хроника

Кино-2013. Версия Петра Лезникова


Развязка: в радиоактивном бункере внутри Горы Мертвецов перед парочкой простых и молодых ребят, которые не вмёрзли в лёд и дошли до конца (неточная рифма к «Я тоже хочу»), открывается знакомая альтернатива: остаться на растерзание плотоядным монстрам (выродки советского эксперимента) или телепортироваться назад в СССР (попасть можно только в знакомое место, а ничего другого они не помнят). Наивные туристы выбирают путешествие сквозь время, в результате которого сами оборачиваются в угрожавших им мутантов (помесь жертв голодомора с туземными аборигенами из «Аватара»). Так будущее определяет прошлое, которое определяет настоящее, которое определяет будущее и так далее. Вот петля, в которую мы попали; замкнутый цикл, где мы обречены бесконечно возвращаться к рубежу и его не преодолевать. И перебраться через Перевал Дятлова не суждено никому.

Вот тебе и коуб — одинаково под разную музыку. (А, нет, песни всё старые.) Skip this ад now.

(Смотри также фильм «+1» про то, как люди бегут от прошлого и боятся будущего, немного про нарциссизм (лук эт мимими) и про то, что человек сам себе волк.)

× × ×

Слушал каверы на хит последних времён, песню Ёлки «Прованс». В данном музыкальном произведении сосредоточены основные чаяния и стремления нулевых: любовь к мещанскому быту (уютная плетёная мебель); определённая осведомлённость в искусстве виноделия (бордовое «Бордо» из погребов шато) как претензия на новый аристократизм; надежда вырваться из обыденности в благополучие и — главное — радостная готовность довериться пилоту белоснежного самолёта, который перенесёт тебя в эту мечту. (Напомню, что лирический герой ещё не добрался до аэропорта в Борисполе.)

Кавер, в котором был бы передан весь отчаянный трагизм оригинальной композиции, я не нашёл. Нулевые закончились, а стройные выпускницы на сценах актовых залов как будто не понимают всю сложность ситуации. The party is over.

× × ×

Одна из причин популярности Иосифа Бродского в молодёжной среде — он был тунеядцем и занимался самообразованием.

× × ×

Каждый фотолюбитель знает, что цветокоррекции трудней всего поддаются: (1.) небо-облака, (2.) женская грудь. Хочу добавить ещё. Мне довелось обрабатывать кадры из нового русского фильма; снято на цифру в ипотечных квартирах с евроремонтом и стеклопакетами; и если хочешь выправить одно, этот цвет тянет остальные: обои, одежда, кожа слипаются в кашу из бледных оттенков жёлтого и жёлтого с примесью бежевого, розового и чего-то ещё — вот цвета средней жизни. (Цвета власти: скользкий шёлк, серый с голубым отливом, стальной лоск.)

× × ×

Новое слово: «фигурант». Смешная фраза: «Путин выделяет деньги». Miscast: буржуа (прогрессивное человечество) защищает капитализм в феодальной стране. Диалог: «Портативные электроприборы, СММ и БДСМ, коворкинг и фистинг… я не могу смотреть, как эти юннаты хотят превратить всё, что у нас есть, в комиксы». — «Ну и дурак». Ненаписанный стих в духе современной салонной поэзии: «Дорогая, я построю нам дом из жёлтого „Лего“».

× × ×

Дорогая, жизнь — порно. (Так сообщали в спецвыпуске «Логоса».) Посмотри: вот непрочные декорации, условные сюжеты, одномерные персонажи, пустые диалоги, плохая игра — это и наши бедные попытки подражать (симулировать), делать всё «как в том фильме»; вот мир, в котором всё напоказ и не осталось тайны, — это наш мир, в котором мы умрём (вывеска: «Мир секонд хенд»), и даже ядерная война никого не пугает (помнишь, этой весной?); вот люди, сведённые к функциям, и «самое главное» (любовь?), превращённые в товар, — это мы — наше человеческое и звериное; вот беспрестанный труд, рутина, механика, которые не приносят удовольствия (хотя казалось бы); и, наконец, наше отчуждение, безразличие, скука, что маскируются под интерес, развлечение, досуг (отдых, кстати, — теперь тоже работа).

