Марта Месарош: «Война не кончается в сознании»
Можете объяснить тем, кто пока не видел фильм, почему вы назвали его «Аврора Бореалис», то есть «северное сияние»? Ведь действие происходит в Венгрии и Австрии…
Потому что там есть герои из Мурманска. А в Мурманске есть северное сияние. Я хотела назвать свой фильм символично.
В центре сюжета — семейная тайна времен Второй мировой войны, которую расследует главная героиня. Вы любите снимать на тему семьи и тоталитарного прошлого. Вам не кажется, что чем дальше война и связанные с ней трагедии, тем меньше тайн?
В мире по-прежнему много людей, которых так или иначе затронула война. Конечно, это уже старые люди. Война ведь не кончается в сознании. В России по-прежнему празднуют день Победы, помнят, что это был великий момент в истории.
Я читала, что главную героиню должна была сыграть Изабель Юппер, но в итоге вы выбрали другую актрису. Почему?
Юппер моя любимая актриса, и мы сделали вместе два фильма, хотели продолжить. Но как раз, когда мне дали деньги, она была занята на съемках у Верхувена. А потом для меня не было так уж очевидно, что играть может только она. Я знаю, как она играет, и весь мир знает, как она играет. Она играет гениально, но всегда, по сути, одну и ту же героиню в тех или иных обстоятельствах. Поэтому я решила, что будет другая актриса.
В 1960-70-е было великое советское кино!
Кто на вас повлиял как на режиссера?
Очень повлияли Варда, Годар, Трюффо. Я тогда была молода и, конечно, их кино на меня сильно воздействовало, это было очень хорошее кино. Так же точно и с советским кино. Когда появился фильм Григория Чухрая «Сорок первый», история, в которой коммунистка влюбляется в белогвардейца, а потом его убивает, потрясла меня. В то время впервые был раскрыт такой сюжет, любовь белого офицера и коммунистки. И, конечно, Тарковский… Да много кто. В 1960-70-е было великое советское кино! Оно говорило о простых людях, о войне; много чудесных актеров, как Самойлова, Баталов. Сегодняшнее российское кино я не люблю, оно похоже на американское. Там убивают, полиция за кем-то гонится, а человека не видно за этим.
Продолжая тему французского кино… Можете рассказать о своей работе с Анной Кариной и Мариной Влади?
Мы очень хорошо работали. Марина, кстати, познакомила меня с Володей Высоцким, когда они были в Будапеште. Один-единственный фильм, в котором они играют вместе — это мой фильм, «Их двое». Их история — для советского времени уникальная. Их любовь была очень трудной, очень красивой и очень трагической. Но Марина — хорошая актриса, она любит свою профессию. В то время она была уже не так молода. Уже женщина, не девочка, которая бегает с распущенными волосами. Она была женщиной, которая многое пережила, это было видно по глазам. Володя тогда часто приезжал в Венгрию, и даже была такая встреча — вдвоем мы поехали на остров на Дунае, у меня был там домик. Он мне многое о себе рассказал.
Когда я училась во ВГИКе, Бондарчук был очень бедный, снимался в студенческих работах, маленьких этюдах.
Как вы обычно работаете со сценарием?
Последние тридцать лет со мной постоянно работают два сценариста. Я меняю актеров, но их — никогда. Хотя и с актерами тоже есть какое-то постоянство. Я не люблю проводить кастинги. Когда пишем сценарий, я уже примерно знаю, какого актера позову на роль, выбираю из тех, с кем уже работала.
Вы вручали призы в Каннах и на Берлинале. Что меняют награды в режиссерской карьере?
Фильмы начинают покупать для проката по всему миру. Но тогда был такой момент: мир интересовался тем, что происходит в восточной Европе и России. 1970-90-е — время взлета венгерского, польского и чешского кино. Эти фильмы говорили, о том, как наши страны пережили вторую мировую войну, послевоенное время, и коммунизм. Мы хотели что-то сказать миру, а не просто получить деньги и ездить по фестивалям. Это был другой мир. И мы по-другому относились к кино. Сейчас кино — это почти всегда бизнес.
Что можете сказать о молодом поколении венгерских режиссеров?
Самый прекрасный режиссер — это Ласло Немеш, который получил «оскар» за свой фильм «Сын Саула». Это очень глубокий и интересный режиссер. У нас такие имена и фамилии — трудно запомнить. Бела Тарр, Илдико Эньеди. И работать у нас тоже трудно. Десять лет назад было легче, но изменилась киноиндустрия и отношение к культуре. Последний мой фильм делался очень трудно, мы четыре года ждали, чтобы получить деньги. У всех так. А коммерческие фильмы быстрее получают деньги, какие-то глупые комедии, чтобы люди смеялись.
Остались отношения с Михалковым, помню, когда он был красивым, интересным парнем с юмором.
Кстати, как вам «О теле и душе» Эньеди?
Я за нее очень рада. Но мы совсем по-разному мыслим. Я думаю, что любовь — это более темпераментное, дикое и в тоже время сентиментальное чувство. А она так по-философски думает об этом. Это другая сторона правды.
Вы помните первый фильм в своей жизни?
Кажется, это был «Багдадский вор». Была война, я жила в Киргизии, и в кинотеатре «Аватал» очень голодные, бедные и худые дети смотрели, как главный герой летает на ковре и живет с животными, такой смелый! Но я не поэтому стала режиссером, а почему — не знаю. Сказала себе, что буду режиссером, и все. Я никогда не переживала, что выбрала такой путь. Иногда лучше — иногда хуже, но я объехала весь мир.
В Москву с каким чувством едете?
Меня раньше туда часто приглашали. На Московский фестиваль в том числе. Остались отношения с Михалковым, помню, когда он был красивым, интересным парнем с юмором. Его очень любил мой муж, Миклош Янчо. Я смотрела «Я шагаю по Москве», а потом поехала в Москву, где училась, и хотела предложить ему роль. Но его не выпустили в Венгрию. Сергей Герасимов и Тамара Макарова нам предложили вместо него Сережу Никоненко. И он чудесно сыграл в фильме у Миклоша. Потом уже мы познакомились с Чухраем и Бондарчуком.
Мы были друзьями. Когда я училась во ВГИКе, Бондарчук был очень бедный, снимался в студенческих работах, маленьких этюдах. У меня осталась очень интересная фотография с ним, одетым в военную форму. Бондарчук был очень интересный и умный. Он любил приезжать в Венгрию, как и другие русские. Например, Лариса Шепитько, с которой мы очень подружились. Для меня ее смерть стала ужасной трагедией, она погибла так глупо и так страшно.
Не трудно вам было жить с мужем-режиссером?
Нет. Он был старше меня, и мы договорились: сначала он делает фильм, потом — я. Это была не только любовь, но и дружба. Мы доверяли друг другу и помогали. Я многому у него научилась, узнала Венгрию. В какой-то момент мы расстались, но все равно всю жизнь были вместе.
Читайте также
-
Абсолютно живая картина — Наум Клейман о «Стачке»
-
Субъективный универсум — «Мистическiй Кино-Петербургъ» на «Ленфильме»
-
Алексей Родионов: «Надо работать с неявленным и невидимым»
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»