Эссе

Луна, Марс и валенки


Русский космизм как течение русской философии возникает задолго до революции. Еще в 1882 году преподаватель физики в Калужском училище Константин Циолковский заявляет: «Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели». Так возникает фантастическое желание заселить соседние планеты людьми.

Валерий Брюсов восхищался: «Поистине только русский дух мог поставить такую грандиозную задачу — заселить человечеством Вселенную. Космизм! Каково! Никто до Циолковского не мыслил такими масштабами!»1 . Не менее масштабным стал и проект социалистической революции, построения коммунистического рая на земле. Но не только на земле. Люди, которые в 1920-е гг. перекраивали мир, стремились преодолеть время и пространство, и это неизбежно должно было вывести их на околоземные орбиты. Мечтают не просто о революции всемирной, — вселенской!

Об этом мультфильм «Межпланетная революция». Тот же мотив становится навязчивым в творчестве пролетарских поэтов. Многочисленны образы космической революции: «Нашей планете найдем мы иной ослепительный путь» (В. Кириллов), «Звезды в ряд построим, в вожжи впряжем луну» (он же), «Воздвигнем на каналах Марса дворец Свободы Мировой» (М. Герасимов) и так далее. Поэт Велимир Хлебников в 1921 году и вовсе заявляет: «Люди и звезды — братва!»

И на Марсе будут яблони цвести.

В 1916 году выходит знаменитый антивоенный манифест Велимира Хлебникова «Труба марсиан», в котором футуристы переводятся «из разряда людей в разряд марсиан». В думу марсиан поэт приглашает на правах гостей английского писателя Герберта Уэллса и итальянского футуриста Филиппо Томазо Маринетти. Роман Уэллса «Война миров» впервые вышел на русском в 1898 году. Возглас «Улля, улля, марсиане!» Хлебников определенно заимствует именно оттуда.

Далекий Марс казался поэтам каким-то родным. Может быть, из-за своего бунтарского цвета. О тех же неземных маршрутах грезил Владимир Маяковский в поэме «150 000 000».

 

Большеголовые,
в красном сияньи.
с Марса слетевшие, встали марсиане.

 

Владимир Маяковский, подобно Велимиру Хлебникову, запросто шагает через пространства Эйнштейна и Лобачевского. Со звездами он на короткой ноге. Хлебников пишет: «Мы желаем звездам тыкать» (1910). А Маяковский словно отвечает ему:

 

Я знаю —
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!

(«Облако в штанах», 1914).

 

И еще:

 

И мы,
и Марс,
планеты обе
слетелись
к бывшей
пустыне Гоби.

(«Два мая», 1925).

 

В поэме «Пятый интернационал»:

 

Каждая небесная сила
по-своему голосила.
Раз!
Раз! —
это близко,
совсем близко
выворачивается Марс.

 

 

Даже камерный Северянин не чужд этой космической эстетике:

 

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка— на Марс!

 

В 1924 году переносят на экран роман Алексея Толстого «Аэлита», где демобилизованный солдат Гусев (Николай Баталов) улетает на Марс запросто — прямо в юбке. Правда, отношения с марсианами складываются не очень радужно. А ведь был и положительный опыт.

В 1908 году выходит роман Александра Богданова «Красная звезда». Богданов, экспериментатор и подвижник, принимал деятельное участие в событиях первой русской революции. Красный Марс казался ему идейно близким. Главный герой романа Леонид знакомится со странным существом по имени Мэнни. Тот оказывается марсианином и приглашает в гости на свою планету. Леонид немного колеблется: «Но как мне быть с моей революционной работой? Вы сами, по-видимому, социал-демократ и поймете мое затруднение», — и все же принимает приглашение. Прибыв на Марс, Леонид чувствует себя в своей стихии: «Заботливый Нэтти предлагал мне предохранительные очки, чтобы избавиться от непривычного раздражения глаз. Я отказался. Это цвет нашего социалистического знамени, — сказал я,— Должен же я освоиться с вашей социалистической природой».

В 1920 году выходит научно-фантастическая повесть Циолковского «Вне земли», в которой ученый излагает свою строго обоснованную программу по осуществлению межпланетных путешествий.

Константин Циолковский

Циолковского не понимали, над ним смеялись. «Какой я ученый. Я просто неудачник. Редко кому в жизни не везет так, как мне, но я — человек! Меня могли бы оценить через сто-двести лет, но к тому времени меня забудут. Но все равно: я не имею права отступать и оставить свои мысли втуне. Пусть все сегодня смеются надо мной, но если меня ценит несколько человек во всем мире — это уже хорошо. Тогда у меня есть надежда добраться до будущего века, а впрочем… „земля еси и в землю отыдешь“. Но в этом бренном мире горит несколько Солнц — это разум человека»2 . Советский ученый, изобретатель и биофизик, Александр Чижевский, который оставил толстый сборник воспоминаний о своей дружбе с Циолковским, посвятил ему стихотворение. В нем есть такие строки:

 

О, целый мир грядет из тьмы—
Непостижим, но познаваем,
И если мыслят марсиане,
То они мыслят, как и мы.

 

Художники Циолковскому верили. Знаменитый ученый выступал консультантом во время съемок фильма «Космический рейс» (1935), о котором мы уже писали. Любопытной рифмой к нему выступает мультфильм сестер Брумберг, выпущенный в 1954 году — «Полет на Луну». В нем на Луну отправляется аналогичный экипаж: старик профессор, юная девушка и ребенок. Повторяется коллизия с поиском пропавшего товарища на поверхности Луны. Повторяется даже знакомая шутка про лунные морозы: «На Луне 150 градусов морозы, а профессор улетел без калош. Так на Луну не летают». В фильме Журавлева: «Полетел мой старик на Луну, а валенки забыл».

«В нашем обществе трое: я — русский, Коля Хомяков, Петя Терещенко — украинец, а Сэнди Робинсон — негр», — свидетельствует пионер от имени Международного общества межпланетных сообщений имени Циолковского. За семь лет до полета Гагарина, покорение космоса рисуется делом не только мирным, но и интернациональным.

 

Примечания:

1 Чижевский А. Л. На берегу вселенной. Годы дружбы с Циолковским. М., 1995. С. 26. Назад к тексту

2 Там же. С. 35. Назад к тексту


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: