«Я параноик? Ну и пусть!». Контроль после революции
Ровно 50 лет назад вышел «Холодным взором» Хаскелла Уэкслера — один из ярчайших примеров политического кино США. Публикуем текст Михаила Трофименкова из 68-го номера о том, как всеобщая паранойя захватила американский кинематограф семидесятых.
СЕАНС – 68
«Все выходит из-под контроля», — втолковывал невменяемый директор НАСА астронавтам, которых за минуту до старта похитили-эвакуировали из ракеты, нацеленной на Марс. Что именно выходит из-под контроля и почему полет на красную планету нужно имитировать в засекреченном съемочном павильоне, парни решительно не понимали. Их ракетоплан должен был сгореть в плотных слоях атмосферы. И героям, официально погибшим, оставалось только одно — умереть. Разоблачить «хозяев дискурса» сможет только один из них — тот, что добежит до собственных похорон. Хэппи-энд «Козерога-1» (Питер Хайамс, 1977) — жирная точка в эпопее «параноидальных триллеров» 1970-х. Все под контролем, свободная пресса вытащит за ушко да на солнышко любых конспираторов, зритель может спать спокойно. Нужно только усвоить: конспирологические экранные кошмары — это только дурной сон.
Эти кошмары — визитная карточка американского кино 1970-х. Суть американских 1970-х. Историческое значение несоразмерно количеству: всего ничего — пять штук.
Чувак пытается перехитрить заказчиков, но не понимает, что играет в покер с дьяволом.
«Привести в исполнение» Дэвида Миллера (1973) — реконструкция заговора с целью убийства Джона Кеннеди, вызов официальной версии, гласившей, что помешанный Освальд стрелял по президентскому кортежу в одиночку. «Разговор» Фрэнсиса Форда Копполы (1974) — история о виртуозе подслушки, который осознает смертоносность своего ремесла, ужасается и пытается предотвратить убийство, в подготовке которого, как он полагает, невольно участвовал, но чуть-чуть ошибается в нюансах и принимает будущих убийц за жертв, обрекая себя на безумие. Эти два фильма только готовили почву для торжества «паранойи». В первом — заговор налицо, а паранойя в дефиците. Это, конечно, фильм не столько Миллера, сколько сценариста — гениального Далтона Трамбо, отсидевшего по делу «голливудской десятки» и с марксистской рациональностью изложившего версию ультраправого заговора. В «Разговоре» паранойя разливается по экрану кровавым потоком, хлещущим из унитаза в гостиничном номере обезумевшего слухача, но заговор заговором не назовешь. Ну, решили любовники устранить мужа, замаскировав убийство под ДТП: бытовуха. Сам Коппола утверждал, что задумал «Разговор» в 1966-м как изощренный ремейк «Блоу-ап» Антониони. Всмотришься: и точно ремейк. Только герой не увеличивает до изнеможения случайный кадр, а очищает от уличных шумов и сводит воедино запись разговора убийц-жертв.
И еще три фильма. «Параллакс» Алана Пакулы (1974) — вязкая фантасмагория о некой корпорации, которая предлагает услуги киллеров и подставных «Освальдов», одним из которых оказывается журналист-расследователь. «Три дня Кондора» Сидни Поллака (1975) — фильм о нью-йоркском «ботанике»-аналитике, который читает для ЦРУ бульварное чтиво в поисках утечки секретов. Вычитав план реального заговора, он становится мишенью. «Принцип Домино» Стэнли Крамера (1977) — сюжет о том, как некая организация освобождает из тюрьмы бытового убийцу, чтобы поручить ему убийство некой «шишки». Чувак пытается перехитрить заказчиков, но не понимает, что играет в покер с дьяволом.
А кто, собственно, параноик в парадигме «параноидальных триллеров»?
Мораль проста: буржуазная демократия, весь этот барабанный бой праймериз — грубо размалеванная декорация. Не верьте «независимым» СМИ, миром правят почти оккультные всемогущие силы. Заговор, цели которого неочевидны, но чудовищны, разоблачить почти невозможно, но еще труднее докопаться до его сути. Он слишком глобален, и если вы поверили в его реальность, поздравляем вас: вы — параноик.
Заговорщики победили, переворот в Америке состоялся, и самое страшное — его никто не заметил.
«Паранойя»: сколько раз экранные доктора выносили приговор совершенно вменяемым героям, «заказанным» неким преступным сообществом. Да, разве только экранные? Вспомним, как заперли на Пряжку сексотку НКВД Волкову, за несколько недель до выстрела в Смольном ломившуюся в кабинеты кураторов с криками: «Кирова убьют! Кирова убьют!» А кто, собственно, параноик в парадигме «параноидальных триллеров»? Сценарист, герой или зритель? Может, все они? И чем плоха паранойя? В жанровом кино она уместна: и как камертон действия, и как своего рода метафизический добавочный элемент. Ретроспективно под определение «параноидальных триллеров» попадают и шедевры шпиономанского кино (от «Саботажа» Хичкока до «Министерства страха» Ланга), и шедевры нуара, герои которого балансируют на грани яви и бреда. Не говоря уже о таких триллерах времен холодной войны, как «Творцы страха» Жака Турнера (1958), «Ночь без милосердия» (1961) Александра Файнциммера или гениальный «Маньчжурский кандидат» (1962) Джона Франкенхаймера. Во всех этих фильмах речь идет о манипуляции сознанием. Почему же определение приклеилось именно к фильмам 1970-х?
Паранойя паранойе рознь. В фильмах 1950-1960-х речь шла о локальном сбое системы. Герою лишь казалось, что весь мир против него. О внутреннем политическом заговоре, вызревшем в недрах системы, — кажется, лишь в «Семи днях в мае» (1964) того же Франкенхаймера. Но заговор «ястребов» из Пентагона против президента, протянувшего руку дружбы СССР, был опрокинут в будущее. Смысл фильма-предупреждения заключался в том, что фашистский переворот в США еще не поздно предотвратить. Усилий нескольких журналистов хватит. Их честность — гарант системы.
Но, как правило, параноидальный заговор против Америки плели внешние силы. В былые времена — анархисты или нацисты. Во времена холодной войны — инопланетные «похитители тел» или коммунисты. После 1968-го кино уже не предостерегало, а констатировало: заговорщики победили, переворот в Америке состоялся, и самое страшное — его никто не заметил. Речь шла отнюдь не о заговоре темных внешних сил, а о заговоре Америки против самой себя. Этот заговор перерос игры спецслужб, обслуживающих чьи-то политические интересы, все это лишь орудия, используемые некой силой.
Неслучайно первый фильм о гибели Кеннеди вышел только к десятилетию убийства.
Закат 1960-х отменил Главного Злодея. Герой старого доброго триллера, добравшись до логова этого то ли Кощея, то ли Гудвина, срывал с него маску, лишая магической силы. Зачастую Главный Злодей оказывался просто сумасшедшим. В 1970-х Зло не персонифицировано. Его делегаты в «Параллаксе» — бюрократы со стертыми лицами или немудреный провинциальный шериф. Все заговорщики, включая высший эшелон («Приступить к ликвидации»), взаимозаменяемы. Принести кого-то из них в жертву — чисто технический вопрос. В финале «Трех дней Кондора» едва ли не единственный из негодяев новой формации, на чьем лице можно углядеть «печать зла» (киллер, сыгранный Максом фон Сюдовым), неожиданно оказывается защитником героя, но это не имеет никакого отношения к экзистенции: это вопрос гонорара.
Исчезает Главный Злодей, и вслед за ним — Американский Герой, способный в одиночку разрушить структуру заговора. Он деперсонализируется.
Забудьте про Уотергейтский скандал, шоком от которого часто объясняют популярность «параноидальных триллеров». Падение Никсона, уличенного в прослушивании штаб-квартиры Демпартии, — самый невинный и самый двусмысленный из скандалов тех лет. Его можно трактовать в равной степени убедительно как крах американской демократии и как ее торжество. Да, в Белом доме воцарился злобный психопат — хотя на то, что Никсон еще и палач Камбоджи и Чили, его противникам было наплевать, — но храбрые репортеры его таки свалили. Недаром же Пакула, словно испугавшись своего «Параллакса», посвятил следующий фильм «Вся президентская рать» (1976) скромным Американским Героям Карлу Бернстайну и Бобу Вудварду.
Следователи распутывали связи авиапрома с якудза, аравийскими торговцами оружием и старыми нацистами.
Убийство Кеннеди, конечно, было для Америки шоком, хотя традиция политических убийств изначально органично вписывалась в парадигму американской политической культуры. Достаточно вспомнить странное покушение на Франклина Рузвельта незадолго до его вступления в должность и убийство сенатора Хью Лонга, за которым невольно мерещилась тень самого Рузвельта. Но неслучайно первый фильм о гибели Кеннеди («Приступить к ликвидации») вышел только к десятилетию убийства. В 1960-х шок носил, с одной стороны, эстетический характер. А, с другой стороны, реанимировал еще свежий страх Америки перед «вторжением похитителей тел». Чтобы страна осознала, что главный ужас в том, что убийца — свой, что она сама казнила собственный символ, потребовался опыт, накопленный за десять лет политического насилия, выплеснувшегося на улицы США. Элементы дела Кеннеди использовались в кино — прежде всего, в «Параллаксе» — как отсылка к матрице оккультного заговора.
В 1970-х паранойя стала нормой американской политики, кино не поспевало за политической повесткой дня: главный параноидальный триллер разыгрывался в жизни. Репортерам, зарывшимся в грязное белье Никсона, могли только позавидовать следователи, занимавшиеся делом авиакомпании Lockheed. Ее владельцы, как выяснилось в 1976 году, оптом скупали — от ФРГ до Японии — министров и президентов, сторговавшись за скромные 1,1 млн долларов даже с мужем голландской королевы. Следователи распутывали связи авиапрома с якудза, аравийскими торговцами оружием и старыми нацистами. Но им, в свою очередь, могли позавидовать члены комиссии сенатора Чёрча решившие в кои-то веки провести «аудит» ЦРУ и ФБР. В материал они погружались, словно в круги ада. По итогам докладов президент Форд официально запретил ЦРУ убивать иностранных лидеров. Доселе ЦРУ, очевидно, исходя из демократической заповеди «все, что не запрещено, разрешено», тридцать лет убивало президентов и премьер-министров. Одно за другим достоянием общественности становились кодовые названия спецопераций, каждая последующая из которых была кошмарнее предыдущей. Оказалось, что в то самое время, когда Америка пугала саму себя «промытыми» в китайском плену «маньчжурскими кандидатами», ЦРУ запускало программы «Синешейка» и «Артишок», целью которых была установка контроля над разумом. Подопытных, включая граждан ФРГ и Канады, пичкали ЛСД и другими наркотиками, синтезированными в секретных лабораториях, им стирали память и внушали ложные воспоминания.
Взрывы бомб, показательные расстрелы, пущенные под откос поезда: все это только для того, чтобы предотвратить вхождение компартии в итальянское правительство.
В рамках программы «КОИНТЕЛПРО» ФБР ставило на прослушку телефоны десятков тысяч «неблагонадежных», распространяло через СМИ клевету (в частности, довело до самоубийства Джин Сиберг). Программа включала в себя еще и банальный отстрел харизматических диссидентов. По некоторым данным, так были убиты двадцать семь активистов «Черных пантер» и шестьдесят девять борцов за права индейцев. Но и это цветочки на фоне того, что выяснилось о зарубежных операциях ЦРУ. Операция «Феникс» стоила жизни десяткам тысяч южных вьетнамцев, подвергнутых пыткам и ликвидированным по подозрению в пособничестве партизанскому движению. А в ходе операции «Кондор» (авторы «Трех дней Кондора» интуитивно дали своему герою жуткий оперативный псевдоним), превзошедшей по размаху и садизму даже нацистскую операцию «Ночь и туман», спецслужбы южноамериканских фашистских диктатур под патронажем США устранили десятки тысяч оппозиционеров.
Допустим, что в «третьем мире» правила хорошего тона не работают. Но теми же методами ЦРУ, как оказалось, пользовалось на территории своих европейских союзников. С конца 1940-х шла операция «Гладио»: в страны НАТО внедрялись диверсионные группы на случай советской оккупации. В 1952-м грянул скандал в ФРГ: одна из таких групп, укомплектованная нацистами, составила расстрельные списки двухсот нелояльных политиков. В 1970-х кадры «Гладио» активировали в Италии. Взрывы бомб, показательные расстрелы, пущенные под откос поезда: все это только для того, чтобы предотвратить вхождение компартии в итальянское правительство. На фоне итальянской кровавой паранойи упоминание Копполой «Фотоувеличения» как источника вдохновения для «Разговора» обрело новый смысл. Получается, что не так уж и тупила советская критика, говоря о политической подоплеке фильма.
Паранойя предполагает последовательность бреда. Что ж, будем последовательными параноиками и предположим, что волна разоблачений 1970-х — это тоже лишь одна из спецопераций. Обществу слили ненужную информацию. Никто из их организаторов и исполнителей наказан не был. Обществу позволили выпустить пар, возродив веру в свободные СМИ. Спецоперации не прекратились, а вышли на новый уровень. Даже узнавая о скандале «Иран-контрас» или о поддержке Америкой «эскадронов смерти» в Сальвадоре, общество уже не реагировало так бурно. Зло банализировалось. Отныне позволено все. Похоже, что успехом увенчались опыты по промыванию мозгов программы «Артишок». Никто не помнит о том, что было вчера. Мы забыли, что задолго до Майдана снайперов, стреляющих по всем участникам гражданского противостояния, опробовали агенты «Гладио» в Аргентине и в Чили в 1973-м году. Такие же снайперы переломили ход истории в Бухаресте (1989), Москве (1993) и Тунисе (2011).
Особенность негласного мирового консенсуса по итогам 1970-х в том, что любого, кого заинтригует, скажем, логика, прослеживающаяся в появлении из ниоткуда и исчезновении в никуда тех же снайперов, общество загонит в информационное гетто. Оливер Стоун? Конспиролог! Тьерри Мейсан, расследующий события 11 сентября 2001 года? Параноик! Прекрасным новым миром правят наследники доктора Мабузе. Говорите: «Все выходит из-под контроля»? Черта с два, все под контролем, какого свет не видывал.
