Красный нуар Голливуда: Рейна Пром
Интеллектуалы 1930-х вступали в ряды компартии по велению «духа времени». Наверное, это банальное и справедливое утверждение относится и к Самсону Рафаэльсону, автору пьесы «Певец джаза» и сценариев чудесных фильмов Любича. Но велико романтическое искушение считать, что повелевал им дух не только времени, но и его первой жены — огненноволосой красавицы Рейны Пром (1894-1927), чьи глаза колдовским образом непрестанно меняли свой цвет.
Когда Рафаэльсон женился (1918) на дочери вице-президента Торговой палаты Чикаго, ее звали еще Рейной Де Коста Симон. Но иудаизму она изменила с христианским социализмом, христианскому социализму — с большевизмом, Америке — с Китаем, а мужу — с революционером Уильямом Промом.
Растерзанный провинциальными царьками-милитаристами Китай (1924) обрел надежду: правительство Сунь Ятсена, провозглашенное на юге, в союзе с коммунистами выступило в поход за объединение страны. Воодушевленный мир, охваченный революционным нетерпением — задолго до Испании — делегировал на «чужую» войну интернационалистов.
Рейна писала:
Первым в Китай отправился Уильям. Последовав за ним, Рейна мужа не нашла: травмированный реалиями войны, он просто сбежал. Рейна отыскала его в техасском борделе и привела в чувство.
Супруги взвалили на себя информационное обеспечение «левого» крыла Гоминьдана, с тревогой наблюдавшего перерождение Чан Кайши, преемника Суна, в фашистского тирана. Уильям создал информагентство, Райна редактировала газету The People’s Tribune. Редакция и типография занимали первый этаж особняка, окруженного ореолом таинственности Михаила Бородина, «посла Коминтерна», политсоветника исполкома Гоминьдана. Найти общий язык им было просто: 11 лет Бородин жил в американской эмиграции.
— писал о Рейне секретарь штаба советских военных советников Марк Казанин.
«Промы были бесконечно преданы Бородину и, как это бывает у американцев, восторженны до неумеренности. Бородин, с его подкупающей внешностью, с некоторой ноткой мученичества (у него была сломана рука и он страдал от подхваченной в Китае неизлечимой малярии), с большим опытом и политической мудростью, за которой стояли коллективный опыт и мудрость партии, был в их глазах полубогом или титаном, на голову возвышавшимся над безгранично преданными ему китайскими революционерами»
Роман с Бородиным у Рейны, может, был, а, может, не был. А вот со знаменитым и столь же рисковым журналистом Винсентом Шином — безусловно. Женщины 1920-х не разделяли любовь и революцию.
Рейну предупреждали: могущественный главком Армии Умиротворения Страны, генералиссимус Чжан Цзолинь планирует ее похищение и убийство. Она успокаивала себя тем, что никто не смеет покуситься на гражданку США, хотя прекрасно знала, что это иллюзия. В апреле 1927-го Чан устроил коммунистам «Варфоломеевскую ночь» в Шанхае. На улицах громоздились пирамиды отрубленных голов. Корабельные орудия сметали рабочие кварталы. Солдаты поедали сердца коммунистов, умерщвляли женщин, носивших модные прически. «Китайская Парижская коммуна», как называли Ухань, столицу левых гоминдановцев, надеялась на армию генерала Фэн Юйсяна. Рейна — вместе с Бородиным и Блюхером, воевавшим в Китае под сюрреалистическим псевдонимом «Зой Галин» — участвовала в переговорах с ним. Но и Фэн оказался предателем.
27 июля интернационалисты, разделившись на группы, начали эвакуацию. Бородину предстоял тяжкий переход через пустыню Гоби. Рейна добралась до Москвы с Сун Цинлин — вдовой Сунь Ятсена. Уильям застрял на Филиппинах.
Михаил Бородин в Китае. 1925 год
Преисполненная горечи поражения, усугубленной схваткой между сталинцами и «ленинцами» (троцкистами), она начала сдавать экзамены в Международную Ленинскую Школу, где из нее, мечтала Рейна, выкуют идеальный «инструмент революции». Но внезапный недуг (энцефалит или менингит) оказался страшнее «белого террора». Рейна, поражавшая друзей бешеной энергией, писала Уильяму невыносимо жалобные письма: она думает, что сходит с ума, что врачи скрывают диагноз. Она не в силах читать, мир истончается и исчезает по частям.
7 ноября она еще поднялась на трибуну, с которой демонстрацию на Красной площади наблюдали Синклер Льюис и его жена-журналистка Дороти Томпсон, Диего Ривера, художник Уильям Гроппер. Через две недели Рейна умерла в номере отеля «Савой».
«Стоял крепкий мороз. Собралось человек двадцать-тридцать. Выделялась тонкая, изящная фигура Сун Цинлин в черной кавказской бурке и легких сапожках. Так она и прошла в этот непривычный для нее мороз весь некороткий путь от больницы до крематория [в Донском монастыре] за своей покойной подругой. Я не говорил о смерти Рейны жене, боясь, что на нее, больную, это произведет тяжелое впечатление. Когда она уже поправилась, мы однажды шли по Тверской и встретили Билла Прома. Он выглядел совсем мрачным, с трудом заставил себя остановиться и поздороваться с нами.
— Ну, как вы живете? Как здоровье Рейны? — с живостью спросила жена, до того как я успел ее предупредить. Пром дико переводил глаза с меня на нее. Я объяснил, что жена болела и я ей ничего не говорил. Пром с усилием сказал:
— Рейна умерла двадцать первого ноября».
Уильям, не успев на кремацию, захоронил прах Рейны в Чикаго, а потом уехал в Гонолулу и застрелился.
