Маньяки и людоеды
Наш маленький мир имел свои границы: оптовый Южный рынок, сползший одним подгнившим боком на проспект Юрия Гагарина; дом, в котором жил Людоед, погубивший четырнадцать людей; липкий ларек с аудиокассетами, оклеенный постерами Бритни Спирс и Энрике Иглесиаса; задворки детской поликлиники, где мы играли в прятки.
Больше всего мы, конечно, любили Людоеда. Мы, можно сказать, не давали ему покоя: часами стояли под окнами желтой хрущевки и канючили, чтобы он нас съел. Когда Людоеду наконец надоедало наше нытье — это был флегматичный небритый мужчина лет сорока— он делал вид, что сейчас спустится. Нас как ветром сдувало: спрятавшись за гаражами или в первой попавшейся парадной, мы сидели, затаив дыхание.
Про Людоеда говорили, что он жарит человеческие котлеты на медленном огне, и еще, злодей такой, заправляет их луком и специями. Это была звезда местного масштаба.
Простодушный, рано привязавшийся к разным чудовищам, искренне интересовался Людоедом и даже оставлял ему под дверью письма в конвертах с самыми красивыми марками. Анжелка и Вика смеялись над ним: все пишут письма Коту Мурычу, Хохе, Тото и Веснушке, а он Людоеду, который даже читать, наверное, не умеет. Но Простодушный считал их недалекими: что могут знать о жизни и привычках Людоедов девочки в кислотных лосинах.
Однажды, засовывая под дверь Людоеду очередное письмо, Простодушный услышал над собой незнакомый, но приятный голос:
— Ребенок, дай пройти, — и флегматичный небритый мужчина лет сорока, в безупречно выглаженных брюках стал открывать дверь ключом. Пока ключ угрожающе скрипел в замочной скважине, Простодушный медленно терял дар речи. На случай контактов с незнакомыми взрослыми у него были припасены две пышные фразы: «Будьте любезны» и «Простите за беспокойство», но сейчас он никак не мог решить, что уместнее.
— Ну, заходи, писатель. Я вот тебе письма твои приготовил — для работы над ошибками, — сказал мужчина, открывая дверь в прихожую с обоями под кирпич.
Простодушный сделал пару шагов на онемевших ногах.
— Я
Простодушный подумал про себя: «Венгров он, что ли, ест?», а вслух скромно заметил:
— Они же, наверно, дорогие.
Людоед задумался.
— Да, за редкие языки доплачивают. Но теперь работы
совсем нет.
«Значит, сначала он отрежет мне язык», — ужаснулся Простодушный.
— Вот видишь, мелочью всякой приходится пробавляться, — и Людоед кивнул в сторону кухни, аккуратно завешенной календариками с котятами — там жизнерадостно блестели сковородки и кастрюли, миски и ножи. На всех было написано «Tefal».
«Зачем ему столько сковородок?», — думал Простодушный, — «Может, он ужины дружеские устраивает? С другими людоедами».
— Я бы тебя угостил
Простодушный схватил пачку писем и, перепрыгивая через две ступеньки, сбежал по лестнице. Он тогда не знал, что фирма «Tefal» платила флегматичному унгаристу зарплату сковородками.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино