«Мальчик русский» — Мир на ощупь
В программе «Форум» Берлинского кинофестиваля показали фильм «Мальчик русский», полнометражный дебют Александра Золотухина, выпускника мастерской Сокурова. О фильме и своем ошеломлении рассказывает французский литературовед и историк Жорж Нива.
Первое впечатление — ошеломление от визуальной силы. Когда зажегся свет, все молчали, и я молчал. Под таким визуальным давлением можно только молчать. Последний образ — словно кадр из Бергмана.
В фильмах Александра Сокурова музыка часто играет первичную роль, и мне показалось, что здесь это развитие сокуровского мира — Александр Золотухин хочет обнаружить этот нерв, понять, как одно искусство может помочь в выражении другому искусству.
Этот фильм — огромные уши локатора, которые направлены на небо, в котором летает только одна птица
На экране судьба мальчика, который ослеп от газовой атаки… Изумительного русского мальчика. Это война. Как передать войну? В данном случае на помощь приходят произведения Рахманинова.
Звук и его отсутствие играют в фильме огромную роль. Что, конечно, кажется логичным — ведь герой слеп. Но в данном случае это просто причина, просто сам мир строится звуком, хотя речь идет о кино. Этот фильм — огромные уши локатора, которые направлены на небо, в котором летает только одна птица. А за локатором стоит главный герой.
Этот мальчик ищет мир, как ищут его слепые Брейгеля
«1917» — Фильм глазами историка
Первая мировая война исчезла из учебников истории. И понятно, почему. В России Ленин учил, что это война одного капитализма с другим капитализмом. Во Франции шла та же война, тот же чудовищный абсурд. В савойской деревушке, где я живу, на памятной доске список из сотни имен. Фамилии повторяются, это большие семейства: отцы, сыновья, братья. Это была страшная бойня. Это с одной стороны Женевского озера, а с другой стороны жили швейцарцы. Они вели свою обычную жизнь и видели, как люди с другой стороны уходили на фронт и гибли. Для них как будто ничего не менялось. Это было их счастье, и несчастье тоже. В какой-то момент неучастие в бедствии, которое настигает твоих братьев, тоже становится бедой. Ты не участвуешь и чувствуешь, что этим тоже грешишь, теряешь лицо.
Недавно я читал «В стальных грозах» Эрнста Юнгера. Я снял его книгу с полки, чтобы сравнить описание войны в ней с описанием войны у Солженицына. И увидел, что у Юнгера война намного страшнее. Я был подавлен, читая эту книгу. Это его записные книжки, в них все самое дорогое, что можно спрятать в кармане — ужасы и радости. Я ощутил силу боя: что значила тогдашняя война — новое оружие, артиллерия, газ. Телесность фильма напомнила мне о Юнгере и его прозе. О его страшных описаниях интимного братства в смерти и боли.
Александр Сокуров. Завершающий этап обучения
В фильме есть поразительная сцена: как лицо мальчика меняется от боли. Как он стареет, в одном лице как будто все человечество — ребенок, юноша и вдруг старичок под болью. И реакция всех окружающих — молчание. Которое свидетельствует о том, что все должно быть по-другому. Человек не рожден для того, чтобы идти на пытки.
Этот образ останется в моей памяти. Маленькое хрупкое лицо, которое так меняется от боли. Человек, который ищет на ощупь исчезнувший мир. Этот мальчик ищет мир, как ищут его слепые Брейгеля [картина «Притча о слепых» — примеч. ред.]. На меня это сильно подействовало.