Когда всё кончено, он задевает взглядом объектив, на её лице бликует улыбка — наверно, только порномодели улыбаются взаправду (счастье?).

(«Сизиф смотрит, как в считанные мгновения камень скатывается к подножию горы, откуда его опять придётся поднимать к вершине. Он спускается вниз. Сизиф интересует меня во время этой паузы. <…> И в каждое мгновение, спускаясь с вершины в логово богов, он выше своей судьбы. Он твёрже своего камня» (Альбер Камю, «Миф о Сизифе»).)

× × ×

«В аду или в раю человек уже не свободен; он уже не может там грешить» (Александр Кожев, «Атеизм»).

«Далеко не все люди понимают кто я такой. Мне всегда казалось, что даже мелькие случаи из моей жизни будут должны интересовать всякого культурного человека. Поэтому я пригласил даже фотографа и велел ему снять, как я обедаю, как я ложусь спать и как я сижу за письменным столом. По моему получились очень любопытные фотографии» (Даниил Хармс, «Я встретил Заболоцкого, он шёл в пивную…»).

«Здесь человек никак не мог вырваться из обычного — из круглого шара своей головы, где катались его мысли по давно проложенным путям, из сумки сердца, где старые чувства бились как пойманные. <…> Чем позже шло время, тем больше сгущалось веселье, тем быстрее вращался сферический зал ресторана, и многие гости забыли, где дверь, и в испуге кружились на одном месте посреди, предполагая, что танцуют» (Андрей Платонов, «Счастливая Москва»).

Книги: «Грамматика множества» Паоло Вирно (как будто своевременная книга); «Иииии иии ииии» Тао Линя (в том числе про говорящих дельфинов и тяжёлое бремя белого человека в наш век космической авиации и беспроволочного интернета); «Кинотеатр военных действий» Михаила Трофименкова (о том, что не снилось индонезийским палачам; так я стал избегать семейных блокбастеров и полюбил фильм «Серийный убийца»).

А также «Шаламов» Виктора Есипова: как уроки гуманистической литературы XIX века могли привести к самообслуживанию в Освенциме, а вера в народнический миф — к стукачеству и Большому террору?

× × ×

Дорога Адлер — Красная Поляна стоит дороже новых проектов по исследованию мозга и создания его искусственной модели (американского и европейского исследований вместе взятых).

× × ×

Видел картинку в интернете: в «Библиотеке» (модный стильный трёхэтажный общепит) счёт приносят в книгах; например, в «Колымских рассказах» («спасибо деду за…»). Видел таблицу для подготовки к ЕГЭ с программными стихами, распределёнными по категориям: «любовь», «пейзаж», «родина», «творчество», «философское». Видел в неназванном кабаке человека, похожего на Эдварда Сноудена; из динамиков звучал русский рок; стены — отделаны ДСП под корабельный трюм. Видел в «Русском репортёре» на одной полосе с фотографией панды, которая смотрит порно для панд, цифру средней продолжительности жизни русских мужчин: шестьдесят два и восемь (результаты, кажется, завышены). Видел встречных в метро и думал: «Этот стал бы расстреливать людей». Видел новую сцену Мариинского театра («Гельветика» и больше ни ***); был в Петропавловке (где настоящих революционеров сажали в карцер за пометки в книгах) и в Спасе на Крови (оказывается, плохой вкус российских элит имеет давнюю традицию). Две тысячи тринадцатый: электронное табло на Невском вело обратный счёт к Олимпиаде.

