Под небом голубым был город золотой — «Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы
«Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы — классика, когда-то автора «Крестного отца» и «Апокалипсиса сегодня», а последние лет пятнадцать радикально омолодившегося экспериментатора и независимого автора — в российском прокате. И смотреть этот странный фильм лучше всего на большом экране. О кирпичах, из которых он сложен, рассказывает Василий Степанов.
Большинство претензий, предъявленных «Мегалополису» зрителем — как профессиональным, так и самым обыкновенным, — имеют под собой основание. Это кино неудобное и легко выходящее за рамки разговора о художественных критериях. Если не фильм-курьез, то фильм-чертеж. И разнесенная по пресс-релизам, повторенная сотни раз коллегами мантра о фильме мечты, идее, с которой Фрэнсис Форд Коппола носился сорок лет, как Моисей с богоизбранным народом, не делает это кино понятнее или основательнее. Не служит оправданием его существованию, а, напротив, заставляет с еще большим драматизмом задуматься, как же так вышло, что амбициозный, где-то даже грандиозный замысел, сотни раз обдуманный, дерзновенный концепт, на алтарь которого был положен семейный бизнес, трещит по швам, буквально распадается на части от брошенного на него взгляда.
Как в знаменитом советском скетче: «Я тут нотки принёс сложные, вы посмотрите, пожалуйста, потому что времени у нас мало. Здесь играем, здесь не играем, здесь жирное пятно, сразу предупреждаю, рыбу заворачивали. Переходите сразу сюда, а вот переворачивать не надо. Сюда вышли, и вот с этой цифры. Глинка, „Попутная песня“. В этой шали я с ним повстречалась».
Не мог же вау-платинум-классик снять откровенную шляпу! Вера — аргумент сильный
Можно понять тех, для кого «Мегалополис» — совершенный разрыв ожиданий и реальности. Человек — ну, скажем, тот самый обычный зритель, пропустивший давнишнее выступление Копполы в передаче «Закрытый показ» после телевизионной премьеры гериатрического метахоррора «Между», — едва ли узнает в «Мегалополисе» произведение автора (тут стоит четко отчеканить чего именно) «Крестного отца», «Апокалипсиса сегодня», «Дракулы».
Этот зритель хорошо помнит, что именно и, главное, зачем он пересматривает годами: один фильм — вершина криминального жанра, другой — антивоенный эпос, третий — про вампиров (на деле все три картины в широком смысле — про власть, семью и силу зависимости). Спроси человека, чем знаменит Коппола помимо данного списка, где он околачивался все эти годы, и рискуешь оказаться в сердце тьмы, подле полковника Курца. Впрочем, те же зрители «Крестного отца», «Апокалипсиса сегодня» и «Дракулы» Копполу и защищают. Не мог же вау-платинум-классик снять откровенную шляпу! Вера — аргумент сильный.
Коппола потратил сорок лет, мыкаясь в пустыне реального. Годы — сначала восьмидесятые и девяностые, а затем нулевые и десятые — явно не прошли для него даром. Продолжу аналогию с Моисеем: если кто-то за это время и освободился, так это сам Автор. Снявший «Молодость без молодости», «Тетро» и вампирский «Между» Коппола помимо перечисленного успел в XXI веке реализовать еще и страннейший эксперимент под названием Distant Vision, он перестал быть кинорежиссером в привычном (немного архаичном) смысле этого слова. Теперь он — дух, витающий между снами, клей, соединяющий забытые мифы и инфоблоки. Он — тот самый чудо-материал «мегалон», изобретенный главным героем «Мегалополиса», нобелевским лауреатом Цезарем Катилиной (Адам Драйвер), прозрачный, прочный, гибкий. Бесплатный? Или как минимум хотел бы таким быть.
Амбиция «Мегалополиса» — соединить арматуру научной фантастики (с привкусом утопии) с историческими чертежами (сюжет фильма представляет собой занятную ревизию противостояния Катилины и Цицерона), бетоном классической литературы (вроде довольно примитивных фаустианских аллюзий и цитат из «Гамлета») и отделкой из материалов популярной философии. Надо отдать автору должное, он все еще сохраняет способность иронизировать. Да, цитаты великих людей падают на зрителя в основном мраморными плитами, но их, если не облегчает, то остраняет закадровый голос шофера, сыгранного Лоуренсом Фишберном (тот вместе с мастером со времен драматичной вьетнамской поездки).
Эта башня из слоновой кости принципиально не целостна
Конечно, вся эта золотая с позументами роскошь Нового Рима смехотворна, но своего мультимиллиардера Красса III (Джон Войт) Коппола одевает в костюм Робин Гуда (мы помним, что Робин грабил богатых). Финальная стрельба из лука напоминает грандиозную в своей кровавой наивности месть Кочегара врагам-бандитам в фильме Балабанова. Да, неловко, человек с почтенными сединами такое городит, куражится. Но, признаем, выглядит это эффектно. Только что трагедия, вой, и вдруг площадной фарс.
В «Мегалополисе» много молодежного, его легче легкого раздергать на рилсы и фрагменты. Мегалон — крепкий материал, но он ничего не может поделать с центробежным устройством фильма. Эта башня из слоновой кости принципиально не целостна. Это не Крайслер-билдинг, где творит Катилина, а скорее величественная каланча игры «дженга» в поздней стадии. Сюжетные дыры на месте важных кирпичиков, смотришь — опасно шатается, тронешь — рухнет.
«Мегалополис» — это прежде всего, сколько бы ни говорил Коппола о своих социоисторических открытиях, предельно личная работа
Пожалуй, только киноэкран дает шаткой конструкции «Мегалополиса» шанс быть увиденной в самом буквальном смысле этого слова. На большом экране этот во многом театральный, местами предельно условный, схематичный, саморазблачительный, не очень-то складный, держащийся исключительно на клее репутации, биографии и фамилии фильм почти расцветает, его визуальные достоинства становятся физически ощутимы. И работа румынского оператора-постановщика Михая Малаймера-мл. тут, конечно, не менее важна, чем режиссерская высокопарность. Есть подозрение, что лучше всего было бы посмотреть «Мегалополис» в IMAX, где вертикаль и горизонталь сходятся в непереводимом на язык слов противостоянии. Как Цицерон и Катилина, Франклин и Цезарь. Архитектор и Администратор. О, это золото, бликующее — во всем его блеске — в навидавшемся всякого глазу!
Мир меняют только самые неисправимые
Автопортрет художника в старости? В самом деле, в архитекторе Катилине трудно не узнать автора. Белую ворону в мире большого капитала, экстравагантного гения, разъезжающего на европейском ситроене по асфальтовым джунглям совсем не европейского города, невыносимого умника, с одинаковым презрением и скукой внимающего и родственникам-патрициям (особенно удалась мама зодчего в исполнении Талии Шайр; здесь очень не хватает Аль Пачино), и плебсу с его бесконечными жалобами (он, Катилина, видите ли, взорвал их трущобы!). Вот главный герой теряет глаз, которым режиссер смотрит в визир, вот бьется в истерике из-за заблокированного банковского счета. И здесь буквально видишь самого Копполу после катастрофы «От всего сердца» (1981).
Но образ Катилины, конечно, шире. Он фигура политическая. Противостоит и толпе под предводительством Шайи ЛаБафа, и безразличной сервисной машине государства (мэр Цицерон в исполнении Джанкарло Эспозито), и гидре масс-медиа (тут дивная блогерша Вау Платинум, сыгранная Обри Плаза). Он, сын XX века, живет в XXI веке по заветами Айн Рэнд и… хм, Муссолини? Романтик с хорошо знакомой гнильцой в послевкусии. Миру влюбленному в эффективность Илона Маска должен быть ясен этот герой.
Персонажу Адама Драйвера не позавидуешь: он вроде бы ни в чем не виноват и страдает по большей части от злодейских оговоров, но недовольный изгиб губ, нетерпимость к ближайшему окружению, желание навязать счастье всем, сразу и любыми средствами выдают в нем невыносимого нарцисса. А способность по щелчку пальцев останавливать ход времени указывает на то, что Мефистофель или всегда был с ним рядом, или давно победил. Да, истинный автор по старомодной мысли Копполы не подчиняется традиционным законам, он сам очерчивает циркулем границы Добра и Зла, устанавливает золотые стандарты. И все-таки хочется быть от такого героя подальше.
От мечты большого кино остался лишь чертеж
Финальное воплощение фантазии о навязанном сверху счастье — ох уж эти пресловутые урбанистические дорожки, по которым герои несутся, как капитан Уиллард по Меконгу, как все мы несемся по реке под названием Время — погружает город в cон золотой. Утопия — вот она! Неужели все еще будет? Неужели, нужно только найти лидера поспособнее? Конечно, вы можете в это верить, если так спокойнее. Только финальные титры под песню группы The The не дадут соврать: «If you can’t change the world change yourself» — «Не можешь изменить мир, измени себя». Мир меняют только самые неисправимые.
Сам автор давно отказался от зримой утопии, отрешился от нее — видимо, поэтому в золотом убранстве «Мегалополиса» зияют такие дыры. От мечты большого кино остался лишь чертеж, а свобода свелась к праву спрыгнуть с комфортного траволатора, который доставит тебя туда, где ты обязательно должен оказаться к финалу. Хотя с этого пути страшно и почти невозможно свернуть, как с дорожки из желтого кирпича, которая ведет только в одну сторону — к фальшивым шпилям Изумрудного города. Коппола напоминает: на обочине зеленеет самая настоящая трава.
