Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
На Netflix — многосерийная экранизация бестселлера Патриции Хайсмит о неуловимом Томе Рипли. Шоураннер и режиссер — Стивен Зеллиан, известный по «Списку Шиндлера», «Ирландцу» и сериалу «Однажды ночью». О том, как великий американский сценарист перенес на экран великий американский роман, рассказывает Игорь Кириенков.
Спустя две недели после релиза приходится признать, что «Рипли» не стал сериалом-событием. Все выглядит так, что роскошную, пусть временами и несколько изнурительную экранизацию негромко слили: ни тебе широкого маркетинга, вирусных тик-токов, сколько-нибудь оживленного обсуждения в соцсетях. Это поразительно — учитывая культовый статус Эндрю Скотта (может быть, даже слишком очевидный выбор на роль социопата с непроницаемой сексуальностью) и общую одержимость экранизацией с Мэттом Дэймоном, Джудом Лоу и Гвинет Пэлтроу, внезапно ставшей одним из нетфликсовских хитов ковидного лета 2020-го.
Ну и хорошо.
Сила этого холодноватого сериала в почти нарочитой противоположности солнечным, сексуальным, гедонистичным картинам Мингеллы и Клемана
Да, возможно, теперь будет труднее запустить продолжения (одно время шоураннер Стивен Зеллиан мечтал о пяти сезонах — по книге на каждый). И сам жанр неспешного, внимательного к деталям, интеллектуального и вместе с тем вполне развлекательного телевидения (на ум, в первую очередь, приходит финчеровский «Охотник за разумом») снова не смог доказать свою финансовую состоятельность: судя по открытым источникам, «Рипли» кое-как держится в топе Netflix в родной Скотту Великобритании, и только. Но именно сейчас, в поп-культурном вакууме, вокруг классической, но совершенно неразработанной intellectual property — за шестьдесят с лишком лет вышло всего пять не связанных друг с другом фильмов, никто не играл главного героя дважды, ни один режиссер не продвинулся дальше третьего тома — может сложиться тихий, почти катакомбный культ, что куда лучше соответствует духу этой странной книги и мировосприятию ее не менее странной создательницы.
И мы неизбежно риплизируемся
Именно экранизацией сознания Хайсмит и занимаются Зеллиан с оператором Робертом Элсвитом. Редкий, хоть и не беспримерный случай, когда оператора хочется назвать полноценным соавтором. Не в том смысле, что пожелавший себе другой, более счастливой участи имморальный провинциал Рипли — это и есть Хайсмит (хотя, конечно, это и есть Хайсмит). Сила этого холодноватого сериала в почти нарочитой противоположности солнечным, сексуальным, гедонистичным картинам Энтони Мингеллы и Рене Клемана, в том, как убедительно создателям удалось передать одновременно фетишисткую и нигилистическую оптику писательницы. Насытить кадр надежными старыми вещами: смотрите, как Рипли горкой складывает снятые с убитого часы, кольцо, духи. Заполнить аудиодорожку доброкачественными аналоговыми звуками: щелчок, с которым захлопывается дверь купе, музыка ключей от номеров. Расставить фигуры так, что зрителю, вероятно, не будет жалко никого — ни лопуха Дикки, ни высокомерного Фредди, ни назойливую Мардж (у которой, впрочем, есть несколько пронзительных сцен ближе к концу сериала). Ни, конечно, самого Тома, так и не успевшего толком насладиться завоеванным богатством. Мечтавшему обладать — и, в интерпретации Зеллиана, обладать не способного.
Снотворный, в значительной части сцен, ритм. Жесткая, обостряющая все чувства, черная-белая палитра. Ритуальное повторение одних и тех же действий: переезды, отстукивание писем. «Рипли» — это еще и сериал-наваждение, который превращает эмпатичного зрителя немного в сообщника, жаждущего если не победы главного героя, но хотя бы новых уколов красоты. Зеллиан рассказывал в интервью, что выбрал такое цветовое (точнее, лишенное всякое цвета) решение еще и потому, что не хотел открыточных видов Италии, но это, безусловно, открытка — причем куда более стильная, чем мы привыкли. И мы неизбежно риплизируемся: подлаживаемся под ритм крупных и маленьких итальянских городов, смакуем рутину, любуемся картинами гения-преступника Караваджо (пожалуй, самая неловкая часть сериала, усугубленная в финальном эпизоде появлением самого старого мастера). Наверное, мы бы и вовсе растворились в этом пейзаже, если бы герою — допускающему чудовищно много ошибок для афериста первого класса — не приходилось держать чемодан с чужими инициалами неразобранным: в прямом и фигуральном смысле.
А еще тут много смешного. Поставленное скорее в интонации Коэнов, чем Достоевского убийство в лодке и все, что последовало за ним, — в сущности, фильм внутри сериала. Многозначительное камео Джона Малковича (Рипли-2002), у которого — в 1961 году — есть визитка с ленинградским номером; отчего бы не помечтать, если, конечно, в руководстве Netflix еще остались романтики, о том, что в следующих сериях мы в какой-нибудь роли увидим и Рипли-1999? Немой свидетель чужих злодейств котик Лучо и его лапки в крови; что-то явно подсмотренное у того же Финчера, с которым шоураннер делал «Девушку с татуировкой дракона». Незабываемый маскарад перед инспектором Равини. Наконец, тот факт, что, не уверенный в новых сезонах, Зеллиан на уровне отдельных ракурсов намекает на названия других книг цикла: «Рипли под землей» (эпизод в метро), «Рипли под водой» (сцена в ванной, когда к Тому наведался призрак), «Тот, кто следовал за мистером Рипли» (собственно, встречи с Малковичем, персонажем мефистофелевского склада). Чопорный, застегнутый на все деревянные пуговицы, с бокалом красного, с тлеющей в пепельнице сигаретой — в эти комические минуты «Рипли» похож не на снобирующего подростка, который предъявляет собеседнику все свои знания об искусстве Возрождения и красивой жизни, а на иронично мимикрирующего под него взрослого.
Читайте также
-
Альтернативная традиция — «Звуковой ландшафт»
-
«Когда возник Петербург, всё сложилось» — Дарья Грацевич и Карен Оганесян о «Черном облаке»
-
Страх съедает Сашу — Разговор с Александром Яценко
-
«Ковбой из Копенгагена» Николаса Виндинга Рефна — Wanna Fight?
-
Все (не) напрасно — «Королевство: Исход» Ларса фон Триера
-
«Как только ты остановился, тебе конец» — Интервью с Наталией Мещаниновой и Степаном Девониным