Канны-2015: В защиту Гаса Ван Сента
В документальной картине «Эми», показанной в ночной спецпрограмме, есть душераздирающий эпизод. Сначала нам полтора часа объясняют, как слава и жизнь убивали Эми Уайнхаус, а потом идет запись ее закатного выхода на сцену в Белграде, снятая кем-то на телефон — по сцене мечется умирающий человек, а в толпе кричат: «Пой, или верни деньги за билет!»
Прошло немного времени с тех пор, как публика сразу в нескольких каннских залах освистала (или точнее «забукала» — тут «букают») конкурсный фильм Гаса Ван Сента «Море деревьев», и тут мне стало его жаль.
После просмотра, помимо твоей воли, в тебе поселяется нечто вроде нелепого цветка, выросшего в финале «Моря деревьев».
Многие авторы, по какой-то причине любимые публикой, в своем творчестве доходят до «стадии „Облачного атласа“» — того момента, когда кажется, что можно выйти к людям и сказать о Самом Главном. По какой-то причине Гас Ван Сент, певец подросткового насилия, предельного существования и гомосексуализма, снимавший разные фильмы — новаторские, банальные, странные, неудачные, незабываемые — на этот раз захотел максимально прямо и незатейливо сказать о том, что надо ценить близких при жизни, что надо продолжать жизнь в любом случае, и что жизнь не заканчивается по смерти.
Бывают фильмы, при просмотре которых испытываешь стыд, переходящий в возмущение (помимо прочего это кино Ван Сента еще и на редкость плохо снято в аспекте изображения), но после просмотра, помимо твоей воли, в тебе поселяется нечто вроде нелепого цветка, выросшего в финале «Моря деревьев» на месте ночлега пары неудачливых самоубийц. Очень сложно говорить о мистическом опыте, не сорвавшись в пошлость. Ван Сент хотел, но у него — на этот раз — не получилось.
