Мачек
СЕАНС – 7
Он явился из пепла и вернулся в пепел, но для нас навсегда остался алмазом. Он носил куртку джи-мена, тесные джинсы и грубые башмаки, он держал трофейный автомат как винчестер — на плече стволом вверх. Он умел стрелять, но не умел прятаться, по хэмфрибогартовски грыз спичку и по-хэмфрибогартовски же хранил в лице тень смерти — экранной и настоящей. У него было смешное, почти детское имя Мачек и породистая на русский слух фамилия Хелмицкий, развинченная танцевальная пластика, пухлые губы и под дымчатыми очками полуслепые глаза интеллигентного хулигана.
В мифологии шестидесятых Збигнев Цибульский — восточноевропейский Джеймс Дин — погиб от пули, а не от водки.
На родине Мачек-Цибульский умер дважды. В финале «Пепла и алмаза» и в январе 1967-го, когда, измученный водкой и собственным актерским мифом, сорвался с подножки ночного поезда. В советских шестидесятых он погиб только один раз — на городской свалке, посреди объедков и тряпья, остановленный на бегу случайной пулей. Погиб и тут же воскрес в собирательном образе тех, кого мы не видели, но чувствовали и ждали. Бунтовщиков без причины, одиноких бегунов на длинную дистанцию, нововолновых маленьких солдат… Марлона Брандо, Джеймса Дина, молодого Бельмондо…
Именно поэтому политический резонанс, сопровождавший «Пепел и алмаз» в Польше (АК-овец, террорист и вдруг положительный герой, да еще освященный национальной романтической традицией!) у нас почти не отозвался. Поэтому через десять лет лишь немногие знатоки сумели оценить трагическую иронию фильма «Все на продажу» — вайдовского реквиема по мертвому другу, обреченному на смерть еще при жизни и доигравшему-таки свою первую и единственную роль до конца. И хотя позже в нашем прокате были и «Итальянец в Варшаве», и «Девушка из банка», и «Рукопись, найденная в Сарагосе», столь содержательная для польского кино мифологема Хелмицкий-Цибульский прошла у нас стороной, как прошла стороной и реальная историческая канва раннего вайдовского шедевра и та трагическая цена, которую Мачек платил за свою судьбу вольного стрелка. В формуле «романтическая трагедия» советские шестидесятые безоговорочно выбирали романтику, а итоговая смерть входила в условия игры вместе с антигероическими манерами, постхемингуэевскими интонациями и спиртом, горящим в поминальных стопках. Миф не может умереть дважды. В мифологии шестидесятых Збигнев Цибульский — восточноевропейский Джеймс Дин — погиб от пули, а не от водки.
И подарил спивавшимся в годы застоя шестидесятникам иллюзию того, что и они гибнут от пули, выпущенной временем им в спину.
