После бабушки — «Настоящая боль» Джесси Айзенберга
Одним из важных номинантов на «Оскар» называют «Настоящую боль» Джесси Айзенберга. Фильм претендует на награду за лучший сценарий, а Киран Калкин — основной конкурент Юры Борисова, ему вполне может достаться приз за лучшую роль второго плана. О семейной, по-хорошему старомодной драме рассказывает Егор Шеремет.
Первые сцены «Настоящей боли» Джесси Айзенберга пугающе напоминают завязку культовой в узких кругах молодежной комедии «Гарольд и Кумар 2: Побег из Гуантанамо». Пай-мальчик Гарольд предвкушает поездку в Амстердам, но его закадычный дружок Кумар проносит на борт самолета травку. Героев арестовывают и отправляют в лагерь Гуантанамо.
Вот и персонажи «Настоящей боли» знакомятся со зрителем в аэропорту. Невротик Дэвид (Айзенберг) названивает непутевому кузену Бенджи (Киран Калкин) — боится, что горе-братец проспит рейс в Варшаву, и их недешевый «тур памяти» по еврейским местам Польши закончится, не успев начаться.
Кузены не виделись почти полгода, видимо, еще с похорон любимой бабушки, польки и узницы концлагеря Майданек, в память о которой братья и решились на совместное путешествие. К облегчению Дэвида, Бенджи ждет его в аэропорту уже несколько часов, но пугает брата неприятной новостью — в Варшаву он захватил с собой «убойную травку».
Для зрителя, смотревшего «Побег из Гуантанамо» не один раз, завязка «Настоящей боли» — как разряд электрошокера. Неужели Айзенберг решил снять комедийный бадди-муви про Холокост? А за карьеру свою он не боится? Снимать комедии про Шоа — это как идти по канату. Одна неверная шутка, и ты в черном списке. То, что «Настоящую боль» уверенно называют фронтраннером вялотекущей оскаровской гонки, несильно успокаивает.
Гид сыплет фактами из википедии, даже не пытаясь говорить о «настоящей боли» еврейской общины
Но после перелета Дэвид успокоил Бенджи: марихуану в Варшаву он отправил почтой. В этом вся «Настоящая боль». Айзенберг снял фильм не про травму Холокоста, а про отношения двух братьев, которых развели характеры и личные проблемы. Это не черная комедия, а аккуратное драмеди, которое не может и не хочет шутить за чужой счет. С «Побегом из Гуантанамо» «Настоящую боль» роднят жанровые обстоятельства — это все же роуд-муви про двух непохожих, но близких людей.
Айзенберг, в одиночку написавший сценарий для своего второго фильма, не боится испугать зрителя эксцентричным поведением героя Калкина, который так и не смог оправиться от смерти любимой бабушки.
Бенджи — очаровательный хулиган, точная копия самого известного персонажа, сыгранного младшим братом Маколея — Романа Роя из сериала «Наследники». В одной из сцен Бенджи рыгает на все еврейское бистро, а затем громогласно заявляет, что ему пора сходить в туалет — Дэвиду неловко, а зрителю еще больше. Чуть позже, Бенджи срывается на занудного гида (Уилл Шарп), который привел группу туристов посмотреть на самую старую еврейскую могилу в Польше — Бенджи не нравится, что гид сыплет фактами из википедии, даже не пытаясь говорить о «настоящей боли» еврейской общины.
Дистанцирование от болезненной темы — смелое решение
Так что когда Дэвид и остальные туристы наконец прибывают в концлагерь Майданек, зрителя начинает нервно подергивать. А вдруг Бенджи устроит истерику? Или опять накричит на гида? К счастью, Айзенберг — не Ларс фон Триер, и снимает он не «Идиотов». Бенджи ведет себя прилично. Правда, всю обратную дорогу плачет, уткнувшись в откидной столик микроавтобуса.
Визит в Майданек, пожалуй, самая слабая часть фильма. Айзенберг теряется не меньше своих героев. Он явно не знает, как снимать концлагерь, так что неряшливая камера, непринужденно следящая за прогулками героев, неожиданно становится ригидной — так Айзенберг выражает скорбь. Выглядит топорно, но «Настоящая боль» и не претендует быть новым словом в кинематографе про Холокост.
Режиссера-актера-сценариста можно было бы пожурить за использование Шоа как декорацию к основному действию. Действительно, для фильма про Холокост, о геноциде в «Настоящей боли» говорят ну очень мало и только языком сухих исторических фактов. Дэвид и Бенджи ужасаются преступлениям нацизма, но в рассуждения о природе зла не пускаются — кузенов сильнее волнует, почему они перестали курить травку и ночи напролет шататься по Нью-Йорку. Дистанцирование от болезненной темы — смелое решение: личная боль молодых героев перевешивает коллективную трагедию еврейского народа.
Одним словом, настоящий — «slice of life»
Но очарование фильма кроется не в смелости Айзенберга-сценариста. Восхищают небольшие виньетки, наглядно демонстрирующие разницу между характерами Дэвида и Бенджи — они словно вырваны из реальной жизни. Это самый настоящий мамблкор. Закомплексованный Дэвид боится даже сфотографироваться на фоне памятника Польскому Сопротивлению, волнуясь, что оскорбит честь воинов-освободителей. А вот Бенджи не только нахально встает в один ряд со статуями, но и вовлекает в свою авантюру остальных участников тургруппы. Тонкая, забавная и абсолютно будничная сценка — Айзенберг, работавший с Ноа Баумбахом, Вуди Алленом и Келли Рейхардт, вырос в талантливого сценариста.
«Настоящая боль» — это, конечно, фильм необязательный, факультативный. Дэвид и Бенджи бродят по Варшаве и Люблину, спорят о прошлом, вспоминают бабушку. Темы семьи, скорби и взросления, конечно, универсальны, но на героев Айзенберга вполне можно смотреть свысока — кому какое дело до боли двух американских сиблингов? Делать этого, разумеется, не стоит.
Вторая картина Айзенберга напоминает американизированный ремейк условного фильма Хона Сан-су. Это кино с намеренно заниженными ставками, персонажи которого не решают свои проблемы, а лишь обсуждают их. Да и сам режиссер не стремится вторгаться в личное пространство героев — камера ведет себя подобно вуайеристу, подглядывающему за пьяными (или в случае «Настоящей боли» — «накуренными») диалогами обычных людей. Одним словом, настоящий — «slice of life» — срез жизни.
С такого ракурса, «Настоящая боль» — фильм старомодный, отстающий от трендов современного Голливуда. Оно и хорошо. В мейнстрим давно не прорывались фильмы «ни о чем». Еще и претендующие на большие кинопремии.
