admin admin
admin admin

Максим Студеновский


ТЕАТРАЛЬНЫЕ РАБОТЫ
«Сон в летнюю ночь» (Учебный театр «На Моховой»)—Питер Пигва
«Идиот» (СПГАТИ, Мастерская Григория Козлова)—Князь Мышкин, Тоцкий
«Два вечера в веселом доме» (Учебный театр «На Моховой»)—Педагог
«Уравнение с двумя или Казнь» (Международная ассоциация «Живая классика»)
«Грёзы любви» (СПГАТИ, Мастерская Григория Козлова)—Миша Бальзаминов

От князя Мышкина он перешагнул к Мишеньке Бальзаминову, нисколько не смущаясь такой профанацией этических ценностей. Может быть, потому, что в Максиме Студеновском сидит вездесущий Буратино — и в его профиле с острым носом и вздернутым подбородком, и в вертикали его худого тела, которое обладает всеми качествами хорошо отточенного живого карандаша, способного к настоящей деревянной акробатике. Князь Мышкин в его исполнении — именно такой чудесный карандаш-указатель, и поскольку в спектакле Григория Козлова (Студеновский из его мастерской) до трагических развязок дело не доходит, ничего не стоит полюбить этого счастливого странника, поверить его радостной энергии, жизнелюбию и таланту упоительного рассказчика — у сестер Епанчиных, у служанок льются слезы, как и у зрителей.

Если в «Идиоте» Студеновский — один из трех исполнителей роли Мышкина, то «Женитьба Бальзаминова» поставлена специально на него. Миша Бальзаминов — герой собственных снов, и студент (вернее, актер) с удовольствием раздваивает своего героя — один, свернувшись калачиком, как в утробе матери, наслаждается поворотами приснившейся биографии, другой — разбуженный всегда не во время и не к месту — клянет постылые окрестности с их реальными невестами и свахами. И в итоге запутывается — что снилось, что явилось? Ясно только, что Бальзаминов-Буратино найдет способ утрясти издержки фантазий с напастью сонливости, гармонизировать их. Специальным «номером» Студеновского стала небольшая роль в «Сне в летнюю ночь». Здесь студентам дана была относительная свобода, которой Студеновский тут же воспользовался для пародийного портрета режиссера-эгоцентрика, постановщика трагедии «Пирам и Фисба»: выставленное вперед отсутствие живота, шарф вокруг шеи (символ богемы), нервно отброшенные сигареты, истерики по творческим и нетворческим вопросам, имитация вдохновения, дефекты дикции, повелительные жесты главной «режиссерской» руки, захлебывающийся в эмоциях тенорок, между строк упоминаемые «сочинения» («Моя в искусстве над собой» или «Репетиция — моя жена») — азарт импровизаций по поводу каждой роли у Студеновского пока не иссякает.

Фото Ивана Кротова

Для меня профессия актера сначала была абсолютно посторонней. Папа у меня военный, командир подводной лодки. Я поступил в Военмех — думал, что у меня математический склад мышления. Моя специальность называлась «расчет траектории полетов летательных аппаратов». Творчества там не было никакого. Серые стены, спертый запах деревянных досок. На третьем курсе понял, что больше не могу.

К поэзии до театра было обычное школьное отвращение. Но перед поступлением в Академию театрального искусства стал много читать, ходить в театры, ездить везде — потому что пробовался сразу и в Москве, и в Питере. Было такое ощущение ненасытности. Что делали в процессе учебы? «Жрали» жизнь. Был период, когда запрещал себе многое. Никаких тебе футбольных мячей во дворе. Даже ночевать в театре приходилось. Ко мне, кстати, самые продуктивные идеи приходят ночью или с закрытыми глазами.

На творческой почве нормален и конфликт, и скандал. Можно как угодно разбирать творческую работу: сколько людей, столько мнений. Но не люблю, когда вторгаются в личное пространство. Нечего влезать во всякие личные дела и дрязги. Режиссер имеет право на тиранию — но только на время работы.

Что я действительно умею, так это любить музыку. Моя первая кассета — «Сонаты» Бетховена. На втором курсе собрал оркестр. Мы сделали какой-то маленький номер. Так возник первый спектакль «Два вечера в веселом доме». Потом была история с «Облаком в штанах» — мы делали музыкальное оформление к спектаклю. Потом была моя колыбельная в спектакле «Сон в летнюю ночь». Теперь спектакль «Кроткая». Сейчас открыто говорю, что я композитор, хотя раньше очень стеснялся этого.

Отдыхать больше одного дня не могу. Я нервный, импульсивный. Плохо переношу хамство. Случается, что дерусь. Энергию надо выплеснуть! В детстве мы с братьями много дрались — конечно, три мальчика в семье. Помню, что папа дал установку — не бить никого по лицу, и мы ее неукоснительно соблюдали. Если бы надо было сыграть себя, я бы немного слукавил. Наверняка. Я бы на сцене реагировал намеренно интереснее, чем в жизни.

Мне интересны одержимые. Обаятельное, хладнокровное, влекущее зло. Психология революционера. Вот Миша Бальзаминов — последняя моя работа. Серебряный век — своей неоднородностью, изломами. Гротеск, избыточность, всякого рода преувеличения. Стеб, наглый, хамоватый. Прагматики — типа Штольца. Много чего хочу сыграть — Иудушку в «Господах Головлевых». Каренина в «Анне Карениной», Яго в «Отелло». Интересна и классика, и современная драматургия. Макдонаха люблю — откровенно чернушные истории. «Человек-подушка», например.

Входя в роль, хорошо бы знать, где выход. Но так бывает не всегда. Меня очень изменила роль князя Мышкина — до нее надо было расти, тянуться — чтобы иметь на нее право.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить