Красный нуар Голливуда: Луис Б. Майер
«Майер создал больше коммунистов, чем Карл Маркс, и больше демократов, чем кто-либо в мире», — заметил сценарист Альберт Хэккет о Луисе Б. Майере, главе MGM и самом высокооплачиваемом менеджере США 1930-х годов. Что так? С виду один из столпов Голливуда был — если подразумевать «звериный оскал капитализма» — менее ужасен, чем его коллеги.
Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком купить
Не ослепленный верой в невидимую руку рынка, он не ввязывался в аферы с акциями, разорившие другие студии с наступлением великого кризиса 1929 года. В кошмарном для конкурентов сезоне 1932-1933 годов даже получил прибыль в миллион. Гроши, конечно — в первом квартале следующего сезона прибыль MGM упадет до 94 000$ — но конкуренты забудут само слово «прибыль». Едва вступив в должность, президент Ф. Д. Рузвельт объявил 5 марта 1933 «банковские каникулы» — санацию рухнувшей банковской системы. В день выплаты зарплат — 8 марта — Universal аннулировала контракты сотрудников, Fox просто закрыл бухгалтерию. А вот Майер выкрутился, продав доходные боны казначейства: наличку ему доставили с Восточного побережья спецавиарейсом.
Неглупые звезды говорили о Майере так, как никто и никогда не говорил о всяких там Уорнерах. «Майер был романтиком, он был игроком и любил дело, которым занимался. Над ним посмеивались, сочиняли про него смешные байки, но он любил кинобизнес. Он был неистовым. Он был романтиком. Он верил», — Кэтрин Хэпберн. «Майер был моим отцом, моим отцом-исповедником, лучшим другом в моей жизни», — Джоан Кроуфорд. Джозеф фон Штернберг мешал иронию с восхищением: «Майер мог убедить слона в том, что тот — кенгуру».
Майер — едва ли ни единственный магнат, которому, читая некоторые мемуары, хочется утереть слезы.
Майер отличался страстью к театральным эффектам и даром «умирать» в роли. Отчаявшись объяснить Джанет Макдональд, как исполнить трогательную песню, он рухнул на колени и, заливаясь слезами, спел любимый псалом. Это не городская голливудская легенда, а невероятная правда.
Майер — едва ли ни единственный магнат, которому, читая некоторые мемуары, хочется утереть слезы. Вот, например, история о том, как он мечтал, но никак не мог устроить своих детей в престижную школу. Всесильная газетная сплетница Хедда Хоппер, вызвавшаяся помочь, объяснила ему: «Прости, Луис, я пустила в ход все свои связи, но они не берут евреев».
Звучали, впрочем, и иные голоса.
«Майер был дьяволом во плоти. Не просто злым, а самым злым человеком, с которым я имела дело», — Хэлен Хейс. «Луис был политиканом, манипулятором и оппортунистом, о котором можно было бы сказать, что он следует заветам Макиавелли, если бы он умел читать», — Бенджамин Шульберг. «Он считал, что вправе спросить меня, не лесбиянка ли я; не велел мне выходить за мужчину, за которого я собиралась выйти — я должна выйти за мужчину, который нравится ему; говорил, что я не должна заводить ребенка», — Карен Морли.
Так или иначе, 9 марта 1933 года студии созвали общие собрания сотрудников и объявили о временном понижении зарплат вдвое. Собрание в просмотровом зале MGM оказалось самым вдохновенным и самым провальным перформансом Майера. Он в первый и последний раз заставил ждать себя целых 20 минут. В первый и последний раз появился на людях тщательно небритым, с покрасневшими от слез глазами.
«Друзья мои…», — его голос перехватило от волнения. «Друзья…», — Майер умоляюще воздел руки. «С болью в душе… Единственное спасение для студии… Мы должны урезать наши зарплаты…»
«Мы…», «наши…»
Тревожную паузу нарушил актер Лайонел Бэрримор:
«Л. Б., не бойся, мы с тобой!»
Сценарист Эрнест Вайда — паршивая, начитанная овца — не сумел испортить эффект, достигнутый Майером, поинтересовавшись:
«Я тут видел статистику, мистер Майер. Я знаю, что наши фильмы хорошо идут. Может быть, другим кампаниям стоит пойти на такие меры, но не нашей».
Под всеобщий смех и аплодисменты Бэрримор осадил его:
«Мистер Вайда похож на человека, остановившегося сделать маникюр по пути на гильотину».
Поднялась Мэй Робсон — австралийка, работавшая в Голливуде с былинного 1916 года:
«Как старейшая из присутствующих, я согласна на понижение»
Чертенком взвился 8-летний Фредди Бартоломью:
«Как младший из присутствующих…»
Студия дружно проголосовала «за», Майер пообещал лично проследить, чтобы в будущем его жертвы получили компенсацию.
Но вот только после собрания, проходя по железному мосту, ведущему к офису Майера, сценарист Сэмюэл Маркс подслушал, как тот горделиво подмигнул своей «правой руке» Бенни То:
«Ну, как я их?»
Через час об этом знала вся студия. А еще через несколько дней студия узнала, что Майер назначил вице-президентом своего зятя Селзника, положив ему 4 тысячи в неделю. О том, что на пике «затягивания поясов» руководство студии выписывало себе бонусы, составлявшие 20-25% чистой прибыли, станет известно лишь через два года.
Но уже 10 марта Голливуд пережил сразу два потрясения. Калифорнию — только этого не хватало ей для полного счастья — тряхнуло землетрясение силой в 6,3 балла: 115 погибших, 5 000 раненых, 45-миллионный ущерб. Но тряхнуло и иначе. Технические работники: плотники, электрики, художники декораций, больше всего пострадавшие от инициативы магнатов, припомнив прежние «временные» понижения зарплат и локауты, забастовали. Творческие работники поняли, что их единственное спасение тоже в создании своих профсоюзов, причем — в немедленном. 6 апреля, выйдя из подполья, «заговорщики» — десять сценаристов, тайно создавшие свою Гильдию — развяжут великую профсоюзную войну «творцов» против магнатов. И благодарить за это Голливуд должен был не в последнюю очередь Луиса Б. Майера.
