Танцуй, пока молодой — «Паркет» Александра Миндадзе
На этой неделе в прокат выходит «Паркет» Александра Миндадзе, драма о возрасте, растраченной жизни и вечно неутоленных желаниях. Посмотреть этот фильм именно на большом экране всем советует Василий Степанов.
Дерганый, патлатый, в пестром концертном пиджаке мужчина за пятьдесят куролесит в холле безликого, но тоже по-своему яркого отеля, где отмечает свой юбилей танцевальный клуб. Опрокинет в себя бокал игристого, потом еще бокал и еще, уткнется носом в чей-то подвернувшийся голый живот, вцепится руками в обтянутый платьем зад и будет говорить с пупком: как же так вышло, что он оказался в толпе один? Зовут мужчину Какаду (Анджей Хыра), и некоторую экзальтированность в описании и кличке извиняет то, что он — «тангеро», блиставший с номером «Я и две мои телки», соответственно, сразу с двумя партнершами.
Выхода из отеля нет, и не зря, увидев в лобби Миндадзе волка, начинаешь ждать Рагнарёк.
— Танго втроём, разве это возможно? — спросите вы.
— Возможно, — ответит Александр Миндадзе, сценарист, режиссер, продюсер, проще говоря, автор фильма «Паркет». Всё возможно, если Какаду найдет двух своих спутниц по танцполу и жизни Валенсию (Евгения Додина) и Элизабет (Агата Кулеша), а затем убедит их тряхнуть стариной. Да, вены, да, сердце, да, глаз один уже не видит, да, внука нужно кормить и с дочерью помириться, да, телки стали тетками, и вроде бы другие вопросы уже на повестке, но все-таки тянет на паркет, тянет вернуться в треугольник.
«Паркет» — на первый взгляд самый тихий фильм Миндадзе. Вроде бы никаких тебе кошмаров: самолет не упал, Чернобыль не взорвался, война не грянула. И все же явно чувствуется приближение катастрофы куда более неотвратимой, чем взрыв реактора — личного апокалипсиса старости и смерти. А может, смерть и вовсе уже наступила (только предупредить забыли), и отель, где собирается танцклуб, — это своего рода вход в иной мир посреди того самого сумрачного леса, место встречи с самим собой. Место, где приходится платить по счетам. Видели мы такие отели — от Сартра («За закрытыми дверьми», 1954) и далее.
Какаду — уж не «как в аду» ли он? Здесь странно.
Намеков на такую трактовку предостаточно. Какаду — уж не «как в аду» ли он? Здесь странно: встретившись на нейтральной земле, герои говорят друг с другом чужими голосами (актеров-иностранцев дублировали) и чужими словами. Хитрая речь Миндадзе — как шифровка, усиливающая акценты на отдельных словах и звуках, смещающая их. Ей в пандан и синкопирующий монтаж Даши Даниловой, собравшей из нервических крупных планов очень живую музыкальную тему. Исполнители заучивают словесный шифр как мелодию, как движения в танце. Эта явная странность освобождает фильм от вкуса реальности, здесь все на сцене, все разыгрывают пьесу. На финальных титрах фильм словно начинается заново — звуковая дорожка зацикливается в петлю. То есть выхода из отеля нет, и не зря, увидев в лобби Миндадзе волка, начинаешь ждать Рагнарёк.
Впрочем, символы символами, но «Паркет» можно смотреть и в совершенно обыденном ключе — как мелодраму о вечно пробегающей мимо и этим удивляющей человека постфактум жизни. Пока герои пытались придумать новые па и не растянуться на паркете, родились дети, прибавились морщины и болезни — «усугубился образ».
К фильму стоит подсесть поближе, посмотреть его с первого ряда и на большом экране
Эта фраза, которой Валенсия характеризует свою соперницу по танго Элизабет, подходит всему трио. «Усугубился образ» — это и про автора, выходящего на паркет, чтобы в очередной раз исполнить свой танец, забыться в искусстве: начать где-то в середине, минуя экспозицию, завершить, не дожидаясь финала, и подойти к героям так близко, что станет больно, схватить жизнь, как Какаду инстинктивно хватает чей-то подвернувшийся зад. Жизнь трудно понять, но можно потрогать. И к фильму тоже стоит подсесть поближе, посмотреть его с первого ряда на большом экране — так красивы его аляповатые детали, выхваченные из невидимого целого: эти коленки, колготки, блестки, накрашенные губы и, конечно, отвисшие щеки, темнеющие зубы, слезящиеся глаза.
Александр Миндадзе: «Всё смывает волна»
В нашем рафинированном мире, где все молоды и прекрасны, а старость и немощь не принято обсуждать («Молодость — это сейчас», — пытается соответствовать Какаду), острая, не задрапированная оговорками возрастная чувственность — очевидное достижение «Паркета». Для взгляда, стреноженного тинейджерским комфортом стримингов, фильм Миндадзе при всей своей невинности довольно возмутителен. И дело, конечно, не только в герое Какаду, вышедшем в тираж мачо, смехотворно зацикленном на своей сексуальной мощи (слово «телки» — шок-контент), а в том, что разговор о человеческом желании (Какаду — желание во плоти), продолжающем вопреки всему тлеть и в возрасте дожития, стал казаться чем-то не совсем приличным.
Как так? Ты ему: окей, желание, time’s up, освобождай паркет. А оно опять за старое, не уходит.
