Либретто вместо протокола — «Предатель» Марко Беллоккьо
Все еще можно посмотреть в кино «Предателя» Марко Беллоккьо. Идеально совместить этот театральный сеанс с домашним просмотром «Ирландца». Пребывающий в наилучшей форме 80-летний итальянский классик рассказывает легендарную историю конца сицилийской мафии. О фильме пишет Вероника Хлебникова.
Герой фильма Томмазо Бушетта, солдат «коза ностры» и босс двух миров, окажется в сердце краха. Вечеринки при факелах, росчерки фейерверков в догорающем небе, героиновые миллионы, вилла в Рио, океанская пена веселых дней, кодекс поведения — всему этому хана. Рассеивается его организация, распадается его дело, гибнет кровь его крови. Конкурирующий клан Корлеоне расстреляет старых хозяев Палермо, уничтожит союзников Бушетты, удушит оставленных им на родине сыновей. Его самого арестуют в Бразилии, развяжут язык, подвесив жену над океаном (понадобится вертолет). Из другого вертолета избитый Бушетта смотрит на свою женщину так, как мужчины умели только в старом кино, и божественный свет обтекает невидимые лопасти, воздух от неба до воды под «Historia de un amor» Карлоса Альмарана.
Бушетту экстрадируют в Италию и предложат сотрудничество, которое он примет — того, что хранит омерта, в его мире не осталось. Таковы обстоятельства, сформулированные в кадре. В их неизъяснимой сумме — грандиозный образ трагического крушения мифа, движущего человеком, танцующая поступь судьбы, которую Беллоккьо вновь приводит на экран. Впервые после Бертолуччи в «ХХ веке», Леоне в «Однажды в Америке», Херцога в «Фицкаральдо», Шепитько в «Восхождении», фильмов Мельвиля.
Архаичный миф Томмазо Бушетты, или дона Мазино, — это миф «людей чести», так именовала себя сицилийская «коза ностра». Обнаруживая бесчестье в поступках его прежних собратьев, Бушетта становится гробовщиком этого мифа и собственного мира. Он хоронит его на 487 страницах показаний, в перекрестных допросах, в 360 ордерах на арест, в пожизненных сроках для тех, кто стал для него прежде всего предателями чести. И он же воскрешает поруганный миф, когда всем существом откликается на гибель взорванного мафией судьи Джованни Фальконе, успевшего стать ему другом, решает продолжить его дело, вернуться в Италию и дать показания против высокопоставленных покровителей мафии в Риме, среди которых Джулио Андреотти. Бушетта давно живет с семьей в Америке по программе защиты свидетелей, его никто не принуждает. В сравнении с легендарными процессами 1986-1992 годов за процессом Андреотти в 1996 году следят с меньшим вниманием, в зале суда малолюдно. Кто-то из персонажей скажет: «сейчас это уже не модно». Таково теперь дело чести.
У Беллоккьо миф сильнее жизни, сильнее человека и уж точно не подвержен времени и моде, он и есть судьба. Он создает античную трагедию, ставит ее как волшебную оперу, и это выглядит последним киносеансом и абсолютным счастьем. Таких гранд-фильмов больше не делают. Соррентино чересчур суетлив, Полански слишком рационален, Скорсезе уходит все дальше в себя.
Беллоккьо порывает с реальностью в пользу феерии образов, как уже делал это в фильме «Здравствуй, ночь» — в контексте вновь вошедших в моду рассуждений о «левой идее» и ее гипотетического ренессанса. Там Беллоккьо, изживший свою анархистскую молодость в фильмах «Кулаки в кармане» и «Китай близко», миксует голоса экстремистов, похитивших Альдо Моро, с «Богородица, дево, радуйся» и открывает двери в долгую галлюцинацию о возможности выхода, утопической и перехватывающей дыхание.
Но ему нет нужды следовать и реальности исторического лица. Начать с того, что человек-гора Бушетта оказывается многократно уравнен в кадре с известной горой над Рио. Стоя на своей террасе, он вот-вот прикурит от макушки Сахарной головы, два исполина нос к носу.
