Мартин Скорсезе: «Я сказал, что фильмы Marvel — это не кино. Позвольте объясниться»
Несколько недель продолжается спор о том, можно ли считать кинопродукцию Marvel фильмами. Все началось с заявления Мартина Скорсезе, на которое обиделись некоторые авторы из пула комикс-гиганта. Скорсезе написал для «Нью-Йорк Таймс» большой текст с разъяснениями своей позиции. Публикуем его перевод.
В начале октября я был в Англии и дал интервью журналу Empire. Меня спросили о фильмах студии Marvel. Я ответил, что пытался смотреть какие-то из них и понял, что это не для меня. Мне кажется, они больше похожи на парки развлечений, чем на то, что я привык считать кинематографом, который любил всю жизнь. В конце концов, я сказал, что это — не кино.
Кто-то, возможно, воспринял моё высказывание как оскорбление, и еще одно подтверждение моей ненависти к Marvel. Если кому-то хочется трактовать мои слова именно так — пускай.
Вся суть кино в героях — в сложности человека и проявлении его противоречивой, его подчас парадоксальной природы
Многие серийные фильмы сняты художественно одаренными людьми. Это видно на экране. То, что сами эти фильмы меня не увлекают, — вопрос личного вкуса и темперамента. Знаю, если бы я был моложе или подзадержался со взрослением, то мог бы впечатлиться ими, а может и сам захотел бы снять один из них. Но я рос в другие времена, и у меня сложилось свое понимание кино (того, что фильмы из себя представляют, какими они могут быть), и Marvel от него так же далек, как Земля от Альфы Центавра.
Для меня и тех кинематографистов, которых я уважаю и люблю, для друзей, которые начали снимать фильмы в одно время со мной, кино было откровением — эстетическим, эмоциональным и духовным. Вся суть была в героях — в сложности человека и проявлении его противоречивой, его подчас парадоксальной природы. То, как люди могут причинять боль друг другу, любить друг друга или внезапно сталкиваться c самими собой.
В этом была суть. В столкновении с неожиданностью на экране и в жизни, которую он [экран], драматизировал и интерпретировал, преумножая возможности искусства.
Для нас кино было формой искусства. Тогда об этом много спорили, и мы ставили и защищали право кино быть искусством наравне с музыкой, литературой и танцем. Мы поняли, что искусство может принимать самые разные формы. Его можно найти и в «Стальном шлеме» Сэма Фуллера, и в «Персоне» Ингмара Бергмана, и в «Всегда хорошей погоде» Стенли Донена и Джина Келли, в «Восход Скорпиона» Кеннета Энгера, «Жить своей жизнью» Жана-Люка Годара и «Убийцах» Дона Сигела.
В каком-то смысле кино Хичкока тоже напоминает парк развлечений
Или в фильмах Альфреда Хичкока — думаю, что его вполне можно назвать франшизой. В наше время он был франшизой. Каждый фильм Хичкока был событием. Просмотр «Окна во двор» в набитом зрителями старом кинотеатре был незабываемым опытом — событие создавалось химией, возникающей между зрителем и картиной. Как разряд тока.
В каком-то смысле кино Хичкока тоже напоминает парк развлечений. Кульминация «Незнакомцев в поезде» происходит в таком парке, на каруселях. Я помню, как смотрел «Психо», ночью в день выхода. Люди приходили, чтобы их удивили и напугали, и не уходили разочарованными.
60 или 70 лет спустя, мы все еще смотрим эти фильмы и поражаемся им. Но разве нас возвращают к ним пережитые волнения и страхи? Не думаю. Сцены из «На север через северо-запад» Хичкока ошеломляют, но без болезненных эмоций в центре истории или абсолютной растерянности персонажа Кэри Гранта они остались бы лишь эффектным набором динамичных склеек и изящных композиций.
Кульминация «Незнакомцев в поезде» — это большое искусство, но еще и столкновение двух главных героев, сегодня прежде всего вспоминается глубоко тревожащая игра Роберта Уолкера.
Кто-то говорит, что все фильмы Хичкока похожи друг на друга, и возможно, это правда — он и сам этому удивлялся. Однако сходство современных франшиз — это нечто другое. В фильмах Marvel присутствует множество элементов, которые для меня определяют кино, и в это же время они лишены атмосферы откровения, тайны или подлинного саспенса. В них нет риска. Эти фильмы сделаны для удовлетворения конкретных потребностей и представляют собой вариации ограниченного набора тем.
Но я не знаю ни одного режиссёра, который не хотел бы снимать для большого экрана и для зрителей в кинозале
Их называют сиквелами, но на деле это ремейки. Все, что в них происходит, официально разрешено, как иначе. Такова природа современных франшиз: исследование рынка, тестовые зрительские показы, проверки, исправления, ещё проверки и снова исправления, пока они не будут готовы к потреблению.
«Джокер» — Шутки в сторону
Другими словами — они то, чем фильмы Пола Томаса Андерсона, Клер Дени, Спайка Ли, Ари Астера, Кэтрин Бигелоу, Уэса Андерсона не являются. Когда я смотрю фильмы любого из перечисленных режиссеров, я знаю, что увижу нечто совершенно новое и попаду в неожиданные и, возможно, даже неописуемые области нового опыта. Моё понимание того, что можно сделать с помощью движущихся картинок и звуков, будет расширяться и дополняться.
И тут вы можете спросить: в чём проблема? Почему бы не позволить супергеройскому кино и остальным франшизам просто существовать? Причина проста. Во многих местах по всей стране и в целом по всему миру, фильмы-франшизы стали вашим единственным, что можно увидеть в кинотеатре. Это опасное время для кинопоказов. Независимых кинотеатров становится меньше, чем когда-либо. Уравнение перевернулось и теперь уже стриминг превращается в главное средство доставки кино. Но я не знаю ни одного режиссёра, который не хотел бы снимать для большого экрана и для зрителей в кинозале — я среди них. Я говорю как человек, который только что завершил фильм для Netflix. Это и только это позволило нам сделать «Ирландца» в том виде, в каком он был задуман. И за это я буду бесконечно благодарен. У нас есть короткий театральный прокат, это круто. Хотел бы я показывать ленту в кинотеатре подольше? Разумеется. Но не так уже важно, кто помогал вам сделать фильм, — большая часть мультиплексов переполнена серийным кино, франшизами.
И если вы скажете мне, что это лишь вопрос спроса и предложения, я не соглашусь. Это вопрос курицы и яйца. Если людям бесконечно продают одно и то же, то, конечно, они просто хотят больше.
Вы, конечно, вправе спорить: разве нельзя просто пойти домой и посмотреть что-нибудь еще на Netflix, iTunes или Hulu? Конечно — где угодно, но не на большом экране, для которого делал свой фильм режиссер.
За последние 20 лет кинобизнес сильно изменился. Но самое пагубное изменение произошло исподтишка и под покровом ночи: постепенное, но неизменное уклонение от рисков. Многие фильмы сегодня — это идеальные продукты для моментального употребления. Многие из них сделаны командами талантливых людей. И всё же нет в них сущностного элемента кино — объединяющего видения конкретного художника. Потому что видение художника, конечно же, и есть самый большой риск.
К сожалению, ситуация такова: теперь у нас есть две отдельные области. Это аудиовизуальные развлечения и, собственно, кино
Я, конечно, не считаю, что фильмы должны быть субсидируемой формой искусства (или что они когда-то таковыми были). Во времена, когда голливудская система была жива и здорова, напряжение между художниками и людьми, которые рулили этим бизнесом, было велико. И именно оно, это напряжение было продуктивным, оно подарило нам величайшие фильмы в истории — «героические и визионерские», если говорить словами Боба Дилана.
Оригинал пропадает и находится: Кино между музеем и Netflix
Сегодня это напряжение сгинуло. В бизнесе люди, которые абсолютно равнодушны к тем самым вопросам искусства, они относятся к кино пренебрежительно и своевольно. Комбинация смертельная.
К сожалению, ситуация такова: теперь у нас есть две отдельные области. Это аудиовизуальные развлечения и, собственно, кино. Время от времени они пересекаются, но эти пересечения становятся всё более редкими. И, боюсь, финансовое доминирование первого вида поможет маргинализировать и даже истребить второй.
Ко всем, кто мечтает делать свое кино и только начинает свой путь, ситуация в индустрии сурова, к искусству она нетерпима. И уже то, что я пишу эти слова, наполняет меня ужасной грустью.
Перевел Павел Мальцев
