Зара Абдуллаева
Зара Абдуллаева

Иван Дыховичный: я считаю, что именно критика дает возможность трезво посмотреть в зеркало, в котором отражаешься ты и твоя картина…


(начало на странице 21) (…) Теперь я на критику не обижаюсь, нет у меня на то причин, — я ей только благодарен. Но действительно дорого мне одно: изящество понятого, так бы я сказал. Домысливание того, что мною было заверчено эмоционально И это не расшифровка пустоты — чудес не бывает, из ничего и выйдет ничего. Да, критик -это режиссер. Это абсолютно точно. Но есть статьи, где отсутствует ощущение кино, о котором написано. Странно. Можно сколь угодно умно рассуждать, ловко формулировать, быть даже в чем-то точным, но ведь важен «ребеночек». И в этом деле тоже.

Про меня никто не скажет: Дыховичного можно ругать, или, напротив, нельзя раздолбать. У меня феноменальное положение — я ни на кого не влияю, я не повязан ни постами, ни чинами. Оттого и имею доверительность к себе одного поколения и неприятие, слава Богу, другого. Значит — правильно выбран ориентир на местности. И разобраться в этом мне помогает критика — не что иное. Умных людей очень мало. Их мало во всем мире. Ловко пишущих в этой стране всегда было меньше — что замечательно. Потому что глупость прозрачнее. Тем не менее я знаю достаточное число любимых мною людей — критиков, которые, мне кажется, просто сами запутались. Чтобы выйти из этого положения, они могут схватиться за нас. Ведь и мы в них нуждаемся. Ни для кого не секрет, что лучшая критика находится на более высоком уровне развития, чем режиссура. Увы. Многие критики научились блестяще стилизовать текст, употреблять наверняка модные сегодня термины, половину из которых я не понимаю, но им недостает настоящей любви к кино и потенциального режиссерского видения. От любящего человека я могу вытерпеть любые оскорбления, но у меня часто возникает впечатление, что иные критики, когда смотрят фильм, уже записывают в блокнот слова, половину пропуская. Искусство изначально анонимно. Если я смотрю картину не близкого мне режиссера и не в состоянии избавиться от неприязни, то считаю себя дегенератом. А внимание к себе я не переоцениваю. Я понимаю — так происходит во многом на безрыбье. Главное, не потерять адекватного к себе отношения. Я вошел в кино через критику, Нет, я никогда не писал про кино, но я рассказывал, пересказывал фильмы. Потом мне говорили: «Мы посмотрели, там ничего этого нет». Но там было! Просто не все увидели. Поэтому я и стал режиссером. Это огромное искусство — видеть и чувствовать то, что заложено в произведении. Сегодня эта способность кастрирована. Я не могу этого требовать от зрителей, но обязан предъявлять счет критикам: включитесь! Иной раз критик может быть формально прав, но при этом ошибаться, как ошибаются слепцы. В главном. Рассуждения по признакам шаблона, даже если это замысловато подано, не имеют для меня цены. Если б критик увидел неуспех там, где я его вижу, я бы ему открылся. Но если он глубокомысленно корит меня за то, к чему я сознательно пришел, — увольте Ведь человек способен меняться! Вот пытаются приклеить ярлык и Василию Пичулу. Не верится даже, что происходит. Он снял картину, которая для меня несовершенна. Но она талантлива. Это картина кинематографиста, одаренного режиссера. Я знаю, что он снимет еще и другую. И своей верой я даю ему энергетическую возможность существования. При этом я могу с ним не дружить, не общаться и т.д. Но я — режиссер. А критики тем более должны быть внимательны к этому. Пичул не должен чувствовать, что они ему — люди чужие. Критик не имеет права вести себя как обычный зритель. Не имеет! А в данном случае именно так произошло. Конечно, у нас осталась с давних пор установка: кого-то надо защитить, кого-то приструнить, взять сторону одних, других обойти. Да бросьте вы. Так создаются кланы, мафии. И никакого отношения к критике это не имеет. В сегодняшней ситуации мы ориентируемся на имиджи, а не на качество картин. Уже неважно, какое кино снимет Сокуров, Соловьев или Михалков, потому что самое главное становится второстепенным.

Когда я делаю картину, я специально ослабляю собственную рациональность. Все уже сто раз продумано, и значит — так или иначе проявится. Мне надо быть как бы в воздухе, понимаешь? Смотреть на все обьективно и в то же время быть взволнованно заинтересованным, вдохновлять этих людей, но и сдерживать, чтобы избежать безвкусицы и т.д. Грубо говоря, я должен быть в хорошем настроении. А критики зачастую позволяют себе быть в плохом настроении. В жизни никто не находится постоянно в благостном расположении. И я не исключение. Но на площадке спину держать необходимо. Как артист, который выходит на сцену в день смерти матери, а зритель ни о чем не догадывается. Это работа! В неменьшей степени и для критика. Сегодня они делают вид, что Макдональдс им не по вкусу. Но в большинстве своем наша критика воспитана именно на такой котлете с кетчупом. Они выдают себя за людей, которые любят так называемое серьезное кино, на самом же деле, я убежден, обожают ночью смотреть американскую дешевку. Если завтра я начну каждый день есть в Макдональдсе, то через год я уже не отличу бажи от лобио. Тарковский говорил: «Не надо смотреть плохое кино». В первую голову это относится к режиссерам, вслед за ними — к критикам. Когда замерзаешь, хочется лечь, уснуть. А надо ходить. Нам всем сейчас надо ходить, не то замерзнем. Я не пугаю концом света, но кино прекратило свое существование в Англии, Германии, практически в Италии У нас, конечно, собственная гордость, но. уже тлеет. И именно критика могла бы сыграть подлинную свою роль.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить