Домашние тетради. Записки Панды
-
- Панда Пинь-Пинь в Московском зоопарке. 1957. Страница из журнала
-
- Карта Москвы. 1968
-
- Первая страница рукописи «Записок Панды». 1961
I
Я и палевая маргаритка. — Леди Джен. — Мы, панды, пингвины и нутрии. — Мисочный салат. — Суп. — Миусские бобры. — N. N. и киноафиши. — Серый бобер.
Сегодня я пошел пораньше, хотел найти маргаритку. По многим данным, палевые маргаритки растут в садике около Седьмой Миусской. Надо пройти до кольца, потом немного потерпеть полосу бобров, а потом уже будет городок миусских и тверских улиц. Дело в том, что ни в коем случае нельзя давать Алисины сады без перерыва. Сад не сад, если нету дверцы, причем совершенно обязательно сперва ходить вокруг и не разрешать себе туда заглядывать. Примеров тому немало. Так, у леди Джен был забор, за которым жили аристократки. Над забором торчали мягкие — как мы, панды, — но ярко-розовые розы, слишком большие. Было известно, что такие круглые, приветливые цветы даром не вырастут. Это знают все дети — знаем и мы, панды. Кстати, мне бы хотелось предупредить, что ничего восточного в нас нет. Происхождение — вздор! Мы — теплые и европейские. Наши братья — пингвины, сестры — нутрии. Как ни странно, ни те ни другие по-настоящему в Европе не жили; теперь, однако, живут, очень символично, в маленьких домиках, у самого заднего, привлекательного угла зоологических садов.
Сейчас я занят, буду есть из кремовой фаянсовой миски светло-яркий мисочный салат. Там будут: толстенькие кусочки первой редиски, немножко зеленого лука, крутые яйца очень круглыми кружочками. Французско-красное, ноздреватое белое, нагло-зеленое, рассыпчатое желтое, плотное дрожащее белое и вежливо-кремовое (все залито сметаной). К этому — толстый кусок бурого черного хлеба с маслом. После еды продолжу о поисках маргаритки.
Я позавтракал. Тогда, утром, я тоже завтракал, ел суп. По утрам я ем густые супы. Миску и ложку я люблю так сильно, что иногда прижимаю их к груди, причем миска как раз наполняется мехом 1 . Я сам ее мою и кладу сушить на солнце. Вот, позавтракал я густым супом и сел на низкую скамеечку, выпить кофе (юодóс кавóс) и продумать план. По-видимому, там, на месте, не все будет легко, — серьезно думал я. Там плохие мостовые. Домá — всякие. Довольно много двориков, где живут завитые серые бобрицы. Им кажется, что маргариток нет, а мою вежливость они принимают за глупость. Причем существуют они попарно, чтобы можно было переглядываться, когда подойдет такой панда. У меня очень мягкие, короткие лапы, их это раздражает. Они любят шершавые кухонные умывальники. Едят все такое, чтобы потолстеть, но главное, чтобы сероватое. Котлеты, макароны, жирный серый суп, макароны, булку, т. н. песок, макаронную запеканку. Колбасу — по признаку тусклости.
Итак, я шел, искал маргаритку. Сперва, когда я вышел, я смотрел не на землю, а на окна и на афиши — все равно до Миусс никаких маргариток не будет. На афиши смотреть хорошо, они гномичны. Мой близкий друг N. N. говорила мне, что у нее всегда важные происшествия отмечаются в афишах. Сильнее всего это проявляется в нашей большой штуке, которая висит на кино. Когда N. N. много плакала летом 1956 года, там висела женщина с носовым платком; когда она очень болела весной 1958-го, там был доктор с пробиркой; когда она приехала с так называемым Батюшкой из Литвы, там весь первый сентябрь были плакаты на любовные темы. Да, забыл: в начале 1953-го висел серый искаженный погромщик, а в день, когда все переменилось, — 4 апреля, кажется, — появилась надпись «Мечта сбылась». Перед самым появлением друга моего Тристрама кино закрыли и плаката не было. Мы все перепугались, однако в газетах появилось объявление, что там все равно пойдет картина «Ваня» 2 , постановка Шульмана. Тристрама, как все вы помните, принимал именно Шульман. И не далее, как на прошлой неделе, когда семья N. N. опять приехала из Литвы, там повесили картинку — папа обнимает белобрысого Шнупсу; она и сейчас висит. Следует, однако, заметить, что гномы, управляющие этим делом, сильны и приятны 3 . Когда повесят что-нибудь нехорошее — пограничника с большой собакой, шнипаса в шляпе, военное что-нибудь и вообще, — они не пускают.
Маргаритки мне очень нужны. Я знаю, как трудно найти именно маргаритку, но ведь гномы на моей стороне. В последнем номере «Пшекруя» — он вышел после начала моих поисков — на обложке помещена значительная тетка с маргаритками. Я благодарен гномам за такой знак, хотя и сам, без них, понимаю, что время выбрал правильно.
Итак, еще раз — иду я, иду, и вижу большого бобра. Он прислонился к столбику; а мне обязательно надо самому прислониться — тут первый привал. Совершенно точная треть пути. Если бы прислонился я, в конце улицы Чехова было бы розовое и лимонное, недостижимое Небо в Конце Улицы. Купол был бы виден, и блестел бы светло-золотым. Рядом, в будке, продавали бы предварительные цветы, даже, может быть, розовые маргаритки (шелковые). А так он притягивал все не-круглое, ходили люди с неточными лицами, машины ехали плотно, ни одной яркой и ни одной кубической (
) 4 . Идти дальше не было никакого смысла. Я сделал вид, что просто шел к Женечке, свернул на Дегтярный, дошел до Воротниковского, посмотрел на дом Людмирской и подумал немного о превратностях судьбы (схему приведу дальше). К Женечке не пошел — все равно в музее — и вернулся все записать и съесть двенадцатичасовый салат. Придется идти завтра и другим путем.
Н. Трауберг. Москва, Страстной бульвар, на балконе над Пушкинской площадью. 1958. Фото В. Чепайтиса
II
Механические действия. — Цвета. — Пьеса о Боре Успенском. — Людмирская. — Кубы реальности. — Сомнения. — Куб настоящего.
Погода сегодня с утра была хорошая, препятствий не было. Я помыл миску и ложку, поставил на солнце и пошел. Как ни странно, я машинально повторил вчерашний путь: от киоска через дорогу к Пушкину, от Пушкина к нашему кино, весь тротуар мимо «Известий» и за угол. Таковы мы, панды. Много делаем чисто механических действий. Но, в отличие от бобров, мы поступаем так только по врожденной задумчивости. Задумаемся — и делаем чисто механическое действие.
На улице Чехова обнаружились разные цвета. Мостовая была темно-серая, как слон или чемодан. На таком фоне расположились цвета посветлее. Домики были совсем бледно-желтые — в сущности, палевые, — и я сразу понял, что это добрый знак. У театра были даже белые, как пастила, колонны. На самом углу, где я его огибал, были детские, очень покладистые, красноватые крыши — длинные жестяные полоски. Такие крыши особенно хороши, когда высыхают. И, конечно, ездили автобусы и троллейбусы. Спереди они показались мне похожими на скотч-терьеров. Доказательства: сосредоточенный, кроткий взгляд и весомая кубичность. Но это впечатление может оказаться мимолетным и субъективным; надо проверить еще раз, когда не буду спешить. И вообще, не это главное. Речь идет о цветах (couleurs, а не fleurs), а цвета у них совершенно ясные. У троллейбусов низ — школьно-синий, у автобусов — красный, которым красят игрушки; верх — сливочный. Синий и красный — классическое соотношение, точно соответствует «мужчина и женщина», «кошка и собака», «котлета и картошка», «писать и читать», «юбка и кофта», «арифметика и русский» и многим другим. Такие Главные Простые Пары 5 . Задумавшись о Простых Парах 6 , я свернул на Старопименовский. Снова дошел я до угла Воротниковского и задумался уже о другом. В сущности, именно здесь, на маленькой тесной сцене вот этих переулков, в специальном, квадратном, кукольном городе между улицей Горького, улицей Чехова, Садовым кольцом и Пушкинской площадью происходили важные вещи. Года три тому назад — нет, больше, еще летом 1956 года — мы шли с N. N. и Колей Томашевским, несли Женечке клубнику и какой-то мне ненужный крепкий напиток. Мы ходили туда часто, писали пьесу про Ельсмлева, Борю Успенского и крокодила 7 . Об этой пьесе — она сыграла в моей жизни довольно важную роль — я, если вспомню, расскажу дальше. С настоящими событиями она почти не связана.
Я дошел до перекрестка, где Старопименовский встречается с Воротниковским. Передо мной, слева, были тонкие черные деревья, а справа был дом, где живет Галя Людмирская. Он слишком велик для этого кукольного угла, но в нем столько стекол, всяких окон, витрин, полосок и касс, что он становится огромной, широкой коробкой — стеклянной и серой коробкой для игрушек. Однако сама Людмирская на игрушку не похожа. Она похожа на популярную героиню Гриммов. У нее черные волосы, белое личико, красное тоже что-то есть — может, иногда красит губы? Нет, скорее — не красит. Но дело не в этом. Она ведь не знакома ни с одним пандой. А в городе, где она живет, игрушки сложены в ящик.
Она не знает меня, она ничего не знает, у нее нет панды. Как скучно без панды, сколько лишних будничных дел, и как мало разгадок! Она проходит по серенькой улице Чехова, толково себя ведет в магазине без продавца и не помнит, что в кафельных, толстых молочных веселые добрые звери едят бесплатный салат 8 .
Я удивился. Почему я стою, думаю ритмической прозой, и при чем тут, собственно, Галя Людмирская 9 ? Неужели я обобрел и вместо синтетической реальности панд вижу разбегающуюся реальность людей? К сожалению, все обстояло именно так. Прозрачные кубы 10 кукольного города никак не совмещались. В одном из них была весна, прозрачные тонкие деревья отражались в круглых лужах, и N. N. в сером пальто вежливо беседовала с чужой собачкой 11 . Другой был желтоватый, вроде светлого желе, и все мы сидели на низеньком каменном низе ограды напротив Женечкиной кафельной башни; сквозь нежное вещество желе хорошо проникали шутки на изысканно-литературные темы (в желе звуковые волны особенно приятны). Пармский прохладный воздух составлял третий куб; его видели из окна в то предслужебное время (под вечер тоже), однако проникнуть в него не удалось никому. Воздух такого цвета бывает только в окнах, и никому еще не удалось, заметив его за белой рамой, не полениться и, мелькая ногами по лестнице, выскочить прямо в него. Другие кубы реальности были гораздо печальней; в одном из них мы шли от Женечки с Колей, и я благородно гладил прекрасную даму по холодной ситцевой спине. Вопреки законам геометрии панд и нутрий, кубы не совмещались, туго выскакивали вбок и наверх; а толковый, абсолютно прозрачный куб молочной кухни, светлого асфальта и гриммовских (бело-красно-черных) афиш плотно стоял. Я совершенно отчетливо видел, как легко ему побеждать беспомощные кубы Будущего и Прошлого.
В таком настроении маргаритку искать нельзя. Придется пойти в среду. (Завтра иду смотреть «Римские каникулы».)
Примечания:
1 Когда я уже писал эти абзацы, Тумялис подарил книжку, где изображено именно это — панда прижимает к груди миску. Назад к тексту.
2 По-видимому, имя Ваня тут следует понимать, как «мальчик» (ср. «Иван» в значении «взрослый русский»). Гномы недоучли, что Шнупса не вполне русский. Хотя, возможно, они имели в виду, что он рождается в России. Назад к тексту.
3 Были и другие случаи. Назад к тексту.
4 Имеется в виду «фиат 1100» или «фольксваген» — Примеч. изд. «Ёлочка». Назад к тексту.
5 На границе бобра, однако слишком Главные, чтобы туда сползти. Назад к тексту.
6 P. S. К моему глубокому огорчению, Успенский-старший не понял — он принял Главные Простые Пары за бобровые штампы и привел пример: «идейно-художественный»! Номиналисты, семантики, густой холод, стена… Назад к тексту.
7 Потом, естественно, Б. Успенский поехал в Данию.Назад к тексту.
8 Думаю, не салат, а сливки с круглыми ягодами. Ах, форма, форма! Назад к тексту.
9 Как выяснилось позже, у Г. Л. панда есть. Назад к тексту.
10 Возможно — параллелепипеды или усеченные пирамиды. Назад к тексту.
11 Старопименовский пер., д. 18, начало апреля 1955 г. Назад к тексту.
Комментарии к «Запискам панды»
Машинописную книжку «Записки Панды», изданную в самиздате в 1961 году, сохранила Софья Прокофьева и подарила в 2007 году автору. Повторно книжка издана в 2008 году в домашнем издательстве «Ёлочка», в сборнике «Матвеевский садик» к 80-летнему юбилею Натальи Леонидовны Трауберг. Тираж «Матвеевского садика» 19 экз.
Слова Натальи Леонидовны (Н. Т.), приведенные без указания источника, взяты из «необходимых пояснений», написанных к сборнику «Матвеевский садик» самой Натальей Леонидовной в 2008 году.
Алисины сады — см. тетрадь «Иаков на Лукишках», стр. 15–17.
Леди Джен — Н. Т.: «героиня одноименной повести Сесилии Джемисон «Леди Джен, или Голубая цапля» (1891)«.??Н. Т. любила книгу Сесилии Джемисон «Леди Джен, или Голубая цапля» с детства (см. тетрадь «Иаков на Лукишках», стр. 42, 44).??Н. Т.: «Книги, подобные „Леди Джен“, показывают ребенку мир красивый, как сад, или торт, или елка. Можно считать, что взрослый с такими вкусами — мещанин или дурак; можно считать, что он — Честертон или Диккенс. Очень важно, что светлое, сияющее и яркое связано в этом мире не с большим, а с маленьким, так что, скорее, это не сад, а садик какой-нибудь» I .??В 1990-х годах по предложению Н. Т. «Леди Джен» была переиздана в старом переводе в издательстве «Два слона» II.
…мы, панды… — Н. Т.: «в 1957 году в Московский зоопарк первый раз привезли панду».
…нутрии… — Н. Т.: «посещение Н. Каунасского зоопарка с П. Моркусом, В. Чепайтисом, В. Муравьевым в июле 1958 года, когда были придуманы словосочетания типа: «чуткая чайка Чепайтиса», «нежная нутрия Натали», «вопиющая выпь Венцловы», а В. Муравьев начал сочинять повесть и сочинил одну фразу: “В салонах поговаривали о нутрии«”.??Н. Т.: «Мы стали выдумывать названия по модели „умная мышь Шеннона“: „умный утконос Успенского“, „почтенный пингвин Пранаса“, „нежная нутрия Натали“, „чуткая чайка Чепайтиса“» III.
миусские бобры — Н. Т.: “Термин ввел В., обозначает тех, кто по М. Хайдеггеру называются das Man и делают то, что положено делать (бобрам положено строить хатку)«.??Упомянутые в сочинениях Н. Т. «Венок сонетов» и «Записки Панды» бобры воплощают обывательский, прагматичный, трезвый подход к жизни, противопоставляются идеалистам и мечтателям — друзьям семьи Чепайтисов. Друзья, в свою очередь, стали употреблять этот термин, например Т. Венцлова пишет Н. Т. в 1978 году: «Человек слаб, хотя и бобр по природе» IV.
Тумялис — Н. Т.: “Юозас Тумялис«.??Юозас Тумялис (род. 1938) — друг П. Моркуса, Т. Венцловы и В. Чепайтиса.??Н. Т.: «В дни захвата телевизионной башни и пленения сенаторов мы с Томасом Венцловой писали друг другу, что Литва и должна была стать центром мира. Мы давно знали это, хотя — не важно, не серьезно, не мировоззренчески, а в том отсеке души, где были Ионеско, Честертон и св. Фома Аквинский. Помню, как летом 1963 года мы идем с Юозасом Тумялисом по самому центру Вильнюса и об этом говорим» V.??По воспоминаниям П. Моркуса, Ю. Тумялис в конце 1950-х годов переводил для издательства «Ёлочка» «Урок» Ионеско на литовский язык, в то время как Н. Т. — на русский.
юодóс кавóс — Н. Т.: «juodos kavos — „черного кофе“ (лит.)».
…они гномичны. — Н. Т.: “гномами назывались промыслительные совпадения”.??”Гномами” в семье Н. Т. и В. Чепайтиса назывались логически необъяснимые совпадения, доказывающие существование нематериального мира.
N. N. говорила… — N. N. в «Записках Панды» — Наталья Леонидовна, авторская речь — от лица Панды.
…кино — Н. Т.: «кинотеатр „Центральный“ на Пушкинской площади, напротив дома Страстной бульвар, 2».
…когда она очень болела весной 58-го… — Н. Т.: «вспышка общего заражения крови у Н., произошедшего 13 апреля вследствие стрептококковой ангины».
…4 апреля, кажется… — Н. Т.: «4.04.1953 в центральных газетах появилась заметка о том, что т. н. «врачи-убийцы» не виноваты«.??Н. Т.: «Я помню, сижу в учительской — у меня были уроки в институте [ВИЯК], какие-то почасовые. Я сижу с Борей Вайсманом, моим очень близким приятелем. Сжавшись от ужаса, потому что какие-то бабы рядом говорят: „Еще выведут на чистую воду этих евреев, которые всех отравляли“. И вот Боречка, такой скептик, такой добрый, прелестный человек, вдруг начинает тыкать пальцем в потолок. Я с ужасом на него смотрю и вдруг слышу, что играют по радио „Рассвет на Москве-реке“. Он показывает мне пальцем, что сейчас… И точно. Буквально чуть не на следующий день врачей освободили» VI, «Врачей освободили в субботу (Страстную), а в понедельник, у остановки трамвая, который шел в институт, где мы преподавали, Боря Вайсман тихо кричал: Vive la liberté!» VII.??С Борисом Савельевичем Вайсманом (ум. в нач. 1980-х), переводчиком с французского, Н. Т. работала в Военном институте иностранных языков, позже встречалась в редакции отдела иностранной литературы «Гослитиздата».
…друга моего Тристрама… — Томас Тристрамас Чепайтис (род. 1959), сын Н. Т..??Н. Т.: «Так называл сына В., поскольку, когда ждали Т., читали «Тристрама Шенди». Когда ждали второго, В. говорил: «А может, назовем его Перегринас?», поскольку читал “Перегрина Пикля«”.??В 1960 году Виргилиюс Чепайтис и Н. Т. писали книгу «Томас Чепайтис. Жизнь и мнения Тристрама Шейди, джентльмена», которую Виргилиюс иллюстрировал собственными рисунками (выполненными в оригинальной технике — рисунок через цветную копирку) и приклеенными фотографиями, вырезками из советских и польских газет и журналов. Т. Венцлова: «Шейди — поскольку девичья фамилия матери Виргилиюса — Шаджите, и shady (англ.) — „сомнительный“, „жуликоватый“ VIII». Книга была сохранена В. А. Успенским и возвращена Марии Чепайтите в 2009 году, после смерти Н. Т. Две страницы книги опубликованы в данном издании (см. тетрадь «Записки Панды», стр. 15, 31).
Шульман — Н. Т.: “Борис Эммануилович, врач родильного дома им. Крупской, расположенного в Миуссах«.??Фильм «Ваня» (1958) поставили режиссеры Аркадий Исаакович Шульман и Анатолий Алексеевич Дудоров.
…белобрысого Шнупсу… — домашнее прозвище сына Н. Т. Томаса.
…шнипаса в шляпе… — Н. Т.: «snipas — шпион (лит.), имеется в виду стукач».
В последнем номере «Пшекруя»… — Н. Т.: «Przekrój — польский журнал, который читали в Литве».
Купол был бы виден… — Н. Т.: «предположительно, церковь преподобного Пимена Великого, Нововоротниковский пер., 3».
…просто шел к Женечке… — Н. Т.: “Евгений Семенович Левитин жил в Дегтярном переулке, работал в то время в Пушкинском музее«.??Н. Т. познакомилась с Е. С. Левитиным (1930-1998) в Москве.??Н. Т.: «Ровно в то же время [1955] в Москве была Дрезденская галерея. А я через Успенского познакомилась с совершенно дивным человеком — Женей Левитиным. Один из самых умных людей, которых я знала на свете. Скептический и вредный, я очень его любила. А он мне всегда: „Натали, заткнитесь, вы — дура“. Мы очень нежно дружили. <…> И вот Женечка нам оставлял билеты в Дрезденскую галерею. Он работал в Пушкинском музее. <…> Мы с ним еще ходили на семинар по структурной лингвистике. Причем Женечка печально мизантропически ругался последними словами: „Наталья, только такая дура, как вы, может меня сюда таскать“. Но таскала его отнюдь не я, а Володя [Успенский], который с ним и с Поливановым учился в школе» IX.
…посмотрел на дом Людмирской… — Н. Т.: «Галина Даниловна Людмирская, с 1960 года жена В. Муравьева. (В 1970-х годах В. Муравьев со второй женой Т. Ф. Муравьевой, урожденной Конновой, снова получил квартиру в этом доме.)».
…пьеса о Боре Успенском… — Н. Т.: “Борис Андреевич Успенский«.??Борис Андреевич Успенский (род. 1937) — младший брат В. А. Успенского, друга Н. Т.
…через дорогу к Пушкину… — Н. Т.: «памятник А. С. Пушкину на площади».
…couleurs, а не fleurs… — цвета, а не цветы (фр.).
Успенский-старший — Н. Т.: “Владимир Андреевич Успенский«.??Н. Т. познакомилась с Владимиром Андреевичем Успенским (род. 1930) на защите первой кандидатской диссертации В. В. Иванова (Комы) (см. В. Успенский. Комментарий к «Оде» и затекстовым примечаниям к оной. Стр. 13–14 наст. изд.).??Н. Т.: «В 1954 году, в мае, была защита Комина, которую мы почему-то считали просто освобождением крестьян. Если Коме дадут докторскую, то это победа, победившая мир» X. О знакомстве с В. А. Успенским: «Я действительно очень подружилась с ним. Это едва ли не самый первый был такой московский детский друг. А я очень стремилась ко всему детскому. Такой уютнейший друг <…> он и до сих пор такой. Я его очень люблю. И рада, что могли вырасти такие несоветские люди… Мы беспрерывно играли, играем и сейчас. Успенский и Татя. Меня вообще-то называли Натали. Но самое детское имя было Татя, Успенский вцепился в него и так меня называл. А я его по фамилии — Успенский» XI.
…шли с Колей Томашевским… — Н. Т.: “Николай Борисович Томашевский«.??Н. Т. слышала о Николае Борисовиче Томашевском (1924–1993) с детства: «К 1955 году Колю я знала больше двадцати лет. Правда, общались мы только десять, с осени 1945-го, когда он пришел в Ленинградский университет, а вот с 1934–1935-го я о нем слышала от нашей общей учительницы французского, которую называли Мариос (а звали Мари Жозефовна). Вероятно, ему она хвалила меня или кого-нибудь еще, но мне говорила, что очень хороший мальчик Кука хорошо учится и к тому же любит Наполеона. Она была бонапартистка, я — непротивленец и военных боялась, причем считала, что так и надо по-Божески» XII. «Николай Борисович был филологом-романистом. Примерно тогда же в университетах возникли странные отделения, испанское и итальянское, отдельно от французского. Мы, приехавшие из Ленинграда, где уже не было для нас работы, кончали романо-германское отделение, и еще спасибо, что я худо-бедно знала немецкий, он — английский. О том, что можно быть итальянистом или испанистом, не зная французского, никто из гордых питерских филологов и не догадывался. К тому времени Николая Борисовича уже признали ученым. Занимался он Италией и Испанией, больше Италией. Еще в университете ему пророчили будущность крупного филолога, именно филолога, а не „литературоведа“, тем более не лингвиста. Сам он, однако, перестал об этом мечтать к 1949 году, когда стало ясно, что жизни нет и, видимо, не будет. Через несколько совершенно чудовищных лет она началась снова — мы это почувствовали, но сил для „чистой науки“ уже не было. Зато появилось какое-то неудержимое культуртрегерство. Мы не только хотели, чтобы тот или иной любимый писатель заговорил по-русски, но и стали чем-то вроде проповедников. Думали мы об этом еще возвышенней, говорили — на том языке, который возвышенность исключал и требовал иронии» XIII.
…писали пьесу про Ельмслева… — Н. Т.: «написаны были только две реплики: 1. Входит Боря Успенский и спрашивает «Ельмслева не видали часом?» 2. Кто-то: “Был тут твой””.??Н. Т. не раз рассказывала, что у истории с пьесой было продолжение — в 1959 году Б. А. Успенского послали в аспирантуру в Данию, тем самым он оказался рядом с Луи Ельмслевом.
…популярную героиню Гриммов — Белоснежка из сказок братьев Гримм — Якоба и Вильгельма.
Старо-Пименовский, д. 18 — Н. Т.: “в этом доме снимал комнату у С. О. Голдиной Михаил Юрьевич Блейман«.??Михаил Юрьевич Блейман (1904–1973) — друг родителей Н. Т., принимавший участие в ее воспитании, поскольку все ее детство сидел у них в гостях.??Н. Т.: «К лету 1944-го я уже знала Ахматову, включая „Поэму без героя“ — с голоса, который, как и Блок, принадлежал доброму и мудрому Михаилу Юрьевичу Блейману, чья жизнь заслуживает отдельного рассказа. Похожий на Фернанделя, нелепый, лет до пятидесяти — холостой, он нянчился со мной не меньше бабушки. Нянечка — и для меня, и для него, и для той же бабушки — была вне конкурса, как ангел.??Еще до возвращения в Питер [из эвакуации в Алма-Ату] Михаил Юрьевич продиктовал мне довольно много Ходасевича и кое-что из Мандельштама. Когда мы вернулись, он написал мне из Москвы, чтобы я пошарила в одном из столов; и там оказались „Ламарк“, „Неужели я увижу завтра…“, еще листочков пять» XIV.
…иду смотреть «Римские каникулы» — Н. Т.: «американский фильм (1953) с Одри Хепберн».
Примечания:
I Из послесловия к книге Сесилии Джемисон «Леди Джен» (Одесса: Два cлона, 1992) // Трауберг Н. Невидимая кошка. М.: Летний сад, 2006. Стр. 57. Назад к тексту.
II Джемисон С. Леди Джен. Одесса: Два слона, 1992. Назад к тексту.
III Трауберг Н. Сама жизнь. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2008. Стр. 288.Назад к тексту.
IV Венцлова Т. Божественная Натали,. М.: Ёлочка. 2010. Стр. 33. Назад к тексту.
V Трауберг Н. Сама жизнь. Стр. 288. Назад к тексту.
VII Беседы Ю. Табака с Н. Трауберг. 2004–2005. Семейный архив. Назад к тексту.
VII Трауберг Н. Честертон в России. URL: http://www.gilbertchesterton.ru/tip-ar-aaa-826/ Назад к тексту.
VIII Письмо Т. Венцловы М. Чепайтите, 2013. Назад к тексту.
IX Беседы Ю. Табака с Н. Трауберг. Назад к тексту.
X Там же. Назад к тексту.
XI Там же. Назад к тексту.
XII Трауберг Н. Сама жизнь. Стр. 256. Назад к тексту.
XIII Назад к тексту.
Там же. Стр. 254.
XIV Назад к тексту.
Там же. Стр. 50–51.