Марко Беллоккьо: «Я сумею отличить бунт от безумия»
В эффектном зрелищном прологе — ревю факельщиков в аравийских платках и барабанная дробь. Пулевой скороговоркой — букеты осколков и осыпающиеся отражения в разнесенной корлеонцами зеркальной мастерской. После незабываемой вертолетной танго-сюиты — цирковая арена суда, где по клеткам заперты некогда опасные звери, а теперь жалкие чучелки тявкают, поджимают хвосты и отказываются выходить против гладиатора Бушетты на перекрестный допрос. Только врываются с воплями их простоволосые жены-вакханки. Когда в сцену оглашения приговора мафии вплывает мелодия «Танца маленьких лебедей», Беллоккьо вовсе не опускается до сатиры, это все та же судьба на легкой разминке у балетного станка. Ее настоящий танец с Бушеттой только начинается. Жизнь по программе защиты свидетелей, без имени, сплошной миф.
Но и кроме этой неизбежной легенды, жизнь Бушетты, здорового мужчины со здоровыми инстинктами — в отличие от нарушителя конвенций Тото Риины, он препочитает спать с жещинами, чем командовать, — состоит настолько же из повседневности, насколько из видений, от шоу стюардесс трансконтинентального рейса до загробных визитов, хоровода родных мертвецов. В финале Беллоккьо оставит его в одиночестве на огромном просцениуме крыши, даже во сне сторожащего свою смерть с винтовкой в руках. В квазидокументальной комедии «Мафия уже не та, что раньше», вышедшей одновременно с «Предателем», Франко Мареско наблюдает, как меняется с течением времени мемориальный пейзаж, как никто в Палермо не желает говорить ни о борьбе с мафией, ни о главных героях этой борьбы, судьях Фальконе и Борселлино, мучениках Джованни и Паоло. Мареско на голубом глазу замечает сходство одного из местных обывателей с Бушетттой, и тогда кудрявый детина благодушно возражает, мол, должно быть, тот имел в виду Марадону.
И у Мареско, и у Беллоккьо Бушетта — невозможный герой, сравнение с ним оскорбительно. В «Предателе» стены Палермо нецензурно склоняют его имя, от него отрекается родная сестра. Мареско показывает, что в обществе компромисса героике нет места, она несовместна с жизнью, где все ищут только благополучия. Беллоккьо искусно преодолевает невозможность героического дискурса. Герой трансформировался, он убийца, преступник, нарушитель кодекса молчания, в конце концов, его неотразимый мачизм и токсичная маскулинность сводят почти на нет все усилия Беллоккьо. Но даже если забыть про Борхеса, нашедшего доказательство теоремы, где предатель и герой совпадают заподлицо, безголосый Бушетта — оперный трагик, герой по всей своей конституции, к тому же тайный идеалист. Он умрет, замученный призраками, не сдав своего идеала чести. Как и желал того, в собственной постели.
Марко Беллоккьо: «Я сумею отличить бунт от безумия»
145 минут этого фильма, основанного на реальных событиях, на 90 процентов поделены между фантасмагорией и козлиной песнью. Будучи маргинальными завитушками в артхаусе, у Беллоккьо эти элементы становятся большим стилем. Сюрреалистические и комические сцены выглядят такой же достоверной материей жизни, что и исторические факты, которым фильм следует в общих чертах. На всем известное либретто судебных протоколов и биографических деталей наброшена яркая фата-моргана личных демонов и страстей.
Пока Бушетта не заговорит сам, это делает Беллоккьо, с оттяжкой, приумножая гиперболы и гротеск, даже придерживаясь фактов. Стоит Бушетте заговорить, и Белоккьо передает ему полномочия. Бушетта, ограниченный в действиях, перстает быть просто персонажем, он сам становится хронистом, историком, автором и впервые — героем. Их дуэт, меняющихся ролями и путающих роли режиссера и его героя, неотразимо прост и весел, как сицилийская песенка, но сложно оркестрован, и в причудливом соотношении сложности и простоты — сила и правда этой и многих других гениально рассказанных историй.
Читайте также
-
В поисках утраченного — «Пепел и доломит» Томы Селивановой
-
Призрак в машинке — «Сидони в Японии»
-
Скажи мне, кто твой брат — «Кончится лето» Мункуева и Арбугаева
-
На тот берег — «Вечная зима» Николая Ларионова на «Маяке»
-
Нервные окончания модернизации — «Папа умер в субботу» на «Маяке»
-
Смерть им к лицу — «Жизнь» Маттиаса Гласнера