Памяти Николая Мащенко
Ребенок. Реж. Николай Мащенко, 1967
Сообщили из Киева:
…«Комиссары», «Как закалялась сталь», «Овод» — то, что помнится как гимны партийной идейности…
…Есть у него маленький — около 20 минут — фильм. Чёрно-белый.
С этой короткой ленты
Комиссары. Реж. Николай Мащенко, 1969
Сюжет творческой судьбы Мащенко — это один из вариантов общего сюжета украинского «поэтического» кино как чуда.
Чуда преображения во всех смыслах периферийной киностудии, штампующей заведомо безликую третьеразрядную продукцию — в «конгломерат воинствующих индивидуальностей».
Чуда прорыва из языка унылых прописей к языку, предмет которого — бытие человека в мире.
Чуда прорыва к самому себе, обретения себя в этом языке.
Вот этого самого: «Я могу говорить»….
И за всем этим — присущая становящейся национальной культуре первозданная острота открытия «я» в доселе внеличностном мире.
Потому страсть мастеров украинского «поэтического» кино — от Параджанова с Ильенко и Осыкой до Денисенко и Войтецкого с Мащенко — это страсть неофитов.
Причем, именно у Мащенко одержимость этой страстью доведена до предела. И герои его — неофиты в буквальном смысле слова: впервые приобщившиеся к вере. Акт переживания веры в его кинематографе имеет смысл только тогда, когда принципиально индивидуален — до интимности. Недаром одна из главных картин Мащенко «Иду к тебе» — это история о том, как украинская поэтесса (и замечательный драматург) рубежа ХIХ-ХХ веков Леся Украинка создаёт драматическую поэму «Одержимая» —о первохристианке, влюблённой в Мессию…
Полый мир его картин аскетичен тоже в буквальном смысле слова — всю страсть герой концентрирует в себе, вбирая её без остатка, ничего не оставляя окружающему. (В «Комиссарах» курсы, кующие кадры «разносчиков новой веры», расположены в монастыре с прямо-таки вызывающей наглядностью).
Как закалялась сталь. Реж. Николай Мащенко, 1973
Изобразительный сюжет его кинематографа — жизнь человеческого лица. Авторский язык Мащенко узнаётся с первых же кадров: череда долгих крупных планов, изредка перебиваемых столь же выразительными сверхобщими. Отсюда, в отличие от большинства образцов «поэтического» кино, где человек есть всё-таки лишь деталь общей композиции кадра, в фильмах Мащенко, при всём их минималистском изобразительном блеске, актёр принципиально оказывается в центре, несёт на себе основную нагрузку. Героем главных его работ становится тот, кто, подобно самому режиссёру, силой страсти, силой духа способен увлечь за собой.
И это тоже в буквальном смысле. Так, рассказывают, он заменил в начале съёмок «Как закалялась сталь» очень талантливого и нетривиального артиста, утверждённого на главную роль, когда в сцене атаки массовка внезапно рванулась не за ним, а за приглашённым на эпизод никому не известным Владимиром Конкиным.
Своих актёров Мащенко отбирал среди тех, с кем чувствовал внутреннее родство по силе страсти. Страсти, способной приобщить к вере.
Овод. Реж. Николай Мащенко, 1980
Вера и есть главный предмет мащенковских картин. Вера как таковая — без определений. Ибо противопоставлена не другой вере, но — безверию, которая тут есть бездумное (и небескорыстное — на дворе брежневский застой) следование набору обрядов и ритуалов. Самое же замечательное и парадоксальное, что главный признак истинной веры для него есть — сомнение: способен ли я вынести свой крест (а мотив несения креста у него переходит из фильма в фильм; все эпизоды строительства узкоколейки в «Как закалялась сталь», например, на нём построены) — так ли верую? Переживание веры здесь не просто выделяет героя из общей массы, но неизбежно отделяет от неё, ставит на грань изгойства.
Еретичества.
Недаром «Комиссары», скажем, принятые, в общем, благосклонно, вскоре были деликатно «не рекомендованы» к показу в торжественные дни революционных праздников в кино и по телевидению. Это не удивительно, если учесть, что герои говорят преимущественно монологами, обращёнными, притом, в зал — именно там находятся оппоненты.
И хотя затем «Как закалялась сталь» на официальном уровне прошла триумфально (я уж не говорю о том, что она оказалась телевизионным «хитом»), но непосредственно к теме революции и гражданской войны Мащенко больше не обращался. Следующие лет десять основным материалом его картин оказалось вполне условное пространство Болгарии — прежде всего эпохи борьбы за независимость христианского населения от владычества мусульманской Турции — и ещё более условной Италии из «Овода».
Не думаю, что за этим стояло осознанное понимание, что «углубление в идеи всегда тревожно» (С. Эйзенштейн) — Мащенко был всегда более ведом страстью, чем разумом. Скорее, жизненный опыт парня из украинского села на Донбассе, пережившего голодомор и оккупацию, сыграл тут решающую роль. Однако сделанного им на взлёте конца 60-х-начала
Начиная со знаменитой экранизации романа Николая Островского, Мащенко ушёл преимущественно в телевизионное кино и стал руководителем объединения телефильмов на студии имени Довженко. Что вполне логично — его минималистская эстетика тут идеально срабатывала, ибо как нельзя лучше соответствовала тогдашней общей эстетике телекино. Но вот что примечательно — это была эпоха разгрома украинского кино
Николай Мащенко
Человек страсти, он из всех сил сопротивлялся подступавшей старческой немощи.
И люди, любившие его, воспринимали её как величайшую несправедливость.
Утешить себя можно одним: кино его всё-таки остаётся. Оно живо — и живо куда более, чем мы, на нём выросшие, можем себе представить. Сергей Тримбач рассказывал: где-то на рубеже
Но единодушно объявили: главным откровением украинской программы для них стали «Комиссары»…
