«Здравствуй и прощай» — О первом сценарии Виктора Мережко
Ушел из жизни замечательный кинодраматург Виктор Мережко. Мы соболезнуем всем, кто знал его и любил. В память о классике нашего кино публикуем небольшой текст, предварявший сборник его сценариев, выпушенный «Сеансом» в 2007 году. О первой ленфильмовской картине Виктора Мережко рассказывает режиссер Виталий Мельников.
Что такое «киносценарий» никто толком не знает, а читают эти сценарии только специалисты, по долгу службы. Неведомо также, почему здоровый, нормальный человек вдруг начинает что-то придумывать и записывать, не очень надеясь на то, что придуманное и записанное станет когда-либо фильмом. Слишком уж длинная череда случайностей и граничащих с чудом совпадений должна свершиться, чтобы задуманное материализовалось. Во-первых, желательно, чтобы отправленные в «инстанцию» авторские киногрезы попали по нужному адресу и в нужные руки. Во-вторых, в-третьих и в-четвертых, грёзы эти должны привлечь внимание, заинтересовать и убедить многих «узких специалистов» — редакторов, деловых людей, режиссеров, операторов, художников, артистов — всех, кто потом коллективно будет «делать фильм». А это все люди разные. Словом, киносценарий — это, прежде всего, призыв автора-одиночки: «Всем, всем, всем»! Призыв к еще неведомым единомышленникам. А найдутся ли такие единомышленники — ещё вопрос! Чаще всего побеждает маниакальное упорство, неодолимая потребность автора высказаться с экрана во что бы то ни стало. А для этого нужно немалое мужество и самоотверженное терпение. И ещё желательно везение, и ещё, простите, талант.
Эту историю рассказывают по-разному, но у меня преимущество: я незаинтересованный очевидец. Зимой 1972 года на «Ленфильм» поступил заказной пакет с киносценарием. Сначала его, как положено, зарегистрировали. Поскольку сценария, поступившего под названием «Здравствуй и прощай» никто не заказывал и в министерских планах он тоже не числился, приблудный пакет направили в «подотдел самотека». Есть такой на каждой студии. Здесь специалисты просматривают всякую макулатуру и вежливо отфутболивают графоманов. Сценарий был написан вовсе не графоманом, а выпускником ВГИКа, неизвестным В. Мережко. Прислал он его по молодости «просто так», «от себя», т. е. без всяких рекомендаций и предисловий. Сценарий вполне мог оправдать свое название «Здравствуй и прощай» — сгинуть в дебрях студийного «самотека».
Тогда считалось, что ношение бороды непременно ведет к диссидентству.
Однажды я зашел в комнату редакторов и обнаружил за столом сотрудника по фамилии Бессмертный. Он сидел, уткнувшись в бумаги, и улыбался. Это было странно. Редакторы вообще никогда не улыбаются, такая у них работа — быть бесстрастными и беспристрастными.
«Вот, подкинули мне, — пояснил Бессмертный, — вроде смешно, может, почитаешь?»
Кончилось тем, что я почему-то решился поставить фильм по сценарию этого малознакомого бородача.
У всех редакторов тогда была еще одна особенность: они ловко уклонялись от ответственности. Сценарий «Здравствуй и прощай» был про бойкую, независимую колхозницу Шурку, обремененную тремя детьми и непутевым мужем Митькой. Бессмертный спихнул мне этот сценарий неспроста. В нем, в этом сценарии все было не так. Все было не по правилам. Напрочь отсутствовала тема «соцсоревнования на селе», а также тема «становления личности в коллективе». Зато выпирали и настораживали предосудительные отношения замужней многодетной Шурки и приезжего милиционера. Герои объяснялись на странной смеси русского и украинского т. е. на «суржике», грубовато шутили, занимались всякими пустяками: доили по вечерам коров, копали картошку, а в финале героиня, готовясь к зиме, обмазывала глиной и, простите, навозом свою хатёнку. Такой вот финал! Прямо скажем, сомнительный финал! Но по прочтении было почему-то и смешно, и грустно, а наивные рассуждения героев вдруг даже казались возвышенными, значительными и глубокими. «Может быть, вызовем этого В. Мережко? — рассуждали в Первом творческом объединении, — поглядим, что за человек».
Наутро секретарша с тревогой сообщила: «Товарищи! Он же с бородой!». Тогда считалось, что ношение бороды непременно ведет к диссидентству. За секретаршей вошел и сам В. Мережко. Это был вполне небунтарского вида молодой человек. С легким южно-русским акцентом он рассказал про себя и про ростовское издательство «Молот», в котором работал до ВГИКа. Даже не рассказал, а показал, точно и очень смешно изображая коллег и соучеников, вгиковцев. Беседа шла в непринужденной обстановке. Под конец В. Мережко запел. Это было странновато, но понятно, потому что его сценарий редакторы, в конце концов, расхвалили и утвердили. Утвержденный Мережко с чувством исполнил романс про пару гнедых под невесть откуда взявшуюся гитару. Он перебирал струны, лихо отставив култышку пальца, обрубленного «на сельхозработах». Кончилось тем, что я почему-то решился поставить фильм по сценарию этого малознакомого бородача.
Тут, как говорят итальянцы, комплимент автору сценария!
Главные неприятности поджидают сценариста, да и режиссера, когда после утверждения сценария, начинается выбор натуры. Выдуманных героев, хитросплетенный сюжет предстоит внедрить в реально текущую жизнь. На фоне неуправляемой и неотредактированной жизни герои и события вдруг обнаруживают свою кричащую, наглую фальшь, как и чистенькие костюмы, специально для героев сшитые. Нередко приходится переписывать сценарий, менять актеров и производить другие разрушительные действия. Но в случае со сценарием Виктора Мережко случилось нечто обратное. Увидев в Приморске под Ростовом беленые хатки и кривые переулочки, услышав певучий «суржик» из уст местных жителей, я еле сдержался, чтобы не закричать немедленно: «Мотор!». Только в таком месте и могла жить наша героиня Шурка, только там и могли происходить сценарные события. Более того, мы стали приглашать на вторые роли местных жителей, и они блистательно справлялись. Для них сюжет не был выдумкой, они поверили в него сразу — безоглядно и чистосердечно. Тут, как говорят итальянцы, комплимент автору сценария! И только ему! После выхода картины на Мережко обрушились предложения и приглашения от известных режиссеров, а они в свою очередь стали приглашать известных артистов. Так начался успешный творческий путь Виктора Ивановича Мережко. Достаточно перечислить некоторые его картины: «Здравствуй и прощай», «Одиножды один», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Трын-трава», «Трясина», «Родня», «Полеты во сне и наяву». Пьесы его перечислять не буду — их у него пятнадцать. Нельзя сказать, что творческий путь этот был совершенно триумфальным. Случались и неудачи. Но это только вызывает уважение. Былые неудачи — это рубцы от старых ран, полученных в честной битве.
Чтобы написанное выше выглядело солиднее (ведь речь идет о маститом художнике), привожу цитаты из первоисточников. Вот что, например, писал о Мережко и о сборнике его первых сценариев замечательный кинодраматург и комедиограф Эмиль Брагинский: «Мережко с первой картины уже состоялся как писатель, как личность со своими симпатиями и своей манерой. Именно своей манерой, когда сразу не поймешь, что перед тобой: вроде комедия, так нет же — есть по-настоящему драматические сцены, а сразу после серьезных эпизодов есть эпизоды совсем смешные, и из всего этого переплетения рождается произведение живое, жизненное, основа которого правда! А женские характеры? Самоотверженные и решительные они у Мережко поразительны и прекрасны!» Брагинскому вторит и режиссер Лев Арнштам: «В сценариях кинодраматурга Мережко свой странный мир! Он многогранен и многосложен». А Брагинский продолжает: «Странный мир Мережко — это бескорыстные и неодолимые в своих симпатиях и антипатиях люди, для которых нет таких понятий, как приспособленчество, подхалимство, карьеризм. Его герои — максималисты». Пожалуй, точнее не скажешь. Написано это было еще в восьмидесятые годы. С тех пор Виктор Иванович Мережко не изменил своих пристрастий.
Читайте также
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике
-
Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи
-
Опять окно — Об одной экранной метафоре
-
Территория свободы — Польша советского человека
-
Ничего лишнего — Роджер Эберт о «Самурае» Мельвиля