Нам песня жить и грустить помогает
В кино еще можно посмотреть на «Рецепт счастья» — фильм-открытия Канн, герои которого выражают эмоции, пропевая поп-хиты разных поколений. О традициях, из которых вырос этот, на первый взгляд, приземленный французский фильм, рассказывает Антон Фомочкин.
Не можешь подобрать слова — спой. Вспомним классику осенней романтической эйфории «Поющие под дождем». Раздираемый чувствами Джин Келли неспешно плетется по дороге в то время, как с неба за считанную пятиминутку спускается месячная норма осадков. Сначала он лишь негромко напевает свою мелодию, затем аккуратно вступает и оркестр.
Поют без рывка, позы и жеста — просто для себя
Нужен ли зонт, когда счастье греет, а в сердце — солнце? Объятия с фонарным столбом. Ребяческие прыжки (то по асфальту, то по проезжей части), напоминающие игру в классики, только в исполнении сорокалетнего мужчины. Шатания вокруг края водосточной трубы, из которой хлещет так, что может сбить с ног. Все это не беда, все это антураж. Келли торжественно пляшет по лужам в шляпе, гений хореографической непосредственности. Он разве что не летает; хотя пару раз кажется, что на очередном па артист зависнет над землей — когда сток окончательно забьется, и улица превратится в локальное озеро.
Все эти топтания на бутафорском павильонном бульваре легко представить себе и на Бродвее. Киномюзикл, жанровую традицию которого годами надиктовывал Голливуд, вообще адаптивен к театральной сцене лишь в тех редких случаях, когда речь идет об оригинальном материале, а не адаптациях и без того популярных постановок. Но существует еще одна, не менее многолетняя и куда более щемящая традиция музыкального фильма.
Следуя ее постулатам, песни на экране, если не бубнят под нос, то поют без рывка, позы и жеста — просто для себя. Потому что, промолчав, будет казаться, что проглотил камень. Да и недосказанность в этих картинах ранит острее любого слова. Поэтому, в противовес любовным потрясением Джина Келли, обратимся к другому осеннему оттенку. Не оранжевому опавшему листу, с которым обычно ассоциируется все сентябрьски-яркое, а к иссиня-пасмурной печали.
В строении французского музыкального фильма нет ни примирения с собой, ни с миром
«Все песни только о любви» Кристофа Оноре состоят сплошь из музыкальных эпизодов бытового обрамления, но нарочито заурядным из них выглядит лишь один. В нем солирует Луи Гаррель. Его герой Исмаэль недавно потерял девушку по имени Жюли (Людивин Санье), которая перед смертью страшно тяготилась своей вовлеченностью в пагубный менаж-а-труа. Поэтому мужчина винит себя и много грустит, пытаясь найти место, где сможет спать без ночных кошмаров, не видеть призраков в переулках и просто понять себя.
Все песни только о безумии
Сцена начинается с разговора у обыкновенной двери парижской квартиры выкрашенной в тусклый красный; продолжается спуском по такой же заурядной винтовой лестнице и плавно переходит в минорное шествие до вокзальной станции Gare de l’Est; с поворотом к неблагополучному африканскому кварталу. Гаррель же, искалеченным горем романтик, как Верлен или Бодлер, скорбно шагает вдоль разорившихся булочных, сквозь оглядывающихся на него прохожих. Исмаэль смотрит лишь на небо, если верить лирике его зонга.
«И в каждой секунде только пригоршня праха,
В каждой минуте слёз на года.
Сражаюсь я люто, и льются на плаху
И кровь, и вода, и кровь, и вода».
Как и герой Джина Келли, не забывает он и про свет:
«Наполнило солнце все небо
И ад моих дней — я хожу над тобой».
Бесспорно, эта оголенная, надрывная и бесконечно красивая лирика в диапазоне от самобичевания до разрушения едва отличается от печалей как эстрадных шансонье, так и народных проклятых поэтов. В строении французского музыкального фильма нет ни примирения с собой, ни с миром — только светлая грусть, в которой и можно найти толику утешения, да и то не всегда.
Куда более ультрамариново-минорный (а как иначе, если в нем юная Сейду завлекает в человеческие бездны синевой своих глаз) фильм Оноре «Прекрасная смоковница», вышедший чуть раньше «Песен», также не обошелся без музыкальной исповедальности.
Судьба бывает изменчива, даже если кажется, что твоя любовь абсолютна
Учитель итальянского Немур (Луи Гаррель), печальная школьница Жюни (Сейду) и ее воспитанный поклонник Отто (Грегуар Лепренс-Ренге) образуют школьный любовный треугольник. Они много друг на друга глядят и неуемно стыдятся близости. Когда неоперившийся юноша узнает о существовании старшего кудрявого визави, он просто… (радикальный поворот сюжета)… решает броситься со школьной верхотуры, исполнив по пути (для нас) свою лебединую песню. С заплаканными глазами он буднично пройдет по привычному маршруту, ведь в обыденности и кроется экзистенциальный кошмар. Особенно мрачно он финальный раз неспешно идет дорогой, которой должен бы ходить еще несколько лет вперед.
«Иногда нам не хватает дождя
И мы ждем наступления бури
Чтобы поверить что здесь и сейчас
Мы существуем».
Отто радикально-глупым и импульсивным поступком подтверждает свое существование на Земле: исчезает из нее.
Эти работы Оноре — оммажи Жаку Деми, праотцу того, что мы сейчас называем традицией французского музыкального фильма. «Песни», например, повторяют «Шербургские зонтики» структурно (не говоря о том, что сестру Жюли играет дочь Денев — Кьяра Мастроянни). Они также подводят зрителя к тому, что судьба бывает изменчива, даже если кажется, что твоя любовь абсолютна, очевидна как то, что мы дышим.
Конец непоправимого счастья — «Аннетт» Леоса Каракса
Поэтому и можно расширить это понятие до более конкретных (пост)оперетт вроде «Аннетт» Каракса — еще одной мелодрамы, где при содействии группы Sparks режиссер устраивает доселе невиданный сеанс душевного эксгибиционизм. Учитывая, что на этом иносказательно-утопическом автофикшне была построена вся его карьера, даже не описать масштабы неудобной и неловкой откровенности фильма. Словно узнал чей-то тягостный секрет, от которого неизмеримо хочется броситься за борт.
«Аннетт» Лео Каракса — Что пишут критики?
Такой контекстуальный мостик, на самом деле, прочно стоит на каркасе влияния на всех участников будущего французского необарокко (Каракс, Бенекс, Бессон), оказанного формалистскими работами Деми. Может, их герои не стали петь (сразу, дождавшись появления малышки Аннетт), но продолжали жить, чувствуя через ритмы и говоря с нами своими телами.
Начиная с бедолаги Алекса (Дени Лаван) из «Дурной крови», кто в своем забеге отскакивал от стен под «Modern love» Боуи; заканчивая курьером из «Дивы», участвующего в скачках с купленной полицией и пытливыми наемниками лейбла — не только под, но и из-за музыки (он тайком записал голос оперной гранд-дамы, которая звучать на пластинках категорически отказывалась).Может, они и не пели, потому что в те годы у них гулял ветер в голове — не в чем было признаваться.
Озон использует хиты эстрады как поколенческий маркер
Впрочем, не Шербуром едины. Деми создал целую музыкальную трилогию. Не только юная продавщица зонтиков, влюбленная в такого же наивного и зеленого автомеханика грезила славным будущим, то и дело стараясь нам об этом мелодично сообщить.
Месье Деми. Неизвестный классик «новой волны»
Большими надеждами на Париж жили и «Девушки из Рошфора». Но только вместе с приехавшей в их город ярмаркой в судьбах сестер-близнецов наметились перемены. Здесь-то и схлопнутся две музыкальные метавселенные.
В Рошфоре блеснет неотразимая и ласковая улыбка заезжего Джина Келли, который влюбится в Соланж (Франсуаза Дорлеак) — одну из сестер — и будет искать не только встречи, но и возможности передать ноты. Три картины Деми создали библию, по которой дальше будет развиваться традиция. Любовные страдания с толикой принятия в Шербуре. Лазурный оптимизм в Рошфоре. И, наконец, горечный трагизм в «Комнате в городе», финальном воссоединении режиссера, композитора Мишеля Леграна и Катрин Денев — о том, конечно, как невыносима жизнь без любимого.
Катрин Денёв. Андрей Плахов купить
Влияние Деми неоспоримо и в случае Франсуа Озона с его фильмом «Восемь женщин», в случае Амели Боннен с «Рецептом счастья». Что роднит эти фильмы? Плейлист, состоящий из хитов эстрады. Озон использует их как поколенческий маркер. Бонне как песни юности своих героев (от Далиды до Stromae), к которым они могут вернуться. Вынужденно заявляется домой успешный шеф-повар Сесиль (Жюльет Армане), потому что плохо стало трудяге-отцу, который даже на смертном одре будет отдавать заказы в своей забегаловке высокой кухни. На малой родине — неслучившаяся интрижка (Бастен Буйон), маленькая спальня, в которой ничего не поменялось, и вечно веселые пьяные вечера для того, чтобы совсем не закостенеть в провинциальной рутине.
А что песни? Подменяют совсем уж стыдные банальности и прописные истины. В разговорах с родителями, женихом, первой любовью. Песней можно делиться, как секретом. Обмениваться, проявляя свои чувства. Соревноваться, чтобы потом все равно схлестнуться в драке. Сесиль уехала однажды (так переводится оригинальное название partir un jour, в честь нетленки из 90-х), чтобы заново прожить то, что, казалось, было упущено из-за отъезда в Париж в молодости. Музыка — и прошлое, и настоящее, и чувства как они есть. Как по-настоящему уехать можно лишь однажды, так однажды можно и прослушать песню впервые.
Читайте также
-
Что-то не так с мамой — «Умри, моя любовь» Линн Рэмси
-
Хроники русской неоднозначности — «Хроники русской революции» Андрея Кончаловского
-
Памяти лошади — «Константинополь» Сергея Чекалова
-
Предел нежности — «Сентиментальная ценность» Йоакима Триера
-
Это не кровь, просто красное — «Франкенштейн» Гильермо дель Торо
-
Вот так убого живем мы у Бога — «Ветер» Сергея Члиянца