«Провозвестник», или Краткое введение к фильмам «Занзибар»

Буассонна не была продюсером в традиционном понимании этого слова: она не заключала контрактов с режиссерами и никогда не платила актерам. В основе ее неортодоксального подхода к продюсированию фильмов лежало распространенное в тот момент презрение к деньгам и обществу потребления, суть которого изложена в эпохальном тексте Ги Дебора¹.

В апреле 1969 года один из протеже Буассонна, Серж Бар, автор первого фильма группы «Занзибар»², отправился в экспедицию в Африку. Он собирался достичь Занзибара, чтобы снять там фильм. Но вместо этого завершил кинематографическую карьеру, обратившись в ислам. Вскоре слово «Занзибар» начали использовать для обозначения упомянутой группы фильмов, хотя большинство из них на тот момент было уже снято.

«Провозвестника» (Le révélateur, 1968) начинала финансировать некая Анна Элиа³, следы которой после этого фильма теряются. Буассонна же помогала Филиппу Гаррелю оплачивать расходы, связанные с проявкой пленки⁴. 30 июля 1969 года она зарегистрировала «Провозвестника» в Национальном центре кинематографии — одновременно с «Мари на память» (Marie pour mémoire, 1967), «Концентрацией» (La concentration, 1968) и «Ложем девы» (Le lit de la vierge, 1969) — как фильм производства компании «Занзибар».

Используя кадры кинохроники, снятые Филиппом Гаррелем на баррикадах⁵, «Провозвестник» вплотную приближает нас к событиям мая 1968 года. Что происходило во Франции в те дни? Де Голль, которому в начале волнений так не хватало решимости, всеми силами пытался укрепить утраченный авторитет. 29 мая он таинственным образом исчез на несколько часов. Его исчезновение вызвало самые разные слухи. Правда же заключалась в том, что де Голль отправился в Баден-Баден на встречу с генералом Массю, чтобы заручиться поддержкой армии на случай, если в ней возникнет необходимость. На следующий день президент Пятой республики выступил с обращением по радио. Его недолгое отсутствие, по всей видимости, послужило сигналом к стабилизации после майских бесчинств. В тот же вечер прошла самая многочисленная с начала событий демонстрация, на этот раз — в поддержку де Голля. Спустя месяц он был переизбран на второй срок, одержав убедительную победу на выборах.

В то же время один из лидеров мая 1968 года Даниэль Кон-Бендит, которому 20 мая было приказано покинуть Францию, укрылся в Берлине. Пытаясь представить молодого бунтаря как «нежелательное лицо», французские власти делали особый акцент на том, что он родился в семье немецких евреев. Ответом на это явились два известных лозунга: «Мы все немецкие евреи» и «Мы все нежелательны»⁶. Оппозиция же кричала: «Кон-Бендита — в Дахау!»⁷

Юные участники майских событий боролись не только против войны во Вьетнаме, но стремились также — осознанно или нет — лучше понять, что случилось во время Второй мировой войны, осмыслить фашизм и Оккупацию. И уже одно это существенно отличало их от молодых людей, которых Бертран Блие интервьюировал в 1963 году в фильме «Гитлер? Не знаю такого» (Hitler, connais pas), от не признающей Освенцим девушки из годаровской «Замужней женщины» (Une femme mariée, 1964). Или от героини ромеровской «Коллекционерки» (La collectionneuse, 1967), которая роняла в разговоре странную реплику о том, что она терпеть не может некрасивых людей и отправляла бы их в печь!⁸ О сознательности молодежи свидетельствует еще один лозунг: CRS/SS⁹. Очевидно, что в мае 1968 года мысли о Германии и ее печальном историческом опыте времен войны витали в воздухе.

Вскоре после того, как «красный Дани»¹⁰ был выслан из страны, Филипп Гаррель, которому на тот момент исполнилось двадцать, принял решение покинуть Францию и последовать за ним в Германию¹¹. Он пригласил Бернадетт Лафон присоединиться к нему, чтобы принять участие в съемках его фильма. Она колебалась, и Гаррель ободрил ее следующими словами: «Я знаю — это еще не конец. Но какой смысл дожидаться конца комедии, если нам уже известна ее финальная сцена!»¹²

Мысль о войне неясной тенью проходит через весь фильм. Его герои совершают побег, и в одном из эпизодов мы видим, как они короткими перебежками двигаются вдоль ограждения из колючей проволоки — визуальный мотив, напоминающий о концлагерях.

Гаррель снимал свой фильм в окрестностях Мюнхена с минимальной съемочной группой и при полном отсутствии средств. Но за неделю, которую длились съемки, случилось несколько важных встреч, ставших компенсацией за некоторые материальные лишения. Именно там, на съемках «Провозвестника», с участием святого семейства в составе Лафон, Терзиеффа и Робиоля, в Шварцвальде, в лесу Зигфрида, нам было, как мне кажется, явлено предзнаменование произошедшей полгода спустя роковой встречи Гарреля с немецкой певицей Нико.

