Улицы разбитых — «Только течет река» Вэй Шуцзюня
В прокате — китайский детектив из каннского конкурса «Особый взгляд». В англоязычной прессе его наперебой называют нуаром, но у Вероники Хлебниковой совсем другие, родные нашему зрителю, ассоциации.
Глубокомысленный эпиграф из «Калигулы» Камю про судьбу, которую нельзя понять, сбивает с толку. Режиссер из Китая, набитого собственной премудростью, перемудрил, ссылаясь на французского экзистенциалиста, глядевшего в античный ад, как в зеркало. Зато сразу после начинается хорошее кино, снятое по преимуществу на 16 мм, с вкраплениями цифрового ужаса, легко отождествляемого с преступлением.
1995 год. Фильмы еще показывают с пленки. Пленки хранят в круглых металлических коробках, их складывают в яуфы — «ящики упаковки фильмокопий», цилиндрические контейнеры, куда помещается небольшой восьмичастевый фильм. «Только течет река» в стандартный яуф не лезет. Длинный, неспешный, как затяжной ливень, фильм прикидывается детективом и в этой личине рассказывает немудрящие людские секреты: кому жить тошно, кто незаметно сходит с ума, у кого помада, парик и каблуки под кроватью.
Кино обшарпанной, сданной в утиль реальности
В кино тем временем уже не ходят, Дэн Сяопин перестраивает Поднебесную, кинотеатры умирают. Если их не сносят, то открывают в них офисы. В один такой заселяются следаки местного убойного отдела, вешают огромную карту туда, где был экран, и проводят следственные эксперименты с ножами и свиньями прямо в просцениуме.
Кабинет следователя Ма Чжэ (Чжу Илун) устраивают в разоренной будке киномеханика. Чему удивляться, если вскоре Ма Чжэ начнет видеть вместо снов дикие фильмы с участием жертв, свидетелей и подозреваемых, а пленка плавится, и кинопроектор сгорает в его голове. Пылающие катушки освещают лишь сырость и мглу.
Такое могли снять на «Ленфильме» конца восьмидесятых — начала девяностых, где-то между «Лапшиным» и «Ментами». Будто в павильоне-призраке ветшающей киностудии материализовался неснятый двухсерийный фильм Виктора Аристова со студентами из соловьевской казахской мастерской. Ленфильмовская сиротская разруха приходит на память и с ноги ударяет в сердце.
Выбор всегда один, будничный
Писателя Юй Хуа, бывшего стоматолога, по чьему сюжету поставлена «Река», мы видели в недавнем документальном фильме Цзя Чжанке «Плыви, пока море не станет синим». За год до описываемых в «Реке» событий его книжку экранизировал Чжан Имоу в запрещенном на родине фильме «Жить», после чего писатель стал знаменит на Западе. Его называют постмодернистом, но режиссер Вэй Шуцзюнь, очевидно, не церемонится с постмодернизмом и снимает кино обшарпанной, сданной в утиль реальности, где дождь смывает все следы, а отдельные причудливые фокусы и горящая пленка не остраняют прозу жизни, но органичны ей, как и рутина с тоской, и преступления, ставшие рутиной, незаметно уносящей бренные и ничтожные будни, словно медленная река. В декабре на берегу реки находят трупы, сначала старушку, затем остальных. Улики разбивают сердце. Не отпечатки, оружие, ранения, кровь, а прощальные письма про острова в океане, кассеты со слабыми голосами, подлежащими перемотке прямо в гортани, длинные волнистые волосы.
Симпатичный Ма Чжэ в черной кожаной куртке, напоминающий утомленных героев Вонга Карвая и Тони Люна, ищет убийцу в складках жизни, и ему не выбраться из их лабиринта. Выбор всегда один, будничный: подать начальству рапорт, устраивающий всех, обвинить безответного, местного дурачка. Мир, конечно, подобен туману, но и в его бесформенном хаосе иногда проступают очертания если не правды или надежды, то хотя бы утопии, сложившегося пазла или служебной инструкции.
