Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса
Мировая онлайн-премьера «Бедных-несчастных» сделала их чуть доступнее для поклонников Йоргоса Лантимоса в России. В деталях, из которых скроена эта картина, разбирается Егор Сенников.
— Дело в том, что я не помню ни отца, ни матери, — ответил чужеземец.
Все общество умилилось, и все повторили!
— Ни отца, ни матери!
— Мы ему заменим родителей, — сказала хозяйка дома своему брату, приору. — До чего мил этот гурон!
Вольтер, «Простодушный».
Когда конец — это начало
Жила-была женщина. И была она очень несчастна. И стало ей так плохо, так тяжело и невыносимо, что не смогла она больше терпеть свою жизнь. И не придумала ничего лучше, чем прыгнуть с моста — не пожалев ни себя, ни свою не родившуюся еще дочь. Все было темно-синим, безнадежным, странным. Но это было лишь начало путешествия, а не конец.
Так начинается новый фильм Йоргоса Лантимоса «Бедные-несчастные» (Poor Things), вольная экранизация одноименного романа шотландского писателя, художника и активиста Аласдера Грея. И важно, что Лантимос довольно сильно отклонился от смыслового наполнения романа, предложив свою версию ретрофутуристичного произведения.
Помимо текста, есть и контекст — о котором поговорить не менее важно. Фильм, который вслед за книгой, является вольной вариацией на тему «Франкенштейна» Мэри Шелли, сам собран из множества деталей, обрезков, отрывков; попытаться в них разобраться — отдельное удовольствие. Поэтому, вслед за автором, я поделю свой рассказ на главы и буду перемежать анализ истории размышлением о составных частях этой картины.
Так и поймем этого монстра.
Прочтение первое: линейное
Жизнь упряма и цепляется за нас тем сильнее, чем мы больше ее ненавидим.
Мэри Шелли, «Франкенштейн или Современный Прометей».
Смерть в фильме Лантимоса действительно не конец. Труп молодой женщины подбирает гениальный хирург Годвин Бакстер (Уиллем Дефо), который без ложной скромности предпочитает, чтобы его звали просто Богом (сокращение от Godwin — God). Его лицо испещрено шрамами, он сам до некоторой степени искусственно собранный человек — позднее он расскажет, что его отец хирург использовал тело сына для самых разных опытов, превратив, в частности, в евнуха и лишив возможности иметь потомство. Оставить свой след в мире он может только посредством науки — и он верит в нее фанатично.
Над трупом беременной женщины (сильно позже мы узнаем, что при жизни ее звали Викторией Блессингтон) он проводит максимально неэтичный эксперимент: пересаживает ей мозг ее неродившейся дочери. А затем, благодаря своему хирургическому и научному таланту, оживляет труп. Свое создание он нарекает Беллой Бакстер.
Параллели с «Франкенштейном» здесь наиболее очевидны, только фильм Лантимоса оказывается антитезой роману Шелли. Во «Франкенштейне» мы следим за созданием мужчины без помощи женщины, а в «Бедных-несчастных» мы читаем рассказ о создании женщины, лишенный женского взгляда и мнения. Поскольку в обоих произведениях действие разворачивается в крайне патриархальном обществе (в случае Лантимоса мы оказываемся в условном британском fin-de-siecle), мужчины играют ключевую роль в «создании» женщин.
В «Бедных-несчастных» мы оказываемся свидетелями того, как созданная волей «Бога» женщина становится объектом различных притязаний со стороны мужских героев, прописанных узнаваемо и стереотипно. Есть здесь отцовская фигура Годвина, который надеялся на какие-то взаимные чувства «дочери», но они оказались несколько сложнее, чем он думал. Есть его ассистент, наблюдающий за взрослением героини и романтично влюбленный в образ, который он сам себе нарисовал. Есть прощелыга адвокат (Марк Руффало), заманивающий Беллу в раскованное сексуальное путешествие по Европе, оборачивающееся для него полным поражением — моральным и сексуальным. Есть, наконец, бывший муж женщины, в чьем теле Белла живет, оказывающийся стереотипным фашистом-собственником, который отрицает любые притязания Беллы на самостоятельность и сексуальность. Каждый из них по-своему пытается контролировать Беллу — кто-то буквально запирает ее в сундук против воли, кто-то заточает в замке, кто-то навязывает соглашение, ограничивающее ее в свободе передвижения.
И есть Белла, которая растет на наших глазах. От несвязного мычания она переходит к простым фразам, от странной изломанности — в походке, манерах, поведению, — движется к обретению собственного голоса. Все мужчины, что пытаются ею завладеть, оказываются посрамлены. Все они по-своему ничтожны и нелепы в притязаниях на душу Беллы и ее тело. Сама же она — чудо науки, которое взирает на открывшееся ей общество с любопытством и интересом. Но, во-первых, она лишена практически всех социальных ограничений (тех самых цепей, о которых рассуждал в свое время Руссо в «Эмиле», говоря, что они делают свободного человека несвободным), не соблюдает условности и правила. А, во-вторых, она быстро учится и перескакивает через ступени, становясь все более и более свободным человеком.
Выхода из мужского мира нет
В самом прямом прочтении история Беллы решена как феминистская история успеха. Взрослея и, в буквальном смысле, вставая на ноги, Белла идет к внутреннему освобождению. Прежде всего через осознание интереса к сексу и получения от него удовольствия. Естественно, открытая сексуальность героини пугает или даже отвращает мужчин, что пытаются Беллу контролировать, но та как вихрь — что ее остановит? Никому не удается.
Белла даже сексуальное пробуждение ставит себе на службу — идет работать в бордель, где добивается невозможного: признания себя личностью со стороны клиентов. При этом заработанные деньги тратит на образование и воспитание. Постигнув суть социального устройства, Белла стремится понять внутреннюю природу человека. Учится на врача, посещает собрания социалистов-фабианцев.
Словом, перед нами история женского освобождения, поданного максимально эффектно, чуть ли не плакатно. Белла предстает этакой диссоциативной феминисткой, настолько независимой и сильной, что даже путь самоуничтожения и презрения к естеству не сбивает ее с дороги успеха. Последовательно победив всех своих врагов (мужчин) самыми изобретательными способами, Белла становится во главе дома и теперь может сама вершить свою судьбу.
Прекрасная история про Чудовище Франкенштейна, которое смогло не только сепарироваться от своего хозяина, но и во всем его превзойти.
Это, конечно, обман. Иллюзия, но искусно поданная.
Заметка на полях: книга и визуальный стиль
Первоисточник
Аласдер Грей, автор книги «Бедные-несчастные» был разносторонним человеком. Выходец из шотландского рабочего класса, он принадлежал к тому поколению в истории Британии, которое в полной мере смогло получить доступ к знаниям и культурному производству — и распорядилось полученными знаниями с крайней изобретательностью. Грей выбрал себе путь человека искусства. На его счету множество картин, иллюстраций, гравюр и даже фресок. Также он написал с десяток романов, множество пьес и две книги стихов. Не менее важно и то, что Грей был убежденным шотландским националистом, сторонником независимости региона и упразднения монархии.
Чем выше поднимается Белла, чем больше в ней становится разума, тем ярче становится картина
Роман «Бедные-несчастные» вышел в свет в 1992 году и стал продолжением его литературных экспериментов. Со времен своего дебютного романа «Ланарк: Жизнь в четырех книгах» (1981) Грей развивался как автор, сочетающий социальный реализм с сюрреализмом, фантазируя о Глазго как о месте встречи аллегории с реальностью. Главной темой «Бедных-несчастных» была не столько гендерная, сколько колониальная: перепаянная мертвая женщина с мозгом собственного ребенка — это, в прочтении Грея, сама Шотландия. А эволюция ее как героя, в известной мере, отражает споры времен Шотландского Просвещения о том, что делает человека человеком. Как писал один из исследователей творчества Грея:
Одно из самых значительных посланий шотландского Просвещения: вера в социальную природу человека. Отвергая взгляд Гоббса на человеческую природу, согласно которому страх людей друг перед другом и их жажда власти являются доминирующими силами социального взаимодействия, приверженцы «Науки о человеке» подчеркивали, что люди нуждаются в компании и процветают, относясь друг к другу с симпатией и взаимным уважением.
Книга выстроена Греем как роман взросления и, в то же время, аллегория; мужчины, которые пытаются овладеть Беллой — коллекция викторианских стереотипов. А Белла — чудовищная оптимистка, которая не понимает того, что ее убежденность в собственной правоте как минимум спорна — и сам автор будто не поспевает за ее политическим взрослением.
Йоргос Лантимос говорит, что заинтересовался книгой Грея еще в конце нулевых, во время работы над «Клыком». Тогда же он отправился в Шотландию, чтобы познакомиться с писателем и обсудить возможную экранизацию. Грею Лантимос понравился: он посмотрел «Клык», поводил режиссера по местам, описанным в своих книгах и, в конце концов, дал свое разрешение на фильм. Путь к нему занял чуть больше времени, чем хотелось бы режиссеру.
Операторская работа и экспериментальное возрождение старых технологий
Оператором «Бедных-несчастных» выступил Робби Райан — он работал над «Фавориткой», а, кроме того, сотрудничал с Андреа Арнольд, Кеном Лоучем, Стивеном Фрирзом, Салли Поттер и Ноа Баумбахом. И уже давно доказал, что перерос скупой социальный реализм.
Операторская работа в «Бедных-несчастных» — отдельный слой повествования, следить за которым непросто, но интересно: статические сцены, внезапно прерываемые зумированием (которое нарушают статичность нашего взгляда и заставляет обращать внимание на то, что происходит перед нами), стремительные движения от одного героя к другому, крупные планы оргазмов, неожиданное внимание к деталям.
Под манифестами либо ставишь подпись, либо пишешь «ознакомлен»
Лантимос не снимает на цифру. Новый фильм в значительной степени снят на пленку Kodak Ektachrome. Это технология, разработанная еще в середине прошлого века, была возрождена для съемок телесериала «Эйфория». Ektachrome дает особое контрастное и яркое изображение. Другая задействованная ретротехнология — широэкранные камеры VistaVision, на которые снималось «Головокружение» Хичкока, а позднее со спецэффектами для «Звездных войн». В «Бедных-несчастных» на VistaVision снята сцена операции и возрождения Беллы из мертвых — красочная, пышная и фантазийная; отсылающая к «Франкенштейну» и журнальным фотосессиям.
Старомодности «Бедным-несчастным» придает и то, что практически весь фильм, включая уличные сцены, снят в павильоне: красочные задники, который мы видим — будь то море, во время путешествия Беллы в Афины или яркие образы в Лиссабоне — что-то вроде рир-проекции, не CGI, а огромные LED-экраны.
«Бедные-несчастные» в основной своей части начинаются как черно-белый фильм, который лишь со временем начинает наполняться красками и оттенками. Чем выше поднимается Белла, чем больше в ней становится разума, тем ярче становится картина, пока все не затапливает свет и цвет.
Прочтение второе: ироничное
Сущность дружбы — целостность, великодушие и полное доверие.
Дружба не должна унижаться или опускаться до утешения.
Дружба превозносит и обожествляет тех, кто ею связан.
Ральф Уолдо Эмерсон, «О любви и дружбе»
Приведенная выше цитата не звучит в фильме, но ее отзвуки явно слышны. Сборник эссе Эмерсона «О любви и дружбе» Белла читает на корабле в тот момент, когда незадачливый любовник пытается увести ее от новых друзей, которые интеллектуально образовывают девушку. Белла же отвечает ему в том духе, что неравноценные зависимые отношения ей уже неинтересны. Она их переросла.
Показанную в фильме Лантимоса историю, естественно, можно читать как прямолинейное высказывание на тему female empowerement, но такое прочтение ее обедняет, лишая предмета для размышления; в конце концов, под манифестами либо ставишь подпись, либо пишешь «ознакомлен».
Но это не манифест.
Несложно увидеть в показанной Лантимосом истории и злую иронию над плакатным изображением феминизма. Посудите сами: все мужчины на пути героини — карикатурны; пробудившись сексуально и осознав собственную инливидуальность, Белла долго пребывает в интеллектуальном детстве и лишь с подачи другого мужчины (случайного попутчика на корабле) начинает расти над собой. В конце концов, ее контроль над реальностью и самостоятельность завязаны исключительно на сексе: в этой реальности она становится проституткой (или «шлюхой» как сквозь зубы шипят все мужчины вокруг), такой потолок женских способностей отмеряет Лантимос в фильме своей героине. Фильм говорит: женщина — это ребенок в теле взрослого, что заранее придает любым женским деяниям известную легковесность и неосновательность.
В таком прочтении поступки Беллы начинают казаться исключительно смешными. Встреча с загадочной Мартой фон Куртцрок (Ханна Шигула) на корабле предстает комедией положений, выстроенной вокруг разговоров о сексе и мастурбации; нелепая ситуация с замужеством — Белла дважды уклоняется от свадьбы с одним и тем же человеком (один раз — прямо из церкви); комичные разговоры с клиентами парижского борделя и попытка превратить секс за деньги в сеанс совместной психотерапии. Все эти события намеренно представлены так, что могут читаться двояко…
Главный материал, использовавшийся для строительства этого фильма — неоднозначность
Феминистское становление Беллы Бакстер намерено обставлено в сатирических тонах. Своим рождением, сексуальным и интеллектуальным опытом она обязана мужчинам — Годвину, его ассистенту Максу, любовнику Данкану. Любовник же заманивает ее в путешествие, которое меняет ее жизнь. Проституция, которая видится ей утилитарным способом контролировать жизнь и зарабатывать себе деньги приятным способом (она так описывает мотивы для секс-работы), на самом деле банальная эксплуатация ее тела в пользу хозяйки борделя (та еще и оправдывает свою работу наиболее примитивным способом из всех — дескать, делает это ради детей и семьи).
Несмотря на попытки протестовать против того, чтобы девушку в борделе выбирали мужчины, она смиряется с этой реальностью — и лишь придумывает способ сделать эту работу более комфортной, удобоваримой. В конце своего путешествия, она возвращается в тот же дом, где и родилась и занимается, по-видимому, тем же, чем занимался ее «отец». Выхода из мужского мира нет.
Впрочем, и если бы эта версия была окончательной и единственной правдой, то говорить об этом фильме не имело бы смысла.
Заметка на полях: истоки, отсылки, актеры
Истоки и отсылки
Помимо первоисточника у «Бедных-несчастных» есть много очевидных параллелей и перекличек с другими важными произведениями — как литературными, так и кинематографическими.
Есть совершенно очевидные — вроде «Франкенштейна»: как романа Шелли, так и фильма Джеймса Уэйла 1931 года. Сцена «воскрешения» Беллы напоминает ставшую классикой сцену оживления чудовища, созданного Виктора Франкенштейна — и мизансценой, и обстоятельствами сюжета. Учитывая, что и роман Грея — это, своего рода, «анти-Франкенштейн», параллели кажутся предельно логичными. Как и ниспровержение создателя Беллы в конце фильма. Созданные фантазией Годвина Бакстера странные животные создания, собранные из гусей, собак и козлов, напоминают об «Острове доктора Моро» — ну или о «Собачьем сердце», которое ближе русскоязычному зрителю.
Но есть и другие. Начало фильма напоминает о «Головокружении» Хичкока — девушка, которую мы видим лишь со спины, фиксируясь сперва на собранных в прическу волосах, совершает прыжок в пустоту, вниз, навстречу смерти. Несложно увидеть и сюжетные переклички двух фильмов — погибшая девушка «воскресает» под другим именем, а ее отношения с влюбленными в нее мужчинами крайне противоречивы.
Стоун признается, что почти каждый день задавалась вопросом «Что я тут делаю»?
В сцене перед танцами Беллы звучит цитата из Оскара Уайльда (за соседним столиком вспоминают «Как важно быть серьезным»), но это лишь мелочь, задающая фон. Куда более основательным кажется внутренний диалог с «Пигмалионом» Бернарда Шоу — еще одна история о том, как мужчины «создают» женщину, а потом сами оказываются не в состоянии совладать с новым человеком.
Есть и совсем шуточные парафразы. Например, в конце фильма умирает Бог — и хотя это лишь сокращенное имя Годвина Бакстера, понятно, что в памяти волей-неволей всплывает Ницше и его знаменитое высказывание «Бог умер» из «Веселой науки». А лишенное каких-нибудь социальных рамок и барьеров поведение Беллы заставляет вспомнить миф о «благородном дикаре» и представить, как выглядел бы такой «дикарь» в реальности (упражнение, проделанное Вольтером в «Простодушном»). Например, Белла между делом начинает рассуждать с собеседницей о своей сексуальной жизни и размере члена любовника, думая, что о таких вещах можно говорить за столом. После того, как ей делают внушение, она начинает отвечать на все высказывания тремя общими фразами, опять же, не вникая в контекст — реагируя восхищением на рассказ о чужой болезни.
Если говорить о визуальной стороне, то референсы называл сам Лантимос, обсуждая постановку с оператором и художниками по декорациям. Это фильм Прессбургера и Пауэлла, снятый на Technicolor — «Черный нарцисс»; притча Феллини «И корабль плывет»; «Дневная красавица» Бунюэля, картины Роя Андерссона, копполовский «Дракула» и даже «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха.
Актеры и персонажи
Создавая свой фильм, Лантимос существенно отошел от текста романа, приняв ключевое решение — посвятить историю Белле; книга же рассказана с позиции ассистента Бакстера. Лантимос признается, что с самого начала, еще с «Фаворитки» был уверен, что роль может сыграть только Эмма Стоун; никого кроме нее он здесь не видел. У Стоун здесь большое пространство для работы — начиная с детского (или «дикого») периода, когда даже ее походка неестественна и странна, напоминает то ли автоматон, то ли калеку, метафорически и буквально «встает на ноги» и начинает двигаться самостоятельно. Стоун тут наивна и сексуальна, страшна и смешна, серьезна и глупа — все, чего пожелал бы любой артист. В работе, впрочем, и для нее была загадка — Стоун признается, что почти каждый день задавалась вопросом «Что я тут делаю»?
Мужчины вокруг Беллы сходят с ума — сперва от ее красоты, а затем от того, что она умнее, сильнее и отважнее их. Герой Уиллема Дефо постоянно ведет внутреннюю борьбу — между человеком и ученым. Его ассистент Макс, сыгранный актером и комиком Рами Юссефом — застенчив и стеснителен, но в нем есть темная сторона (которая, судя по интервью Юссефа, зацепила Лантимоса в стендапах актера).
У кого-то болит мужское эго, а у кого-то — мужское естество
Данкан Ведерберн, первый любовник Беллы, блестяще сыгранный Марком Руффало — яркий герой буффонады, нелепый в своей токсичной маскулинности, жалкий в попытках контроля, до печального комичный в своих провалах. Вместо уверенного в себе мужчины (которого Руффало играть привычно) перед нами нелепый шут, лишившийся уверенности в себе после первых же проблем.
Наконец, сыгранный Кристофером Эбботом подлинный муж погибшей Виктории — генерал Блесингтон — это злая пародия на «офицера Британской империи»: лишенный достоинства подонок, наставляющий на всех вокруг револьвер, боящийся слуг, которые терпят его обязательства, и предпочитающий решать свои проблемы насилием. Насилие его и сокрушает.
И стоит поблагодарить Лантимоса за возможность полюбоваться Ханной Шигулой в небольшой роли Марты фон Куртцрок, приятной пожилой дамы, у которой секс и прочие свершения уже в прошлом, зато внутреннего достоинства хватит на десятерых. Она путешествует на корабле, в декорациях, напоминающих о «Кереле» Фасбиндера, — и выглядит совершенно спокойной.
Прочтение третье: универсальное
Только плохие религии построены на тайне, так же как плохие правительства построены на власти тайной полиции. Истина, красота и добро не являются чем-то загадочным, они — самые обычные, самые очевидные, самые существенные факты жизни, как солнечный свет, воздух и хлеб.
Аласдер Грей, «Бедные-несчастные»
Главный материал, использовавшийся для строительства этого фильма — неоднозначность. Вроде как историческая костюмная драма, но не она. Боди-хоррор? Верно, но лишь отчасти. Комедия? Да, но уж больно макабрическая. История взросления? В некотором смысле да, но не она одна. И так будет каждый раз, когда вы будете пытаться жестко определить рамки того, что нам показывает и рассказывает Лантимос. Строго говоря, эту линию он унаследовал из книги: жизнь Беллы в романе описывается двумя, а иногда тремя ненадежными рассказчиками, которые зачастую прямо противоречат друг другу.
Скрепляет это здание юмор. Им пронизано здесь все. А смех, как известно, все подвергает сомнению.
Именно поэтому «Бедные-несчастные» выходят за границы простой оппозиции «феминистское-антифеминистское», «плакат против иронии». Эта история универсальная, хоть и преподанная нам через рассказ об освобождении женщины от любых ограничений, налагаемых на нее обществом и, прежде всего, мужчинами. Но «бедолагами», «бедными-несчастными» кажутся здесь все герои повествования.
Пространство фильма испещрено шрамами — они не только на телах героев, но и на их душах, их мыслях. Искалеченный врач, его одинокий и растерянный помощник, изломанный юрист, кичащийся своей мужской силой и сексуальным опытом, психопат-военный, желающий отрезать Белле клитор (между прочим, в соответствии с советами английского гинеколога XIX века Айзека Бэйкера Брауна), звери-монстры, вышедшие из-под скальпеля Бакстера, хозяйка борделя, чье тело расписано десятками татуировок, клиенты проституток, скрывающие под костюмами сексуальные фантазии и желания, проститутка, которая страдает от одиночества и недостатка тепла.
Нужно было наделить плотью абсолютно фантастический мир
Каждый герой, который оказывается перед нами в этом фильме, в чем-то неполноценен. Несчастен. Болен. Кто-то страдает от метастазов рака, кто-то от невозможности самоидентификации. У кого-то болит мужское эго, а у кого-то — мужское естество. Несчастны здесь все.
И, конечно, все страдают от неравенства. «Деньги — это особая форма болезни», — говорит Белле встреченный ею на корабле философ Гарри Эстли (Джеррод Кармайкл). Он обращает ее внимание на нищету, в которой вынуждены жить десятки тысяч людей, что заставляет Беллу по-детски наивно отдать все деньги на помощь тем, кто страдает от безденежья (средства, конечно, не достигают тех, кому предназначены). Оказавшись без денег, Белла становится не куртизанкой, а проституткой, обслуживая самых разных клиентов — и тяготеет к народу, а не к элитам. Сама Белла, оказавшись в поместье «мужа», наблюдает за тем, как аристократ наслаждается своей властной позицией и издевается над теми, кто от него зависит. Освобожденные Беллой в финале фильма герои до того были угнетены — служанка в доме Бакстера, подруга-проститутка, другая жертва экспериментов хирурга Бакстера и его же бывший ассистент. В общем, не случайно, что она выбрала стать социалисткой.
Все мечтают о счастье, но мало кто его получает. В фантазии Лантимоса путь к счастью проложен страданием. В этом клаустрофобном страшном мире, где живет Белла и остальные герои, мало воздуха. Зато здесь пахнет несчастьем и горем. «Я пустилась в приключения, а все, что я в них нашла — сахар и насилие», — говорит Белла.
Все так и есть — горесть нашей жизни может лишь немного подсластить сладкая выпечка.
Но не исправить.
Заметка на полях: декорация, костюмы, музыка
Декорации
«Единственное, что Йоргос сообщил нам, так это то, что он хотел снять студийный фильм 1930 года, но с использованием современных технологий. Йоргос хотел, чтобы фильм выглядел так, будто его никогда не могло существовать в реальном мире», — говорит один из художников по декорациям фильма Джеймс Прайс.
Художников у фильма два: Джеймс Прайс (у него телевизионный и кинематографический бэкграунд) и Шона Хит (до этого она в основном работала в фэшн-индустрии). Работа перед ними стояла титаническая — нужно было наделить плотью абсолютно фантастический мир. Сперва они готовили «библию» фильма — создавали 3D-модели объектов фильма, придумывали концепции, рисовали эскизы, собирали референсы. Итоговый документ раскинулся на больше чем сотню страниц.
Затем на студии в Венгрии закипела работа, тщательно готовились интерьеры. Например, комната в доме хирурга Бакстера, в которой поначалу живет Белла, должна была напоминать о том, что перед нами ребенок и подросток во взрослом теле. Поэтому стены в ее спальне были сделаны изогнутыми и мягкими, и украшены различными пейзажами, чтобы Белла могла изучать внешний мир, но не могла в него отправиться. А для парижских интерьеров источником вдохновения был художник и иллюстратор XIX века Альбер Робида, предтеча стимпанка, который в своих работах изображал мир отдаленного будущего. Корабль, на котором путешествует Белла, представлял собой трехметровую модель, построенную с использованием оптических иллюзий, чтобы казаться больше, чем он был на самом деле.
От детского образа к взрослому — и чуть ли не мужскому
Belle époque как жажда смерти
Викторианская эра и belle epoque стараниями художников выглядят здесь так, как если бы действие разворачивалось в какой-то параллельной реальности, сочетающей знакомые нам черты с чем-то совершенно небывалым. Здесь собраны элементы, относящиеся к времени действия, и те, которые там никогда не могли бы появиться. Тот же принцип использовался и в работе с одеждой персонажей.
Костюмы
За костюмы отвечала британская художница Холли Уоддингтон, до того работавшая на сериале «Великая» и фильмах «Леди Макбет» и «Боевой конь».
Одежда — важный элемент фильма не только с точки зрения создания атмосферы и мира, но и как инструмент сторителлинга. Например, в начале фильма Белла носит бесформенные домашние платья и ночнушки, ходит с распущенными черными волосами. Но чем дальше она движется, чем взрослее становится. Волосы собираются в косы, а одежда меняется: сначала она носит шаровары и панталоны с курткой и большой шляпой, а также блузки с огромными пышными рукавами, которые отсылают к образам классических диснеевских принцесс. К концу фильма облачается чуть ли не в военные платья, которые делают ее фигуру мужской, расширяющейся снизу вверх. От детского образа к взрослому — и чуть ли не мужскому.
Работая с костюмами Беллы, Уоддингтон вдохновлялась силуэтами 1890-х годов, но не зацикливалась на них — скорее, они служили отправной точкой для фантазии. Костюмы Беллы не собраны до конца, у них всегда не хватает деталей — это подчеркивает ее наплевательское отношение к социальным правилам и постоянное строительство себя как человека. В результате Белла одета как современный человек, оказавшийся вдруг в викторианские времена.
Интересный момент: Белла в этом фильме не носит корсеты. Такое решение было принято на старте работы — все согласились, что такая героиня не должна быть ничем сдерживаема, сдавлена, ограничена. А вот герой Марка Руффало корсет носит, как и другие накладки — от икр и бедер до груди и зада. Ограничений и комплексов у этого персонажа огромное количество, так что наличие корсета кажется логичным физическим воплощением этих недостатков.
Действие фильмов Лантимоса происходит в голове самого Лантимоса
Музыка
Композитор фильма — загадочный музыкант Джоселин Дент-Пули, работающий под псевдонимом Джерскин Фендрикс. В свое время он писал оперу для музея Виктории и Альберта, сотрудничал с группами Black Midi и Black Country, New Road. Он создает странную музыку, которая при этом цепляет и захватывает.
Дент-Пули — уроженец Бирмингема, выходец из семьи проповедников, выпускник Кембриджа, где он изучал классическую музыку и в то же самое время сильно увлекался хип-хопом; окончив университет, он стал частью музыкальной тусовки, сформировавшейся вокруг лондонского паба The Windmill в Брикстоне (собственно, все тех же групп Black Midi, Black Country, New Road, а также Shame, HMLTD и Goat Girl).
Саундтрек для «Бедных-несчастных» — его первый опыт в кино. Он, кстати, и сам ненадолго появляется в фильме в роли музыканта в лиссабонском ресторане. Изломанная, будто намеренно испорченная музыка — вот что сопровождает эволюцию Беллы. Сам Джерскин, впрочем, уточняет, что вдохновлялся не только главной героиней, но и всеми остальными персонажами, стараясь придать композициям трогательное, очень личное, почти интимное звучание. Фендрикс использовал как духовые инструменты (ирландскую волынку, орган), так и струнные инструменты, а также молоточки и даже синтезированные вокальные вставки.
Эпилог
Действие фильмов Лантимоса происходит в голове самого Лантимоса. Они вроде бы где-то, но, в то же время, нигде. В «Фаворитке» он делает вид, что отправляет нас в Англию XVIII века, но разговоры там ведутся вполне современные, а танцы оказываются вог-дэнсом. Действие «Лобстера» вроде бы разворачивается в ирландской деревне, но, на самом деле, и все же это условное пространство утопии. «Бедные-несчастные» — не исключение. Мы помещены в фантазию Лантимоса. Режиссер и не скрывает, что мы оказались в его голове.
К его чести как художника, он не собирается давать прямых ответов и объяснять, что мы увидели. Он совершает нечто более впечатляющее. Если Годвин Бакстер пересаживал мертвой женщине мозг ее ребенка, то Лантимос переносит нас в мир собственных фантазий, передает свои мысли и образы на расстоянии.
И разрешает нам в них пожить.
