Иван Дыховичный
Чуть ли не единственный из «десятки», чей имидж не законсервирован и оставляет резерв для новых метаморфоз. Его жизнь в искусстве напоминает сериал. Сначала Дыховичный предстает актером Таганки, другом и соучастником концертов Высоцкого. Затем становится создателем формально-изысканных короткометражек, в которых проглядывает родство с русским модерном, и вместе с тем — со сталинским классицизмом. Далее следует «Черный монах» — интроспекция авторского мира, яркий экземпляр альтернативного кино, возникшего на руинах соцреализма и загнанного в тупик новой социокультурной ситуацией. Наконец, Дыховичный снимает «Прорву» назло врагам и на зависть более юным «постмодернистам» — картину, сразу становящуюся культовой для круга поклонников Гринуэя и прочих ценителей необарокко.
Незаурядность этого автора и его особое положение в нашем кино были очевидны с самого начала, как и его способность раскалывать пополам киношное сообщество (о публике не говорим) на исполненных энтузиазма фанов и столь же рьяных недругов. Все это без программного мессионизма, непроизвольно, словно не желая того. Человек обаятельный, светский, широкий, волей судьбы он оказался на острие специфически внутриклановых коллизий, в которых спутались ревнивые профессиональные комплексы и болезни с личными отношениями; концепции — со вкусами и пристрастиями; образ жизни — со стилем жизни.
Разрешить эти сугубо российские противоречия должна была, как всегда, Заграница. Что она и сделала довольно решительно. «Прорва», произведенная в финансовом альянсе с французами, расколола и западную фестивальную тусовку, но в иной пропорции. Большинство сочло фильм маньеристским (что верно) и одновременно — конформистским (что абсолютно несправедливо, исходя из российского контекста). Особенно странно, что даже наши бывшие друзья из соцстран проявляли скептический буквализм и удивлялись: а где же сталинские лагеря? почему все поют и танцуют? Чуть меньше вопросов задавали в Америке — там картину проглатывали как экзотический русский мюзикл с немецкой актрисой. Экзальтированная Уте Лемпер прочертила еще одну линию раскола. Некоторые немцы признавались, что полюбить «Прорву» им помешала именно она — которую в декадентствующей России приняли за свою.
Дыховичный еще со времен «Черного монаха» (приз за изобразительное решение в Венеции и приз Жоржа Садуля) имеет в Европе, особенно во Франции, реноме перспективного автора, который пока не до конца раскрылся. Ему наверняка дадут возможность еще раз испытать себя в копродукции. Не исключено, что результат будет для многих неожиданным. Дыховичный доказал, что способен меняться и извлекать уроки. Единственное, что мешает ему стать триумфатором по обе стороны бывшего железного занавеса — ощутимая в этом человеке двойная жизнь, отсутствие грубой и резкой доминанты.
Интеллектуал и комедиант, художник и плейбой, советская родословная и западная ориентация, салонный изыск и китч уживаются столь интенсивно и плотно, что произведениям этой жизни не хватает воздуха. Но с каждым фильмом Дыховичный отвоевывает у нее новый глоток свободы.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино