Мурхед и Джозефом Коттеном. Впрочем, его молодые годы в Голливуде не были непорочными — до войны Прайс симпатизировал Гитлеру, а позже поддержал антикоммунистические черные списки».

● ● ●

А вот тема, нашедшая своего исследователя: Имоджен Сара Смит написала текст о женской походке в кино, о том, что в ней кодифицировано и как режиссеры, мужчины и женщины, могли воплощать это действие на экране.

«Антониони писал: „Я нахожу женскую чувствительность самым точным фильтром, с помощью которого я могу выразить то, что мне надо сказать. В эмоциональной области мужчина почти никогда неспособен ощутить существование окружающей действительности“. В „Ночи“, муж Лидии Джованни (Марчелло Мастроянни) — признанный автор, окунувшийся в сомнения и апатию — типичный для режиссера мужской образ, ощущающий свое право быть поглощенным своей персоной, правое на сексуальный оппортунизм, подчеркивающие то, насколько он слабый, невзрослый и потерянный. Ему и прочим недостает женской способности быть одной, чистоту и прямоты их отношений с окружающей средой. Мужчины откликаются на отдаление бесцельной, но исступленной хваткой, словно насекомые, бьющиеся о стекло; женщины же могут просто отправиться на прогулку, позволяя действительности соприкасаться с ними и волнуя своим движением воздух».

● ● ●

На «Ленте» интервью с героическим Скоттом Эдкинсом, который однажды сыграл условно русского персонажа Юрия Бойку, и теперь вынужден то и дело доставать дурацкий акцент для других ролей.

«Поймите меня правильно, я очень Бойке благодарен — это ведь он по сути принес мне известность и по-настоящему запустил мою карьеру. Но я реально адски устал от того, что из-за него мне долгое время предлагали играть исключительно русских злодеев. И это при том, что сам Бойка в „Неоспоримом 3“ из антагониста превратился в протагониста, раскрылся с более сложной стороны. Но так, опять же, устроена индустрия. Стоит ей заметить тебя в каком-то одном образе, как она тут же пытается тебя загнать в эти рамки раз и навсегда. А если тебе предлагают и не русского персонажа, то непременно кого-нибудь из Восточной Европы. Я не раз предлагал в ответ: „Может, я ирландский акцент попробую. Или южноафриканский“. Не-а».

● ● ●

Кое-что о милитаризме Рэмбо.

«Мы знаем, что государство опять всадит ему нож в спину. Его патриотизм словно абьюзивный брак, из которого он никак не выпутается. Но что Сталлоне должен играть в „Первой крови 2“? В первой это был принцип. Теперь уже — поза, отношение. Фильм переправляет его внутреннее кипение в экшн. Его выпуклое, жилистое тело, с одной стороны, подобно гримасе ненависти. С другой — ну кого я тут пытаюсь одурачить? Это фильм из тех, где крупный план шумящего реактивного двигателя сменяет еще более крупный план напряженных бицепсов Сталлоне. Камера скользит от плеча вниз по руке, натачивающей нож. В этот момент он — мачо на пике формы. Полгода спустя мы увидим его в эпизоде зимней тренировки из „Рокки 4“, где он будет заниматься самыми нелепыми физическими упражнениями, когда-либо снятыми на пленку. Фильмы со Сталлоне стали вторым и третьим среди самых кассовых в 1985-м. Смешно, если задуматься. Ведь грубо говоря, фильмы про Рэмбо — это национальные трагедии страны, пожираемой сексуализированным джингоизмом, также как и альбом Брюса Спрингстина Born in the U.S.A., главный хит того же года. Телесность Сталлоне, трюки, нескончаемая резня превратили блокбастер в порнографическое политическое событие, а Сталлоне — в перманентное заблуждение об американском превосходстве».