«Провозвестник» был снят в конце мая 1968 года, однако зародился несколькими неделями раньше — на Фестивале молодого кино в Хиере, на котором Гаррель получил Гран-при за фильм «Мари на память». Там он встретил Бернадетт Лафон и Лорана Терзиеффа, который был другом его отца. В это время Лафон была тесно связана с кинематографом «новой волны»; Терзиефф же, снявшийся в 1958 году у Карне в «Обманщиках» (Les Tricheurs) и спустя десять лет у Клузо в «Пленнице» (La prisonnière, 1968), принадлежал к предыдущему поколению¹³. Май 1968 года был спровоцирован в первую очередь конфликтом поколений — и в этом фильме Гаррель сводит счеты со своими предшественниками. В одном из эпизодов фильма Терзиефф, безудержно жестикулируя, разговаривает с кем-то из придорожного таксофона. На самом деле он звонит жене и задает риторический вопрос: зачем он согласился сниматься в фильме молодого режиссера?

И все же настоящей звездой фильма является «провозвестник», юный Станислас Робиолль¹⁴. Неслучайно, что в 1968 году в роли «провозвестника» у Гарреля выступает четырехлетний ребенок, который к концу фильма, кажется, убивает своих родителей. В 1968 году мысль об отцеубийстве была разлита в воздухе. С помощью своего юного героя Гаррель подчеркивает тот факт, что май 1968 года был в первую очередь бунтом молодежи.

Когда Гаррель только входил в профессию, режиссеры «новой волны» уже твердо стояли на ногах, и все же они уделяли молодому коллеге самое пристальное внимание. В фильме «Такая красотка, как я» (Une belle fille comme moi, 1974) Трюффо мягко высмеивает сложившийся образ Гарреля-вундеркинда. (В эпизоде, о котором идет речь, полицейские разыскивают улики по делу о смерти одного из поклонников Бернадетт Лафон: на помощь им неожиданно приходит шестилетний мальчик, который снял момент смерти на камеру¹⁵.)

Одним из отличительных свойств майских событий была невероятная значимость слова, речи. Мишель де Серто вспоминает: «В мае мы взяли слово, как взяли Бастилию в 1789 году». Раймон Арон с куда меньшим энтузиазмом описывал май как «психодраму, разговорный марафон»¹⁶. Такое понимание майских событий парадоксальным образом обозначило еще один вариант отношения к ним, выраженного репликой Каролин де Бендерн в фильме «Уничтожьте себя» (Détruisez-vous, 1969): «Слова для меня лишь шум». В этом фильме Тьерри Гаррель, брат режиссера, противостоит своим товарищам по борьбе, куда более убежденным якобинцам, чем он сам, немотой. После исключения из революционной ячейки он просто отказывается говорить.

«Провозвестник» также отказывается говорить, вдохновляясь, возможно, еще и примером снятых в мае абсолютно немых кинолистовок¹⁷. А вскоре Гаррель станет адептом немого кино¹⁸. Анри Ланглуа признавался, что если он и помог критикам из Cahiers du cinéma стать режиссерами, то только тем, что показывал во Французской синематеке фильмы на языке оригинала и без субтитров¹⁹. Он также имел обыкновение перекрывать интертитры в немых фильмах! Таким образом он заставлял молодых критиков сосредоточиться исключительно на изобразительном аспекте кино. Позже в разработке теории мизансцены критики Cahiers du cinéma проявили себя последовательными ланглуанцами. Влияние Ланглуа на следующее режиссерское поколение еще более очевидно: оно обнаруживает себя в фильмах «Дважды» (Deux fois, 1968) Джеки Рейналь, «Фильм» (Un film, 1970) Сильвины Буассонна, «Быстро» (Vite, 1969) Даниэля Померьеля и в первую очередь в творчестве Гарреля, который снял несколько немых фильмов.

Поколение 1968 года отличало двоякое отношение к языку. Столь же двояко они относились к официальной религии, хотя резво ухватились за идею изображения Иисуса Христа в качестве протохиппи — тенденция, получившая распространение в 1970 году, после выхода рок-оперы Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос — суперзвезда». Уже в «Мари на память» Гаррель слегка затрагивает тему христианства. Имена его юных, боровшихся с внешним миром героев, Мари (Мария), Жезу (Иисус) и Габриэль (Гавриил), напоминают о Новом завете. Но Гарреля не интересуют вера и религия как таковые. Режиссер, который воспитывался в католичестве, всегда говорит, что он атеист. Оригинальное название «Провозвестника» — Le révélateur — указывает одновременно и на фотохимический процесс проявления изображения (его можно было бы перевести на русский язык как «Проявитель») и, не столь явно, — на роль мальчика как провозвестника и обладателя откровения, Иоанна Крестителя.