Видел: «Вечное возвращение» (Муратова — гуманист); «Деточки» (единственная уместная русская кинолента); «Повелители Салема» (грустнее «Меланхолии», настоящее авторское); «Саймон-убийца» (и никакой он не убийца, и не жертва, а симулянт; и сначала думаешь: «Бедный парень», потом: «Вот *****», а потом: «Сам такой»; в человеческом сердце зимуют чёрные волки); «Каньоны» (жизнь — кастинг, где каждый ждёт, пока ему назначат удачную роль, забыв, что кино смотреть некому и незачем; Линдсей Лохан проговаривает два насущных вопроса: (1.) «Who said anything about [being] happy? <…> Fuck it, Ryan, who’s really happy?» и (2.) «O. K., tell me something. Do you really like movies? Really really like movies?») и «Советник» (где каждый удачную роль получил и сыграет до конца, но не в том фильме, в котором собирался); а также «Upstream Color» (смелая картина про фатальный рок судьбы). В остальных случаях (семизначные бюджеты, двенадцать плюс) в середине сеанса вдруг понимаешь, что сидишь в кинотеатре и зачем-то смотришь на экран, и вспоминаешь гонорары звёзд, которые изображают жертв чего там ещё. То же с «другим» кино, когда слишком много так называемых художественных приёмов (дизайн — камуфляж; крайний случай: «Только Бог простит»), и всем психоаналитическим мамблкором (Славой Жижек разбирает «Киндер-сюрприз», — вы серьёзно?). Предлагаю термин: «фильм-плацебо».

Не видел: фильм «Сэлинджер».

× × ×

Муратова — гуманист. «*** тебе в ****, я ему говорю. А он мне говорит: *** тебе. А я ему отвечаю, что, ** твою мать, я ***** твою маму, твоего папу, твоего бабушку, твою дедушку» («Астенический сидром»). Люди бывают: одинаковые, предсказуемые, глухие, самовлюблённые, злые, мелочные, маленькие; у них есть имена, привычки, мотивы, сантименты, «собственное» мнение — перечень можно продолжить; всё это в равной степени незначительно и невыносимо. Другие — ад; режиссёр с этим не спорит, даже наоборот; да и нам (зрителям) здесь трудно возразить. Но предлагая в своих фильмах неисчислимые вариации «отношений», автор, как будто, намекает на возможность освобождения из этой дурной бесконечности: отказ от «себя», выраженный в спонтанном проявлении доброты, в непроизвольной вспышке человечности. (Для примера смотри развязки фильмов «Долгие проводы» (сын остаётся с матерью), «Астенический синдром» (посторонняя вытирает героине плечо) и «Вечное возвращение» (герой распутывает для героини клубок из верёвки).) Вот шанс на контакт по ту сторону стёртых слов. И спасибо, Кире Георгиевне, что она нам его оставляет.

× × ×

Фильм рассказывает о жизни зомби на планете без людей. Шатаясь от голода, хмурые покойники бродят по прямым улицам, пересекаются, хлопают по карманам, дают прикурить, расходятся. Дожидаются сигнала светофора, шагают по переходу дальше. Без насилия, без интриги. Тусклый свет, густой холод, гудит вьюга.

Поезд останавливается на станции метро «Василеостровская». Из вагона выходит Иосиф Бродский. Поэт рычит.

× × ×

Хорошие новости пришли в декабре от японских учёных: вселенная есть проекция (высокого разрешения и трёхмерная). ЧТД. И за пластмассовым стеклом рывками по экрану вверх скользят изображения кошек, рецепты кулинарии, теории заговора, заголовки новостей, анонсы событий, обзоры рецензий, списки (каждый мизантроп любит именные указатели; добрые или злые, красивые или безобразные, богатые или бедные — теперь они все равны (толерантность?): мебель, жена, страх войны); цитаты из «Маленького принца», приметы конца света и прочие наблюдения, сделанные по пути из угла в угол; и нет им конца (или есть?).

× × ×

В этом году было только одно: восемнадцатого мая умер Алексей Балабанов.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: