Мария Секацкая
Мария Секацкая

Клетчатые сумки


Рисунок Марии Заикиной

Откуда брались в городах России клетчатые сумки, я знала в деталях. Вместе с этими клетчатыми сумками и с их хозяйками — киргизскими, казахскими и русскими женщинами средних лет — мы неоднократно проделывали путь в четыре с половиной тысячи километров — путь из Бишкека в Москву, пролегающий через раскаленные казахские степи, украшенные солончаками и верблюжьей колючкой. Сумки эти, до отказа набитые дешевыми вещами, криво и безвкусно сшитыми в Китае, и чуть более дорогими вещами, сшитыми в маленьких подпольных цехах киргизскими портнихами из дешевых китайских тканей, зато по настоящим европейским выкройкам из журнала Burda Moden, занимали полностью все пространство плацкартного вагона, не занятое людьми. Они лежали на третьих полках, под первыми полками, в коридорах, в тамбурах, в купе проводников — везде, где только могли лежать. На сумках сидели их хозяйки, которые пили чай, ели китайскую лапшу быстрого приготовления и разговаривали о торговле и о детях. Эти женщины были бодры и полны энергии — таковы суровые законы рынка, они знали, кому дать взятку и сколько, умели спать сидя, постоять за себя, перетащить за раз две сумки весом по сорок килограммов каждая и не злиться на весь белый свет. Иногда особо ретивый таможенник, не согласный на малую мзду, пыхтя, отдуваясь и нецензурно бранясь, выкидывал, призвав на помощь проводника, несколько сумок на перрон. Тогда хозяйка сумок спрыгивала вслед за ними, договаривалась о чем-то, отчаянно жестикулируя и смешивая русскую речь
с киргизской, казахской и узбекской, а после затаскивала сумки обратно в вагон, горестно сетуя на непредвиденные дополнительные расходы. Этой женщине обычно помогали муж, или сын, или сестра — но упомянутые второстепенные персонажи, безусловно, имели с сумками куда меньшее сродство.

Мы, едущие в гости или из гостей, не очень-то любили этих женщин с сумками, чье истинное имя — «челноки с баулами» — мы произносили с презрением. Челноки норовили присесть посидеть на наших нижних полках, загораживали баулами весь проход, из-за них в душном переполненном вагоне, едущем по степи, температура воздуха в которой была нам неизвестна, — в самом деле, что может означать «сорок градусов в тени» там, где тени нет и в помине? — становилось совсем уже нечем дышать, но мы совсем не испытывали к ним ненависти. Возможно, это было нечто вроде «Стокгольмского синдрома»: казалось, что челноки — такие же жертвы, как мы, попавшие во власть жары, поезда и рыночной экономики, а тот факт, что для них эта жизнь — реальность, притом не вгоняющая в тоску, помогал нам почувствовать истинную прелесть того, что у нас были спальные места с постельным бельем и работа где-то за пределами поезда. Трое с половиной суток пути мы разделяли с челноками и тайно гордились своей удачей — ведь это не мы вложили все свои деньги в десять туго набитых баулов и не наша судьба связана с их благополучным прибытием до места назначения.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить