Монте-Карло — Москва — Монте-Карло
Фотограф Хельмут Ньютон любит женщин. Женщины любят фотографии Хельмута Ньютона. Ньютон снимает моду, портреты, «ню» и известен как «мастер эротизма в моде». Он работал в самых разных журналах и жил в разных городах. Свою профессиональную карьеру он начал в Германии — на родине пленки «Агфа» и малоформатной камеры.
Ньютон родился в 1920-м в Берлине (не в той его части, что была через много лет огорожена стеной, но в той, которая огораживала).
СЕАНС – 1
В конце тридцатых он покинул Германию, жил в Австралии, затем в Англии, Франции и Америке, пока — фотографом с мировой известностью — не поселился в Монте-Карло. Всю жизнь он работал в том сказочном мире западного кино и западной моды, который имел с нами так мало точек соприкосновения. Искусство Ньютона — совершенное, эротичное, интригующее — существовало где-то там, за стеной.
Стена треснула. А еще раньше Ньютон приехал в Москву.
Такого поворота событий никто не мог себе представить. Если бы не инициатива авиакомпании «Люфтганза», взявшей на себя все расходы по устройству его выставки, московские «официальные лица», возможно, не стали бы рисковать и избрали бы для первого знакомства с модной фотографией более нейтральную фигуру.
Но нам повезло, и мы воспользовались этим для того, чтобы поговорить с Хельмутом Ньютоном.
Манекенщицы — я их называю «прелестные маленькие дурочки» — красивы и милы
В день вернисажа двух проходивших мимо женщин попросили высказать свое мнение перед камерой западногерманского телевидения. Женщины готовы были провалиться сквозь землю. Что привело их в такой ужас? — «Большие обнаженные»: портреты манекенщиц в натуральную величину, одна из самых удачных серий мастера.
Ньютон не боится провоцировать зрителя. И не только в фотографиях мод. Он не стесняется превращать в манекенщиц дам высшего света. Его модели всегда имеют имена — и какие имена! Катрин Денёв, Элизабет Тейлор, Настасья Кински…
Вы — фотограф моды. Вы делаете рекламу. Но мне кажется, вы с большим удовольствием рекламируете девушек, чем костюмы.
Да. То есть нет. В фотографии женщина меня всегда интересует, очень интересует. Но надо быть честным в своем ремесле. Когда тебя просят сделать что-нибудь для рекламы, надо как минимум показать сам костюм… три складки, десять пуговиц… В манере чувственной, эротической, или, напротив, холодной, интеллектуальной, мне надо передать в фотографии дух того, что люди называют модой.
Но вы правы в одном. Невозможно быть фотографом моды и не любить женщин. Эротика всегда многое значила в моей работе. И знаете ли, мои снимки иногда трудно было публиковать. Годах в 50-х многие были весьма шокированы тем, что я делал.
Если хотите — в своей работе я часто бываю скандальным. И я люблю быть скандальным, мне это нравится. И это нравится тем журналам, для которых я работаю. Я вообще люблю задираться.
Зато теперь я должен получить в конце октября приз в Нью-Йорке как один из фотографов, который изменил образ фотографии моды нашего времени.
Какова ваша тактика работы с моделью?
Очень простая. Очень механистичная. Никогда никаких психологических объяснений. Никогда никаких разговоров о том, что и для чего я делаю. Все в моей голове. Манекенщицы — я их называю «прелестные маленькие дурочки» — красивы и милы. С них довольно.
Кстати, я всегда предпочитаю работать с дебютантками. Я не люблю девочек, в которых и так уже слишком много эротики.
И со знаменитостями вы обходитесь так же?
Когда я делаю свои портреты? Нет, конечно. Совсем по-другому. Если я знаю, что мне предстоит сделать портрет, я не могу здесь работать так же холодно и спокойно, как в постановочном снимке моды. Я приезжаю к своему персонажу, чтобы увидеть его в домашней обстановке. Чтобы с ним поговорить. Я хочу знать хотя бы немного о том, что он за человек. Если он живет в другой стране, я веду с ним беседы по телефону, очень долгие и очень подробные. Очень важно, чтобы мы были хоть немного знакомы. Это просто бессмысленно — приходить на сеанс к человеку, абсолютно тебе безразличному. Сначала нужен контакт.
Мне кажется, я все тот же мальчик, каким был в Берлине
Разумеется, женщины в этом смысле всегда более сложны, мужчины — всегда более просты.
Но вот дальше, дальше уже может начаться режиссура, мизансцена. Я выбираю их одежду, их позу. В Москве я фотографировал художника Максима Кантора. Сначала я сделал серию репортажных фото. Потом я его заставил позировать. И сказал: «Сейчас я буду вас просить делать какие-то вещи, которые, я уверен, не в вашем характере». Он сказал: «Ты прав, это не мой характер». Но если это и не правда — таким он мне нравится больше.
В вашей книге «Портреты» иногда на нескольких снимках подряд одни и те же персонажи…
Да, Шарлотта Ремплинг, Палома Пикассо, Карл Лагерфельд. Я их фотографирую в течение долгого времени, иногда в течение нескольких лет, и для меня очень интересно видеть эволюцию персонажа от фото к фото…
А я думал, что это варианты решения…
Нет. Вы думаете, я не смог бы выбрать лучший? Просто я их знаю, этих людей, люблю фотографировать. Иногда мне нравится лицо или фигура. Чаще — это просто мои друзья… Мы живем рядом, я снимаю.
Для фотографа моды есть только два города, в которых можно работать. Ни Лондон, ни даже Лос-Анджелес. Только Париж и Нью-Йорк
А были у вас излюбленные модели среди манекенщиц?
Я надеюсь, мы не касаемся частной жизни? Нет? Тогда я скажу только одно. В шестидесятых годах манекенщицы были людьми культа. Они были более чем звезды, и фотограф моды, как правило, пользовался одной и той же моделью, с которой иногда делил и постель. Это было странное время. Я написал об этом в моей книге «Мир без мужчин».
Что вы приобрели и что потеряли с тех пор, как делали свои первые снимки?
Честно говоря, думаю, что ничего не потерял. Мне кажется, что я сохранил достаточно энтузиазма — особенно когда у меня аппарат в руках и что-либо меня привлекает. Вы видели, как я работал на улицах? А? Я работаю очень быстро. Мне кажется, я все тот же мальчик, каким был в Берлине.
Когда я был маленьким мальчиком, я уже тогда хотел быть фотографом «Вога». Это всегда была моя мечта
Берлинский мальчик?
Может быть. Не знаю. Интернациональный мальчик. Немного от Берлина, от Парижа, от Лондона, меньше всего от Австралии. Австралия — замечательный опыт для молодого человека. Мне не было и тридцати. Девочки кругом были красивы, и мы великолепно с ними развлекались. Но для фотографа это не страна. Для фотографа моды есть только два города, в которых можно работать. Ни Лондон, ни даже Лос-Анджелес. Только Париж и Нью-Йорк. Будь ты самым гениальным фотографом в Мельбурне — всем на тебя плевать. Французы — вот гении моды. Это все знают, но я повторю. Все, чему я научился, я узнал во Франции.
А у вас кто-нибудь учится?
Не знаю. Впрочем, я люблю учить. Это доставляет мне удовольствие. Но у меня мало времени и нет собственной школы. У меня есть ассистенты. Я знаю очень хорошую школу в Калифорнии. Там учат не искусству фотографии, но технике фотографии, что важнее, и когда я еду в Америку, я всегда беру ассистентом парня из этой школы. А в Европе со мной работает Филипп Серьё.
Но если вы спрашиваете о «последователях», я таких не знаю. Я думаю, есть много людей, которые работают в моем стиле без того, чтобы я их когда-нибудь хоть раз увидел в глаза. Точно так же, когда я был молод, я работал в стиле фотографов, которые мне нравились. Это прежде всего Брассаи, затем был такой Джордж Оруэлл, фотограф Голливуда.
Вы — фотограф, предпочитающий работать для журналов. В жизни каждого фотографа есть журнал, которому он многим обязан, как бы журнал-партнер…
В моей жизни как фотографа моды… А это была большая часть моей жизни, — правда, вот уже несколько лет я занимаюсь этим очень редко… Так вот, большую часть моей жизни таким журналом был для меня «Вог». Лучшие свои снимки я сделал для парижского «Вога». И если вы увидите эту книгу «Мир без мужчин» — там много снимков из «Вога».
Более того. Когда я был маленьким мальчиком, я уже тогда хотел быть фотографом «Вога». Это всегда была моя мечта. И до сих пор всегда я работаю для одной и той же компании, которая называется «пресс-группа Конде-Наст». В нее входят «Вог», «Ванити Фэр», «Травелер». У меня есть контракт, запрещающий мне сотрудничать с другими американскими изданиями. Исключение я делаю только для «Плейбоя». Потому что редакторы американского «Плейбоя» — я не говорю о других его изданиях — очень милы, щедры и дают мне раз в год очень интересную тему. И я не хотел бы от этого отказываться.
Так говорили мы с Хельмутом Ньютоном в холле московской гостиницы ЦК, на фоне гигантского полотна художника, кажется, Лопухова, «В. И. Ленин на I съезде Советов».
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»