Ульрике Оттингер: Приближаясь к Другому
С 20 по 29 января музей современного искусства «Гараж» проведет кинопрограмму «Как дела на Западе?», посвященную немецкому кино 60–80-х. Покажут фильмы Александра Клюге, Вернера Шрётера и Ульрике Оттингер. С последней у нас была беседа в 2016-м году, записанная по случаю ее приезда в Россию.
В свои 74 года Ульрике Оттингер продолжает оставаться одним из главных радикалов немецкого кино. Она любит все, что выходит за пределы нормы — норм морали, эстетических канонов, хронометража. На закончившемся недавно ММКФ, где Оттингер была одним из членов жюри, состоялась также ретроспектива ее фильмов, в рамках которой был показан ее последний мегаломанский проект — 12-часовой документальный фильм «Тень Шамиссо». Взяв в руки камеру (Оттингер всегда сама снимает свои фильмы) и вооружившись записями известных путешественников прошлого — Александра фон Гумбольдта, Георга Вильгельма Штеллера, Георга Фостера и, прежде всего, Альберта фон Шамиссо — режиссер отправилась в долгое путешествие по Аляске, Камчатке и Чукотке. «Тень Шамиссо» — это одновременно визуальная медитация и этнографическое исследование, бытописание и психологический портрет местных жителей, диалог с прошлыми эпохами и тихий разговор с самим собой.
Вам как режиссеру-авангардисту сложно было судить достаточно консервативный конкурс?
Нет, я бы так не сказала. Там были авторские фильмы. И некоторые из них мы наградили.
Когда было проще экспериментировать — раньше или сейчас, когда стало больше технических возможностей?
С техникой это вообще никак не связано. Мысль, будто теперь стало проще и дешевле снимать, мне кажется не совсем оправданной: до предпоследнего фильма я работала с пленкой, и я не скажу, что это было намного дороже или более трудоемко. Сейчас с пленкой стало сложнее просто потому, что исчезли люди, которые умели работать с ней, исчезла техника…
Некоторые уходили, потом снова приходили — и это тоже правильная реакция на фильм.
В ваших предыдущих фильмах, с их барочным переизбытком образов, смыслов, интерпретаций, вы создавали свой собственный мир. «Тень Шамиссо», несмотря на свою продолжительность, склоняется к минимализму. И здесь вы уже за миром наблюдаете, а не конструируете его.
Я бы не стала делить на «сейчас» и «тогда». Это зависит только от конкретного фильма. До «Тени» у меня тоже были фильмы, где я очень спокойно наблюдаю за жизнью, например, «Китай: искусство каждый день». Но мое наблюдение отличает то, что я при этом рассказываю весь бэкграунд, целую историю культуры. То есть через тексты различных эпох, через разные голоса я погружаю зрителя в трехсотлетний контекст, который захватывает также и мой собственный контекст. Я делаю это при помощи кадрирования, комбинируя отснятые кадры и тексты, тщательно работая над звуком: в этом и есть мой эксперимент. Язык здесь играет большую роль — язык прошлого, но также и некоторые образы, виды совершенно не изменились. Снимая их в настоящем, я снимаю их одновременно и в прошлом: только ландшафты покрылись мусором нашей цивилизации.
Вы с самого начала планировали сделать «Тень Шамиссо» такой длинной?
Отправляясь в такое путешествие, нельзя ничего загадывать наперед. Вполне могло так случиться, что я бы приехала в Провидения (поселок городского типа на Чукотке — прим.) из Аляски и меня бы просто не пустили, несмотря на визу и рекомендательное письмо. Ответственные за это люди часто боятся сделать что-то неправильно, а вообще-то они далеко от центра, их никто особо не контролирует, и они делают то, что считают нужным. Пилоту, который нас туда доставил, пришлось ждать часов шесть, потому что мы не знали, придется ли нам сразу же лететь с ним назад или нам позволят остаться. Могло случиться так, что материала хватило бы только на полуторачасовой фильм. Или люди просто могли отказаться со мной разговаривать. Но чтобы их как-то расположить к себе, я привезла с собой материалы, которые могли быть интересны местным жителям.
Когда люди видят, что ими интересуются, они легко открываются.
Что это были за материалы?
Например, я привезла с собой фильм, который я снимала в Северной Монголии о кочевниках-оленеводах. Там видно, как со времен социализма изменилась обстановка на этой территории. Я показала местным жителям фильм на ноутбуке и даже один раз в местном музее. Еще у меня были с собой три рабочих тетради, в которых я собирала все этнографические материалы: старые фотографии XIX и XX столетия, старые рисунки. И людей это привлекало. Поэтому с ними было проще начать непринужденный разговор.
Представляя «Тень Шамиссо» в Москве, вы говорили, что вам особенно интересно, как фильм воспримут российские зрители. Хотя московская публика знает об этих краях примерно столько же, сколько немецкая, — то есть почти ничего.
Часть зрителей, которые пришли на фильм, интересовались именно темой. Часть — просто моим творчеством и были не очень подкованы в этнографии. Многие посмотрели все четыре части. Некоторые уходили, потом снова приходили — и это тоже правильная реакция на фильм. Мне нравится такая свобода. Россия — огромная страна, и о ней сложно говорить, ее невозможно полностью узнать. Именно поэтому я постаралась проникнуть в историю, начиная с XVI века. Интересно то, что Аляска и восточный край вашей страны расположены так близко, хотя это два разных континента, — и эти культуры и языки смешиваются. Они не заканчиваются на границе.
Я просто работаю по-другому: у меня нет диалогов, где А ведет к Я.
Вы всегда снимали о границах. Нет ни одного фильма, в котором бы звучал только один язык, где была бы представлена только одна культура. И вы сами пришли из живописи, то есть переступили границу и оказались на другой территории.
Да, я постоянно являюсь неким Другим, который приходит в чуждую культуру и среду. Мне интересно исследовать, что есть другого в Другом. То, что кажется самому себе в себе нормальным, стоит подвергать сомнению. Конечно, люди всегда активно перемещались. Но именно сейчас необходимо размышлять о том, как мы встречаем друг друга. Нужно быть готовым приблизиться к Другому. От этого ты сам много получишь. К тому же, мне всегда любопытно, как устроен Другой. А когда люди видят, что ими интересуются, они легко открываются.
Вы часто снимали людей, не соответствующих понятию «норма». В вашем фильме «Портрет пьяницы» нищенка говорит: «Общество не хочет о нас знать, и я тоже не хочу знать об обществе». Снимая маргиналов, фриков, вы стараетесь их тем самым «де-монстрировать», то есть разрушить их «монструозность», или же вам важно сохранить их экзотичность?
Сложно сказать. У бездомной, о которой вы сказали, есть визави — пьяница. Для меня они обе — две стороны одной личности. Мне необходимо было два протагониста, чтобы вести диалог. Я просто работаю по-другому: у меня нет диалогов, где А ведет к Я, для моих задач зачастую недостаточно нормального, привычного «сеттинга», так называемых «нормальных» героев, конвенциональных средств.
В одесском кинотеатре, где до этого проходила ретроспектива Муратовой, прошла ретроспектива и моих фильмов.
Наверняка вам уже кто-то говорил, что вы перекликаетесь с украинским режиссером Кирой Муратовой. Например, мне кажется, в сцене из «Настройщика», где главная героиня приглашает отобедать нищенку, она цитирует похожую сцену из вашего «Портрета пьяницы».
Вполне может быть. Мы знакомы.
Вы ведь к тому же снимали в Одессе…
Да, я снимала там «12 стульев». Я объездила тогда Украину вдоль и поперек. И до этого я дважды была в этой стране, в том числе во время съемок фильма «Юго-восточный проезд» в Одессе и в городе, который раньше, во времена османов, назывался Аккерман, то есть «Белая крепость», а сейчас как-то… что-то-там-Днестровский (Белгород-Днестровский — прим.). И тогда мы виделись с Муратовой. Кроме того, она периодически бывала в Берлине, и я видела ее фильмы. Она мои, соответственно, тоже. В «12 стульях» играл актер, который снимался у Муратовой (Георгий Делиев — прим.), и мы организовали премьеру в Одессе. К тому же в одесском кинотеатре, где до этого проходила ретроспектива Муратовой, прошла ретроспектива и моих фильмов. Так что что-то общее у нас точно есть.
У вас был намечен проект, который пока так и не был реализован, — «Кровавая графиня».
На данный момент у меня два больших проекта, которые я очень хочу осуществить. Один из них — «Кровавая графиня».
Сценарий вы написали совместно с Эльфридой Елинек?
Нет, сценарий я написала сама. Но мне хотелось привнести в диалоги каких-то типично венских черт. И тогда я доработала их вместе с Елинек. Я ставила на сцене некоторые ее тексты, и мы очень давно знаем друг друга. Она даже снялась у меня в небольшой, но запоминающейся роли в фильме «Пратер» об известном венском парке. И в этом же фильме я использую ее тексты.
В «Графине» по-прежнему должны играть Изабель Юппер и Тильда Суинтон?
Так было запланировано, потому что проект был большой. Но продюсер просто не смог найти денег. Наверное, нужно поискать другого продюсера. Я три года посвятила «Тени Шамиссо», а сейчас снова свободна и могу вернуться к своим нереализованным задумкам.
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»