Джим Джармуш: «Красоту можно найти где угодно»
Фрагмент из книги Андрея Плахова «Режиссеры настоящего. Радикалы и минималисты». Интервью было записано в 2008 году.
На фестивале в Буэнос-Айресе о нем никто не мог дать точной информации. В списках гостей фигурировал Джеймс Джармуш, а я вычислил его только потому, что в тех же списках была его гражданская жена Сара Драйвер, тоже режиссер. Ни он, ни она не привезли новой картины, и повод их приезда был неясен. Все разъяснилось, когда наконец Джармуш материализовался в холле гостиницы
Вы остаетесь гуру независимого кино. Но за двадцать лет смысл этого понятия, вероятно, изменился?
Я не очень аналитический человек: делаю то, что делаю, и бываю счастлив, когда люди принимают мои фильмы. Возможно, потому, что у многих людей плохой вкус. Быть независимым — значит идти не тем путем, который диктует инвестор. Но в последнее время понятие Independent стало в Голливуде коммерческим штампом.
Культура — это океан, где одна волна переходит в другую, и абсурдно придумывать название для каждой
Меккой независимого кино считается фестиваль в Санденсе…
Я был однажды в Санденсе, и впечатление осталось не очень. Там бизнесмены из Голливуда играют в покер независимого кино. В результате они считают картину провальной только потому, что вложили в нее слишком много денег. Не надо сотен миллионов долларов, чтобы достигнуть чистоты экспрессии. Достаточно сослаться на опыт Карла Дрейера и Робера Брессона.
Эти классики вдохновлялись идеями католицизма. Что вдохновляет вас?
Я вдохновляюсь всем, что вокруг, и никогда не могу предсказать, что станет источником следующего фильма. Это может быть японская самурайская философия или нью-йоркский хип-хоп.
«Пес-призрак: путь самурая» называют черной комедией, а вас самого зачислили в нео-битники…
Все эти классификации мне смешны. Если говорить о комедии, мое отношение к юмору лучше всего выразил Оскар Уайльд: жизнь слишком важна, чтобы принимать ее всерьез. Что касается битников и прочего… Я не люблю движений, не признаю «волн» в культуре. Культура — это океан, где одна волна переходит в другую, и абсурдно придумывать название для каждой.
Я сам себя чувствую изгнанником в мире, где можно так обращаться с деревьями, камнями, с животными
Режиссеры настоящего. Радикалы и минималисты
Вы работали со многими актерами, известными и неизвестными, а также снимались сами. Что вы думаете об этой профессии?
У меня нет особого способа работы с актерами. Я люблю репетировать с актерами, но не те сцены, которые войдут в фильм. Эти как раз лучше снимать сразу, одним дублем. Сам я играл в эпизодах у Пола Остера, Уэйна Вонга, Аки Каурисмяки, Рауля Руиса — то есть всегда исключительно у друзей, и нетрудно заметить, что я не актер. Как режиссер я предпочитаю актеров импульсивных — таких, например, как Том Уэйтс. Пускай, у него нет разработанной актерской техники, но он инстинктивен и, кроме того, замечательный певец и поэт. Он — как растущий в лесу одинокий гриб.
В начале карьеры вы были связаны со многими известными кинематографистами — Сэмом Фуллером, Николасом Рэем, Вимом Вендерсом, Роберто Бениньи. Как вы теперь к ним относитесь?
Я пошел в Нью-Йоркский университет на трехлетнюю программу по кино и был не очень хорошим студентом. Когда после второго года у меня кончились деньги на учебу, меня взяли ассистентом к Николасу Рэю, который пришел преподавать на третий год. Я ассистировал ему и на фильме «Nick’s Movie», там же познакомился с Вендерсом, который снимал «Положение вещей». Я с большим уважением отношусь к этому режиссеру, но скажу честно: после «Положения вещей» его фильмы потеряли меня как зрителя. Роберто Бениньи, который снимался у меня в фильме «Вне закона», я узнал задолго до того, как он стал «феноменом». Это удивительный персонаж, его даже трудно описать. Как и Сэма Фуллера, который не входит ни в какую категорию. Правые считали его левым, и наоборот. Он работал в жесткой студийной системе, но в словаре за понятием «independents» первой должна стоять его фамилия. Он делал фильмы «категории B», и они мне нравятся, как никакие другие.
Дым отечества
Вы против Голливуда?
Красота кинематографической формы очень разнообразна. Ее можно найти в больших коммерческих фильмах, в арт-фильмах, в порнофильмах — в чем угодно. Я не против Голливуда. Просто сам предпочитаю быть вне этой ситуации. Продюсер, который прежде всего думает о бизнесе, со мной или сошел бы с ума, или угодил в тюрьму. Есть столько способов снимать фильмы, сколько людей их снимает.
Вы находитесь в позиции маргинала, существующего на обочине мейнстрима?
Это субъективно, но для меня всегда были важны в культуре те, кто вне мейнстрима: маргиналы, изгнанники в физическом или философском смысле. Именно они оставили самые сильные художественные высказывания. Я сам себя чувствую изгнанником в мире, где можно так обращаться с деревьями, камнями, с животными. Этот мейнстримовский способ мышления мне чужд. Я не люблю границы, страны, флаги — любые системы контроля над людьми.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»