● ● ●

После восьми сезонов завершился сериал «Родина» об агенте ЦРУ Кэрри Мэтисон. Режиссер 25 эпизодов, включая финальный, Лесли Линка Глаттер рассказала, как порой трудно и необходимо быть проще:

«Когда меня попросили снять второй сезон, я была взволнована. Потом прочла сценарий, и со мной приключилась паническая атака. Потому что там было 40 страниц текста в одной комнате. Я подумала: „Боже мой, что мне сделать, чтобы это смотрели с интересом?“ А потом поняла: „Окей, здесь отличная драматургия, а в комнате со мной будут Клэр Дэйнс и Дэмиэн Льюис“. Когда я освоила все повороты в этой сцене допроса, то почувствовала себя счастливейшим человеком. Работать с этими двумя актерами, придумывать, как они будут принимать важные эмоциональные или тактические решения — невероятный опыт. Вам не удастся ничего скрыть, когда у вас 40 страниц действия в одной комнате, вы не станете причудливо двигать камеру. Ключ в том, чтобы освоить эту сцену, довериться силе замечательной актерской игры и сценария. Помню, как Майкл Куэста сказал мне: „Не бойся быть простой“. И я подумала: „Лучше и не скажешь, когда человеку предстоит снимать такую сцену“».

● ● ●

Николас Виндинг Рефн рекомендует фильмы со своего (бесплатного!) стриминга диковин — на сайте газеты «Гардиан». Относитесь со всей предосторожностью, поскольку ранее режиссер признавался, что смотрит далеко не всё, что попадает на его собственный сайт — этим занимаются специально обученные люди. По ссылке можно почитать и других респондентов: Брук Шилдс, Айс Кьюб и Абель Феррара среди прочих.

● ● ●

Стриминг Mubi пережил основательное переформатирование: теперь здесь есть постоянная библиотека, а не только вечная карусель из тридцати фильмов, сменяющих друг друга день за днем. Можно пройтись по каннским призерам разных лет, организовать себе ретроспективу Варда, Маркера или Кесьлёвского. Да что там, нужно — например, к первым дням июня подойдет маркеровский «Без солнца».

● ● ●

Фрэнсис Форд Коппола о том, как бесповоротно на него повлиял «Октябрь» Эйзенштейна.

«Я буквально мог слышать, что происходит: стрельбу пулеметов, несущиеся толпы. Хотя это был немой фильм. Я слышал всё это благодаря искусству монтажа. Разумеется, этот человек создал и продемонстрировал само это искусство, о чем я не знал. Я был просто ошеломлен, я вел себя так, как предполагала картина, я переживал за тех, за кого требовалось — но главное, что я всё слышал».

● ● ●

Считайте, что это первое эссе о «Доводе» Нолана: оригинальный трейлер обратили задом наперед, сохранив оригинальную звуковую дорожку.

● ● ●

Две интенсивные минуты: Ари Астер и братья Сафди говорят о доке Мартина Скорсезе Italianamerican (1974) о его собственных родителях.

● ● ●

Начался глобальный кинофестиваль We Are One, расписание показов и небольшой гид можно найти на сайте «Искусства кино».

● ● ●

Проведите десять хороших минут на «Пилигриме» за просмотром «update/delete» Алексея Ильина и Григория Калинина. О фильме коротко писал Василий Степанов: «Удачная попытка рассказать о том, что кино никогда не начинается и не заканчивается там, где ему положено. О том, как монтаж ежесекундно обкрадывает нас, отделяя мнимо важное от мнимо неважного».

● ● ●

А вот новый короткий метр Let’s Get Lost прямиком с Манхэттена, названный вслед за песней, которую всегда так хорошо исполнял Чет Бейкер. Это дебют Сэма Стиллмана, человека из кружка Сафди — тут и оператор их, Шон Прайс Уильямс. И, как говорится, it shows.

● ● ●

Герман, Михалков, Звягинцев, Сокуров — в разговоре Николая Солодникова с Виталием Манским (под звон бокалов).

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить