Расцвеченные и благоухающие воспоминания. Интервью с Гаем Мэддином
Гай Мэддин
— Вы
— Четыре года назад я пересматривал свой первый полный метр «Сказки из госпиталя Гимли»: к фильму написали новый саундтрек, его показывали с живым аккомпанементом в
Впрочем, я помню, что я был горд «Архангельском». Мне казалось, что сейчас мой фильм всех уберёт, а я превращусь в легенду. Вечер после первого просмотра с продюсером мы провели в обсуждениях нашего невероятного успеха. Потом была премьера в Торонто, и с неё ушло, по моим оценкам, около 85 процентов зрителей. Впоследствии я выяснил, что американский поэт Джон Эшбери высоко оценил картину, меня это сподвигло пересмотреть её, и всё оказалось не так уж плохо: её легче понять, чем я думал, хотя структура всё равно замысловата. Мне уже тогда было интересно, сколько флэшбеков можно разместить внутри друг друга, и в конце концов это привело к «Запретной комнате», где флэшбеки громоздятся друг на друга в девять этажей. Это была моя мелодрама об амнезии — то, что я давно замышлял. Солдаты забыли, что война закончилась, и продолжают сражаться, у каждого из персонажей с памятью
— «Архангельск» стал первой из, так сказать, альтернативных версий истории в вашей фильмографии.
— У меня всегда было такое книжное представление о Первой мировой: из детства помню иллюстрации, на которых солдаты были одеты во
— «Архангельск» — очень точное изображение России.
— Что?!
— Серьёзно, Россия похожа на ваши фильмы: например, после смерти Ленина его мумию положили на Красной площади, а мозг нарезали ломтями для исследований — это могло бы быть сюжетом вашего фильма.
— Ого, мне никогда не говорили, что «Архангельск» — реалистическое кино. Хотя я люблю Россию, которой никогда не видел. Только что перечитывал «Двойника» Достоевского: он, кажется, написал эту повесть в 25 лет, как это возможно? Я очень люблю «Петербург» Андрея Белого, «Египетскую марку» Мандельштама, ранние фильмы Козинцева и Трауберга. В следующем году я должен сделать фильм по Даниилу Хармсу для оркестра в Кёльне: мне заказали кино, в котором сцены будут следовать друг за другом в случайном порядке, так что оркестру придётся импровизировать, подстраиваясь на ходу под изменяющееся действие. Мне показалось, что Хармс будет идеальным материалом для такого комбинаторного кино.
«Архангельск». Реж. Гай Мэддин. 1990
— Как бы вы определили свои отношения с прошлым? Какое слово подошло бы лучше — ретро, ностальгия, воспроизведение прошлого или, может быть,
— В детстве у меня было немного друзей, и лучшим был телевизор. Канадское телевидение настолько очевидно проигрывало американскому, что я понимал это даже в
Впрочем, чем больше я узнавал о прошлом, тем меньше мне действительно хотелось попасть туда — на мировую войну, в Америку Джима Кроу, до всеобщего избирательного права, до того, как изобрели лекарство от сифилиса. Время идёт точно по расписанию, но когда смотришь в прошлое, оно оказывается застывшим, будто разглядываешь его через микроскоп. Поэтому им можно наслаждаться. Возможно, это ностальгия, но она не значит, что я хотел бы оказаться в этой эпохе. Я использую арсенал приёмов раннего кино в своих фильмах, но я не приезжаю на площадку в коляске, одетый в брюки гольф, гетры и канотье.
— В одном из интервью вы говорили, что не очень интересовались немым кино до того, как сами стали режиссёром. Можете рассказать, почему этот интерес возник?
— Меня не устраивало канадское кино восьмидесятых: его всегда снимали с вольфрамовым освещением,
— Вы говорите о том, что вас привлекало далёкое, но ваше кино ассоциируется в первую очередь с родным для вас городом Виннипегом. Я имею в виду,
— Я поместил в Манитобу действие уже первого своего фильма «Сказки госпиталя Гимли», и задачей моей было сделать так, чтобы она выглядела интереснее, чем она есть на самом деле. Мифологизировать это место, как Америка мифологизировала себя: ведь мы знаем из кино даже о
«Мой Виннипег». Реж. Гай Мэддин. 2007
— Мне кажется, есть
— Недавно меня определили в странную категорию «прерийных сюрреалистов». Звучит не слишком модно, но что ж… Сейчас всё стало немного иначе, но до интернета это место было в самой настоящей изоляции. Есть аэропорт, есть шоссе, но ближайший большой город, Миннеаполис, — в восьми часах езды. Большинство людей никуда не выбиралось. И долгие зимние вечера: когда темнеет в полпятого и на улице мороз, никто не выходит даже из собственного дома. Мы сидим в своих комнатах и глядим внутрь своей психики. Кстати, Манитоба, кажется, похожа на Сибирь, только в Сибирь ссылали за преступления, а в Виннипеге люди селились по собственной воле. Странно.
— Если смотреть ваши фильмы подряд, можно заметить, как меняется ваш стиль монтажа: в
-В
Мне самому в «Сеансах» очень нравится генератор названий фильмов, где слова сочетаются друг с другом непредсказуемым и невероятным образом. Не всегда, но иногда получаются чудесные результаты. Однако мне кажется, что я слишком увлёкся столкновениями текстур. Не хотелось бы герметизма и строгости: у меня для этого не хватит интеллекта, да и ведь я просто хочу получать от процесса удовольствие.
«Сеансы». Реж. Гай Мэддин. 2016
— «Сеансы», как и «Трусы сгибают колени» и «Отправьте меня на электрический стул», относятся одновременно к кино и видеоарту, а в кино вас, кажется, особенно интересует короткий период
— Может быть, именно моей любовью к странным столкновениям можно объяснить интерес к гибридам.
— Есть ощущение, что вы привязаны к вещам, к материальному. Удивительно, как легко вам при этом дался переход на цифру.
— Сначала цифра меня пугала, но я довольно быстро понял, что переход на неё — вопрос времени. Когда я собирался снимать фильм «Замочная скважина» в 2010 году, нам не хватало 70 тысяч долларов, и оказалось, что с цифрой мы сэкономим как раз недостающее количество денег. И вот так спонтанно я начал работать с цифрой, как будто меня столкнули учиться плавать в пиксельный океан. Я не скучаю по старым временам. Мне нравится, что я вижу в видоискатель то, что получу на выходе, и что это изображение можно будет отредактировать. Были сомнения в работе над «Запретной комнатой» —
«Запретная комната». Реж. Гай Мэддин. 2015
— Вы могли бы назвать «Сеансы» альтернативной историей кино?
— Это всегда было моей самой дерзкой и легкомысленной идеей — начать с первых лет кино и написать его историю заново. Когда у меня впервые появилась эта фантазия, я, конечно, даже не знал ещё, насколько история кино огромна. «Сеансы» появились потому, что если мне нравится
— В оригинале «Колесо» чуть длиннее.
— Да, потом я выяснил, что и «Конец света», и «Колесо» сохранились, причём «Колесо» длится четыре с половиной часа. Затея в некотором смысле провалилась, зато теперь я могу устроить сдвоенный сеанс «Колеса» и «Одилона Редона». С «Сеансами» таких ошибок уже не было. К этим фильмам было интересно писать сценарии: часто интриговало уже название при отсутствии подробностей сюжета, как в случае «Силы усов» Микио Нарусэ. Мы с Эваном написали свой собственный сюжет об усах отца, основываясь на том, что мы знаем о Нарусэ и японской кинотрадиции, где были распространены истории о сыновнем стыде за отцов. Этот фильм есть в «Запретной комнате», отца играет Удо Кир.
— Изначально ведь в замысле было сто фильмов? Что не удалось осуществить?
— Мы с Эваном собирались снять сто фильмов за сто дней, причём съёмки проходили публично в музеях современного искусства. Два этапа мы реализовали, а с MOMA в
Вот, например, есть один утерянный американский фильм 1974 года в жанре sexploitation, называется «Только не Твен», режиссёр — Брэд Гринтер. Всё, что от него сохранилось, — это постер: посередине портрет Марка Твена, рядом
Параллельно с этим замыслом я спросил у Майкла Сноу, канадского божества экспериментального кино, есть ли у него утерянные фильмы, которые я мог бы переснять. Он сказал мне, что
«Мой Виннипег». Реж. Гай Мэддин. 2007
— Теперь этот неснятый фильм тоже утерян — ещё до своего создания. Ведь «Сеансы» построены вокруг идеи спиритизма, откуда и название. Расскажете о ваших отношениях с призраками?
— В Северной Америке слово «сеанс» обычно связано с паранормальным: медиум, выключенный свет, духи умерших. Во Франции «сеанс» означает «заседание», «собрание», и в том числе относится к кинопоказу.
— Как и в русском — отсюда название журнала.
— И они похожи, не правда ли? В обоих случаях люди собираются и сидят вместе в темноте: они наблюдают то, чего на самом деле нет, и коллективно пытаются убедить себя в том, что всё это реальность. Когда включается свет, они обсуждают между собой, как зачарованы они только что были, как они были одурачены. В обоих случаях действует жулик, шарлатан в лице медиума или режиссёра, который виновен в том, что заставил зрителей поверить в свою зрелищную бутафорию. Любой документалист в этом отношении не отличается от ярмарочной гадалки.
— То есть вы и себя относите к шарлатанам?
— Было бы трудно это отрицать. В 2005 году я снял документальный фильм «Моему отцу исполняется сто лет» с Изабеллой Росселлини, приуроченный к столетию её отца Роберто Росселлини.
Снимая кино о том, с чем ты связан безнадёжно крепкими узами — доме, родном городе, семье, друзьях — нельзя хирургически удалить эти связи без того, чтобы результат оказался совершенно нечестен. Мне показалось, что самый честный способ работы с материалом — совершенная субъективность. Тогда, в 2007 году, я получил свою долю критики за то, что назвал документальным фильмом то, что им, по большому счёту, не являлось. Но мне кажется, что в последние десять лет, когда документальное кино стало настолько популярно, никто уже на самом деле не считает, будто оно обязано быть совершенно точным. Поэтому — да, я шарлатан: в «Моём Виннипеге» я только демонстрирую публике стенания и вздохи, расцвеченные и благоухающие воспоминания, пытаясь заворожить зрителей, чтобы они были рады провести 75 минут в Виннипеге и ещё более рады тому, что им для этого не пришлось туда ехать. Я старался быть так же убедителен, как балаганный зазывала, хотя и с иными целями: у меня не было задачи стрясти с публики денег.
«Замочная скважина». Реж. Гай Мэддин. 2011
— Деррида однажды сказал, что наука о призраках равняется кино плюс психоанализ. Каково ваше отношение к психоанализу?
— Я никогда не проходил анализ, хотя, Бог свидетель, мне бы это не помешало. Лет тридцать назад я увидел в книжном магазине «Толкование сновидений» Фрейда, стал его листать, и мне понравилось то, как это написано — неправдоподобные, но изящные отступления, в которых он выводит заключения из сновидений своих пациентов. У меня не было денег, поэтому я не купил книгу, только прочитал в магазине столько, сколько было возможно. Потом я пошёл домой и видел сны, как всегда (мне повезло: у меня всегда была насыщенная сновидческая жизнь). В ту ночь я анализировал свои сны одновременно с тем, как видел их, и
Но
— А ваши сны похожи на фильмы?
— Да, весьма похожи. На этой неделе я показывал своим студентам
Читайте также
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»
-
«Я за неаккуратность» — Владимир Мункуев про «Кончится лето»