«Подбросы»: Всем не больно
Жил-был в интернате тщедушный с виду мальчик Денис (Денис Власенко). У него была редкая способность не чувствовать боль. Директор интерната, правда, предпочитал называть ее патологией, а самому Денису непрестанно напоминал про ее коварство, ведь без болевых ощущений не оценить свое подлинное состояние. Поэтому Денис находился в интернате под пристальным наблюдением неравнодушных сотрудников и, в общем-то, был всем доволен. Но однажды в интернат приехала мама Оксана (Анна Слю), молодая женщина в спортивном костюме на «девятке», некогда подбросившая Дениса в бэби-бокс. Вдвоем они сбежали из интерната и укатили в Москву, где у Дениса появились своя комната в просторной квартире, своя одежда вместо бесцветной интернатовской формы, и новая роль: работать «подбросом» — прыгать под машины, имитируя ДТП. До поры до времени талант мальчика, обеспеченный его врожденной особенностью, устраивает всех. Но понемногу Денис начинает чувствовать себя все хуже.
Третий фильм Ивана Твердовского сразу после премьеры на «Кинотавре» назвали комиксом, вычурным сказом о необычном мальчике — читай, супергерое. Примет и правда достаточно. Главный герой Денис, простой мальчишка, описывается через редкий, почти фантастический диагноз — анальгезию. Выбеленные, пересвеченные декорации интерната, возглавляемого мудрым директором, смахивают на интерьеры школы «Людей Икс», но никак не на отечественные интернаты с их культом насилия, который Твердовский сам же описал в ранних фильмах и теперь словно стал путаться в показаниях. Москва в фильме предстает исключительно ночной, неоновой — днем тут решают дела в закрытых комнатах, а в непролазной тьме затевают новые. Ориентироваться в этом пространстве Денису приходится по свету фар и светофоров, по звукам сигнализаций. Да, комиксу свойственно сгущать фон, место действия в нем — это территория прямых, наглядных контуров.
Персонажи, чтобы не слиться с задниками, тоже даны сплошь в жирной обводке. Денис становится участником труппы судебных лицедеев: подсадные ДПСник, врач и фельдшеры «скорой», адвокат, прокурор, судья и даже стенографистка (собственно, мама Дениса) — одна команда, которая получает заказы на неугодных бизнесменов и «закрывает» тех в тюрьму за совершенные ДТП. (Неизбежно и незапланированно возникает аллюзия на дело Серебренникова, судебную постановку нового времени.) Все они — злодеи, вурдалаки с вывернутыми на максимум настройками цинизма и нулевой эмпатией. Днем они выбивают деньги, а ночами дружно напиваются в клубе, задрапированном во флаг России, затем писаются, не дотерпев до дома, на собянинскую плитку. Этот волчий разлад, в котором одно ведомство плитку кладет, а другое ее поливает, заложен в форме их общения, неизменно кастового, и протоколируется на очередном заседании, пошедшем под откос из-за сбившегося в показаниях Дениса. С этого момента подростка понемногу списывают со счетов, отношения с матерью, построенные на ее инцестуальных притязаниях и недомолвках, окончательно рушатся — столичный мир сплевывает Дениса на обочину.
Вворачивая здесь и там узнаваемые атрибуты ведомственной России в гипертрофированных пропорциях, Твердовский не гонится за достоверностью. Действительность тут проступает кляксами: духота помещений, не к месту пришпиленные в клубе флаг, выхваченные в замедлении ряхи преступной шайки, опороченный одним их видом герб — и оставшийся на первых страницах рассказа, залитый светом интернат с дежурными, но верными лицами. Под названием Jumpman фильм поскакал по фестивалям за рубежом, но сложно оценить, насколько там будет считываться условность критической манеры Твердовского, даже при однозначно комиксовом названии.
Однако трактовать «Подбросы» как комикс, невзирая на шаржированную действительность, мешает очевидная жанровая загвоздка. Способности супергероев всегда имеют деятельное проявление. Будь это сверхсила, телекинез или невидимость, они делают своего носителя способнее, но Денис не способнее остальных — в конце фильма он все тот же хрупкий мальчишка, невыразительный и никем пока не ставший, как и в начале. Его патология позволяет ему лишь влиться на чужих правилах в компанию жестоких, ничего кроме звериного гнева не чувствующих взрослых.
Есть две подсказки, из которых можно заключить, что «Подбросы» комиксом скорее притворяются. Это вывески ночных клубов, вокруг которых Денис с ДПСником отлавливают жертв — удивительные названия «Терпила» и «Везде чужие». О терпилах Денис постоянно слышит от своих соучастников, которые так обозначают обвиняемых в суде — а затем нарекут и самого Дениса. «Везде чужие», конечно, вербализация внутреннего состояния Дениса. Вынос этих ощущений вовне — не комиксовая, а вполне экспрессионистская манера работы с предкамерным пространством.
Поэтому и странное интонационное решение интерната кажется всего лишь представлением Дениса, который к этому месту привык, а в других не бывал. Если в комиксах окружение дано штампом, в «Подбросах» мир вибрирует в такт состоянию героя, становясь то неправдоподобно зловещим, то беспричинно миролюбивым, как, например, в начальной сцене, когда сотрудница интерната вместе с подопечными идут доставать очередного младенца из бэби-бокса — сцене безжалостной по отношению к зрителю, но для героев — будничной: в конце концов, сами они, включая Дениса, оказались здесь тем же путем. «Москва какая-то темная, никакая», — говорили на премьерном показе фильма в залитом солнцем вдоль и поперек Сочи. Но кажется, что такой она становится из-за героя, слишком юного, беззащитного перед городом, перед работодателями в погонах, перед собственной мамой, с которыми ему не совладать.
Здешнюю игру в «мне не больно» Денис проигрывает: человек с редким диагнозом пасует перед человеком с обыкновенной профессией (сотрудником ДПС, врачом — любым из взрослых), и первым начинает ощущать страдание окружающего мира. Может, герой и не чувствовал боли, но скорее всего в стерильном пространстве интерната он просто не был с ней познакомлен. Столкнувшись с новым опытом лицом к лицу, он лишился своей патологической «способности» — и приобрел ощущение хрупкости, тем самым смирившись с правдоподобной версией себя.