Игорь Масленников
Игорь Масленников

Идеализм модели


Игорь Федорович Масленников, художественный руководитель творческого объединения «Троицкий мост». Был одним из активных участников создания новой модели кинематографии. Считает, что не осуществляется даже то простейшее, на что все надеялись после V съезда кинематографистов. Почему?

 

— Я прошу запомнить, что разговаривали мы с вами 15 октября 1989 года. Наше время поразительно изменчиво, и как будет выглядеть ситуация в кинематографе, да и в стране, когда журнал выйдет, судить очень трудно.

При создании модели перестройки советского кино я был полон энтузиазма, как, впрочем, и все, кто этим занимался: Э. Климов, А. Медведев и целый ряд других реформаторов. Тогда мы были идеалистами. Мы были заражены (как и все руководство страны на начальном этапе перестройки) всеми признаками классического идеализма. Не было конкретных знаний о конкретной ситуации — и в кино, и в стране. А кинематограф как часть народной жизни не мог не находиться в прямой связи с общественными процессами. Теперь, начитавшись экономических статей, наслушавшись выступлений народных депутатов, при всей сложности и запущенности наших проблем представляешь, что нормальная, здоровая экономика должна отвечать двум простейшим принципам: здравому смыслу и честности.

Так вот, разработку новой модели кинематографа начинать нужно было не с производства. И я, кстати, был одним из немногих, кто кричал, что перестройку надо начинать с проката. И прежде всего уяснить: как мы зарабатываем деньги, как эти деньги отчисляются, как зритель платит, сколько и почему. Организовав данный экономический аспект существования кино, мы уж как-нибудь производство перестроили бы. Тем более что для перестройки на идеологическом уровне не требовалось особых усилий: в стране к этому времени уже создавалась атмосфера абсолютной гласности. Практически сейчас мы можем снимать кино, не сопрягаясь ни с каким контролем.

А что получилось? В результате того, что мы с прокатом не разобрались, прокат нам устроил мстительный перевертыш, когда все наши пожелания обернулись тем, что в условиях свободного рынка и конкуренции прокат по-прежнему сумел сохранить свой монополизм, притом в гораздо более жесткой и беспощадной форме. Наши отношения с руководителями на уровне рынка складываются весьма не просто. Иной раз думаешь: как было хорошо, когда был один Ермаш! Худо-бедно, со скандалами или как-то иначе, но можно было договориться о приемке фильма и после этого быть уверенным, что картину увидит страна. Теперь мы столкнулись с сотнями маленьких ермашей в разных регионах страны, во власти которых судьба картины. Они вправе запретить фильм, приказать местным прокатчикам не покупать его и так далее. И этот административно-управленческий монополизм оказался гораздо страшнее, чем наше общение с Госкино.

Фотография В. Малева

Что же касается честности как необходимого условия экономической жизни, то я скажу прямо: кино находится в криминогенной ситуации. Когда я был на Одесском кинорынке, мы полдня искали копию фильма «Караул». А ее сперли, чтобы сделать видеокопию, какие-то подпольные прокатчики. И я видел, как представитель советско-западногерманской фирмы «Прим-Одесса» периодически испуганно вскакивал и проверял, не стащили ли у него какую-нибудь копию тех фильмов, что он привез на рынок. Я понял, в какой атмосфере мы варимся. Прежде всего — это полное отсутствие законодательных актов. Нигде в мире нет такого положения. В любой стране, где существует закон, охраняющий национальный кинематограф, контроль осуществляет простой участковый полицейский. Он может войти в любой салон и потребовать лицензию на показ того фильма, что крутится у них на экране. Здесь это игнорируется полностью.

А сговор на кинорынках? По нынешним временам кинофильм нельзя снять дешевле, чем за полмиллиона. Таковы производственые расценки. Но когда на кинорынке мы хотим вернуть хотя бы свои деньги, с минимальным процентом прибыли, чтобы можно было двигаться дальше, мы сталкиваемся с тем, что прокатчики сговариваются и сознательно сбивают эти и без того минимальные цены. А ведь они прекрасно знают, что мы стоим на грани. Но и прокатчиков можно понять: они уже должны жить по-новому и зарабатывать деньги на наших фильмах, а при этом инструктивная, законодательная часть их деятельности полностью сохранилась на уровне прошлого. Зрительское поголовье, вал, средняя стоимость билета 27 копеек, колоссальные отчисления в местные бюджеты и так далее. Они находятся в жестких условиях старой системы, а мы хотим, чтобы они общались с нами по-новому. И никакого свободного рынка, никакой конкуренции между прокатчиками нет. Вместо этого конкурируют между собой картины.

Мы перестроили производство, и возникла конкуренция между фильмами. Как же себя ведут режиссеры в условиях этой внутренней конкуренции? Среди нас есть, условно говоря, ловкачи. Но я отношусь к ним добродушно. Я считаю, что это толковые, смышленые, быстрые люди, которые в нашей запутанной ситуации тем не менее нашли способы достижения если не высоких творческих, то хотя бы высоких экономических результатов. Это происходит сейчас не только в кинематографе. Повсюду люди стараются побыстрей набить карманы и, что называется, разбежаться по-хорошему. Ловкачей я делю на две категории: ловкачи внутренние и внешние. Первые пошли по пути стремительного удовлетворения самых низменных потребностей зрителя, чтобы тот повалил на их картины и своими копейками (потому что кино у нас задешево продается) компенсировал их затраты и обогатил их. Но есть другой путь. Надо сказать, что нашей сегодняшней общественной атмосфере свойственнен этакий мечтательный взор на заграницу — как там хорошо и как у нас плохо. И ищутся любые, приличные и неприличные, формы, для того чтобы хоть как-то на нас обратили внимание. Чтоб протянули нам пачку твердо конвертируемых дензнаков, на которые мы могли бы что-то сделать. И внешних ловкачей я осудить не могу. Правда, я ни разу не видел ни одного впечатляющего результата. Но это все одна порода.

А есть, к сожалению, среди нас большая группа творческих работников, по-прежнему настроенных паразитически, как в застойные времена. Это очень грустно. Надо все-таки смирить свой гордый нрав и находить пути к кино, которое удовлетворяло бы и эстетическим критериям и одновременно было бы интересно зрителю. Гордое нежелание вникать в экономические подробности своего собственного существования в наше время просто нелепо. Есть среди нас и люди, которые переквалифицировались. Они перестали снимать кино и занялись мифотворчеством. Я не понимаю людей, которые, вступив на этот путь, не желают работать и жить современным, нынешним кинематографом.

Я вспоминаю разговор с норвежским режиссером Кнутом Андерсоном. Я рассказал ему, какую модель мы делаем. «Вы ликвидируете цензуру? — сказал он. — Прекрасно! Но я не понимаю, зачем вы придумали, чтобы было как у нас. Вы хотите ходить с протянутой рукой, искать деньги, потом мучительно тратить время, чтобы реализовать картину, и так далее? Но это же шаг назад! Весь кинематографический мир смотрел на вас с завистью: пусть вы не очень богаты, но государство делало для вас все. Давало деньги, заботилось о прокате, продавало за границу…» К сожалению, этого больше нет. Мы срубили тот сук. И надо привыкать. Надо всем садиться за парту. Что-то почитать, чему-то поучиться, поехать за границу, но не просто погулять по Голливуду и посмотреть, какие они там делают декорации, а заняться исследованием. Потому что как раз американцы находятся в наиболее жестких экономических условиях существования. И тем не менее создают и великолепное кинематографическое искусство, и все их фильмы наполнены нравственным содержанием.

Что сейчас требует незамедлительного решения? Мне кажется, что Союз кинематографистов и Госкино должны сделать две вещи: первое — оградить нас от видеопиратства. Если не будет законодательства, запрещающего показ ворованных картин, мы окажемся у разбитого корыта. И второе — изменить стоимость билетов в нашем прокате. Пока мы оцениваем свое искусство дешевле бутылки пепси-колы. Во всем мире билет в кинотеатр, в переводе на наши деньги, стоит около трех рублей. И большинство людей в состоянии платить такие деньги за просмотр хорошего фильма в хороших условиях. А если мы будем и дальше так задешево показывать кино, то не соберем денег, чтобы его снимать. Ну и, наконец, очень важно, чтобы кинорынок стал кинорынком. Чтобы, кроме монопольного Главкинопроката, на таком кинорынке происходил съезд разных людей, которые представляют разные способы показа, разные организации, разные аудитории.

Сейчас все находится в состоянии полного брожения и туманности. Но это и есть то положительное начало, что вызвало наш разговор. Потому что именно в таком тумане, в неопределенности и зыбкости очень важно до чего-то договориться и понять, как двигаться дальше.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить