Геннадий Устиян
Геннадий Устиян

Роковое влечение


Я очень рад, что живу в такой раскрепощенной стране, где высшую кинематографическую премию дают картине, чей широкий прокат (и, соответственно, всенародный успех) невозможен по определению; где главным достижением киногода объявляют фильм, на кассете с которым дистрибьютеры пишут что-то вроде «такой патологии вы еще не видели» или «ни в коем случае не смотрите с родителями». Все равно как наградить «Оскаром» «Автокатастрофу» Дэвида Кроненберга или «Счастье» Тодда Солондза: этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Поклонником Алексея Балабанова я никогда не был. Мне решительно неинтересен «Замок» (а вы когда-нибудь видели пристойный фильм по Кафке?) и уж тем более «Брат»: снимать кино про современного киллера — затея банальная до непристойности, а кроме того — чудовищно инфантильная и провинциальная. Гангстерское кино сегодня возможно лишь как ретро, а успех
в Америке фильмов Джона Ву подтверждает, что тема «киллер с нашего двора» проходит только по унизительному разряду экзотики.

«Про уродов и людей» — первый фильм Балабанова, о котором я могу сказать: это кино
мне на самом деле нравится. Строгое, даже скованное по форме — и очень свободное
по содержанию. Физиологически отталки­вающее и привлекательное — в равной степени. В нашем кино, безнадежно
отставшем от жизни и предлагающем
выбирать между идиотским мусором
и многозначительной жижей, появился режиссер, способный убедительно соединить авторство с коммерцией.

На самом деле «Уроды…» — явление
приличной поп-культуры, которую многие в нашей стране почему-то путают с трэшем, но которая и есть пресловутый «современный хороший вкус».

Не понимаю, почему разговоры об этом фильме неизменно вертятся вокруг секса
и патологии. Конечно, кино начиналось
как пип-шоу, и с этим уже ничего не поделаешь. Но ни одной полновесной и самоценной сексуальной сцены в фильме Балабанова нет: обнаженка здесь вполне умозрительна и предъявлена на плоскости монохромных фотографий.
Эти женские задницы начала века благополучно разошлись по самым респектабельным альбомам эротического искусства: все мы взрослые люди и давно договорились,
что ягодицы при опреде­ленном ракурсе
и освещении — эротичны. Ни разу не возникло ощущение, что Балабанов намерен меня шокировать или эксплуатирует мои чувства, демонстрируя то, что принято называть «извращениями» (если в принципе может быть «извращением» какое бы то ни было проявление человеческой сексуальности).

В этом фильме о подавлении и принуждении — психологическом и телесном — нет ни одного монстра. Отвратителен яйцеголовый Виктор Иванович, подручный порномейкера Иогана,
но он существо угнетенное, а значит — жертва. И сам порномейкер, расчетливо использующий весь мир в своих целях и отплывающий в финале на льдине в никуда, оказывается жертвой безумной няни, от которой он зависим с младенчества. Следствием этой зависимости и стал его вуайеризм: для Иогана наиболее приемлемой формой сексуальной жизни является лицезрение карточек с изображением легкого садо-мазо.

Он подсознательно стремится убежать из зябкого настоящего в уютное детство —
заповедный мирок иллюзий (прежде всего — иллюзии собственной безопасности).
Вот почему так сладостно для него наблюдать за поркой: тем самым он сводит счеты
с несбывшимся, перекладывая на других собственную вину. Вот почему именно он, Иоган, безжалостно крушит две образцовые и благополучные семьи — два маленьких рая-для-себя, где добропорядочные дамы и господа надеялись схорониться от стылой реальности.
Тот и другой парадиз рушатся трухлявыми карточными домиками, и для их обитателей —
из числа сумевших выжить — начинается другая, реальная жизнь, где есть секс, жестокость, месть, ненависть и воспоминания.

Единственное что: Лиза, пережившая крушение иллюзий и собственный личный ад, должна была вроде выйти из этой истории совершенно другой: через ад не проходят бесследно —
а ведь она через него прошла. Балабанов почему-то хочет представить ее жертвой, которая за собственные деньги просит наемного садиста ее как следует отстегать. Извините, не верю. После подобных стрессов люди так твердеют, что устраиваются в жизни получше. Если бы Лиза в финале была окружена молодыми красивыми поклонниками, которые щедро оплачивали бы свое право стегать ее плетьми, это выглядело бы куда убедительнее.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить