Пелевин
Мне девять. Мы с сестрой больше всего на свете любим смотреть, как папа играет в хитрую компьютерную игру «Принц Персии». Мама ругается, когда он поздно вечером вдруг врывается к нам в комнату с воплем: «Я понял!» — а мы вскакиваем с кроватей и несемся к компьютеру, чтобы проверить внезапно осенившую папу идею. Рассказ Пелевина «Принц Госплана» стал для меня первым образчиком современной литературы о моей собственной современности.
Мне тринадцать. Лето мы проводим в Крыму, в большой компании взрослых. Наш знакомый, молодой дизайнер по имени Андрей, почти не купается. Он лежит под зонтиком, читает и хихикает. Конечно, его без конца просят
Мне четырнадцать. Я болею, но меня везут на дачу: там клубника и свежий воздух, там я поправлюсь скорее. Вечером папа заходит проведать меня. Я читаю пелевинский сборник «Желтая стрела», принадлежащий Андрею, до сих пор с песчинками между страниц. Папа предлагает прочесть вслух «Десятый сон Веры Павловны». В тот момент, когда произносится слово «жопа», в комнату заходит бабушка с тазиком клубники. Она вежливо ставит тазик на стол и выходит. Папа дочитывает рассказ, желает мне спокойной ночи, но я еще долго посмеиваюсь, слушая доносящийся сквозь тонкие стены спор бабушки и папы о воспитании девочек.
В одиннадцатом классе я пишу сочинение по современной литературе — рецензию на рассказ Пелевина «Зигмунд в кафе». Мне ставят «отл.», но просят принести рассказ. Учительница в недоумении, однако менять оценку непедагогично.
На первом курсе филфака, когда я работала в местном журнале, в Саратов привезли спектакль «Чапаев и Пустота». На планерке было принято решение сделать интервью с Гошей Куценко. Моя подруга Соня, с которой мы до этого пару месяцев обсуждали Пелевина, придумала назвать наш блок материалов «Винегрет имени В.О. Пелевина». Винегрет — любимое блюдо русских людей, а творчество Пелевина по сути тоже смесь (хорошо помню один из придуманных нами ингредиентов — «вареный Кастанеда»). Мне оставалось не забыть в конце интервью спросить у артиста Куценко, как он относится к винегрету. Куценко давал интервью с удовольствием, сидел за роялем в Театре оперы и балета и даже спел песенку собственного сочинения. Как выяснилось, к винегрету Куценко относился хорошо.
Пелевина я и вправду быстро переварила. К концу второго курса стало ясно, что интерес к нему в моем случае зиждился на незнании зарубежной литературы. Но когда папа навещает меня в Москве, он неизменно отмечает: то, что я живу на ВДНХ, рядом с местом действия романа «Омон Ра», — это хороший знак. А в моменты тотальной усталости мне до сих пор хочется «спрятаться
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино