История одного телевидения
Юрий Сапрыкин — журналист, главный редактор журнала «Афиша» (2003–2008), редакционный директор ИД MoscowTimes (с 2015 года). Родился в 1973 году в Новомосковске. Окончил философский факультет МГУ. В девяностые годы работал на радиостанциях «Авторадио» и «Наше радио», в деловом еженедельнике «Компания». С 2000 по 2008 год работал в журнале «Афиша» в качестве музыкального обозревателя, а впоследствии — главного редактора и редакционного директора. В 2011 году — главный редактор портала Slon.ru. С 2011 по 2014 год — шеф-редактор объединенной компании «Рамблер-Афиша». В 2015 году стал редакционным директором в издательском доме MoscowTimes.
Юрий Сапрыкин
7 апреля 2001 года, улица Академика Королева, вдоль проезжей части, куда ни кинешь взгляд, — море зонтов. Кажется, будто продюсеры Первого или НТВ снимают очередное музыкальное ревю, и по сценарию им понадобилась вот такого размера массовка с зонтиками — тысяч тридцать, не меньше. И действительно, звучит музыка — выпустив из рук зонтики и схватившись за соседа, люди раскачиваются под песню группы «Чайф» «Не спеши ты нас хоронить». Вместе с ними раскачиваются Евгений Киселев, Дмитрий Дибров, Марианна Максимовская, Эрнест Мацкявичюс, Андрей Норкин. На заднем плане с немного отсутствующим видом стоит Василий Уткин. «Власть понимает, — незадолго до этого говорила со сцены Максимовская, — что наша сила в том, что мы вместе. Происходит самое страшное. Нас пытаются расколоть. Нас заставляют идти на сделку со своей совестью. Нас ломают через колено, и это ужасно».
Люди с зонтиками собрались на улице Академика Королева, чтобы защитить телекомпанию НТВ — с формальной точки зрения, в ней происходит смена менеджмента, президент РФ называет эту коллизию «спором хозяйствующих субъектов», большинство сотрудников телекомпании считает, что речь идет о ее «разгроме» и уничтожении «уникального журналистского коллектива»; людям, вышедшим защищать НТВ под апрельским дождем, кажется, что на кону судьба свободы слова в России. Впоследствии окажется, что «все не так однозначно», единства в оценке этого конфликта нет даже среди бывших сотрудников НТВ, но и эта двусмысленность кажется теперь частью матрицы, базовой модели, которая будет проявляться в XXI веке в судьбе самых разных российских медиа — и которая впервые проступила настолько отчетливо в истории с то ли разгромом, то ли расколом НТВ.
Смысл существования медиа видится по-разному в зависимости от точки зрения: бизнес-актив, политический ресурс, профессия со своими стандартами, инструмент утверждения ценностей, предмет веры — в идеальной ситуации эти разные уровни понимания не противоречат друг другу, но ситуация в России начала нулевых (а впрочем, и любых других годов) далека от идеальной. Чиновники (а часто и владельцы) смотрят на медиа как на политическую силу, инструмент влияния; для чиновника (а часто и владельца) СМИ — это такая штука, с помощью которой отправляют в отставку министров, решают исход выборов, влияют на судьбу больших коммерческих сделок, это инструмент, посредством которого Делаются Дела. С точки зрения редакций (если это хорошие редакции) это десятое по важности соображение; для большинства журналистов, будь то сотрудники НТВ или газеты «Качканарский рабочий», их работа видится в совершенно другой системе координат: смысл ее — в том, чтобы узнавать новое, делать неизвестное известным, находить правду и рассказывать о ней аудитории. С точки зрения людей, занимающихся этой профессией, в ней присутствует миссия, она основана на ценностях, ее этические стандарты неразрывно связаны с ремесленными. За стандартами не нужно лезть в учебник, они у всех на виду: «Коммерсант» и «Ведомости», новости, ток-шоу и программы Парфенова на НТВ, чуть позже — Forbes и Newsweek; этот стандарт конвертируется и в прибыль, и в аудиторию — читатель готов платить за качественную работу, рекламодателю интересны те, кто это качество ценит. Да, это очень грубая и во многом идеализированная картина: за пределами больших профессиональных редакций полно джинсы, размещалова, избитых штампов, материалов ни о чем и плохого русского языка — но даже в этих журналистских кругах люди понимают, кто поэт, а кто непонятно кто.
Главный редактор «НТВ» Евгений Киселев на митинге в поддержку «НТВ» в Останкино. Фот. Константин Завражин, 2001
Чиновник (и часто владелец) не ставит под сомнение эти ценности и стандарты: на уровне деклараций главный капитал для него — профессионализм, талант и харизма журналистов, такие слова говорятся всегда. И всегда проблема оказывается в другом: слишком большие операционные расходы, недостаточно растущие рейтинги, конфликт между акционерами — в общем, сугубо экономические соображения, которые почему-то неизменно требуют от редакций так или иначе поступиться своими ценностями и стандартами. Журналистам редко предъявляют претензии «за политику» (разве что в сугубо приватных разговорах), на публике всегда речь идет о том, что «не растет прибыль» или, в крайнем случае, «нарушаются этические нормы» — но последствия оказываются именно что политическими: дело даже не в прямой цензуре, а в постепенной подмене ценностей, внедрении представлений о некоей политической или экономической целесообразности, которая оправдывает забвение профессиональных стандартов — вплоть до того, что в 2015 году любой фейк, подтасовка и непроверенный факт самими же журналистами объясняются тем, что «мы на информационной войне» и «время нынче такое». Все это начиналось в 2001-м со «спора хозяйствующих субъектов», причиной которого стали «не возвращенные вовремя кредиты».
Менеджмент, который пытается расставить для редакции барьеры и установить ограничительные правила (разумеется, из сугубо экономических соображений), часто превращает редакцию в осажденную крепость: необходимость постоянно отбиваться от абсурдных придирок и жить под угрозой немотивированного увольнения, закрытия, разгона создает особый психологический феномен — пользуясь терминологией времен разгона НТВ, «уникальный журналистский коллектив». Балансируя между любовью аудитории и враждебностью менеджмента, редакция все больше делает предметом описания свою внутреннюю жизнь и воспринимает как главную профессиональную ценность свое сохранение в текущем, случайно сложившемся виде. После неизбежного разгрома наступает похмелье: выясняется, что огромная часть аудитории не заметила подмены, рейтинги и тиражи не хуже прежних, качество упало, но не катастрофически, под старой вывеской работают совсем другие люди — и в их числе некоторое количество бывших коллег, считающих, что «жизнь продолжается», и «главное — сохранить бренд»: впрочем, они, как правило, становятся жертвами на следующем витке оптимизации. Все эпизоды этой драмы первыми пережили сотрудники НТВ, начиная с 2001-го.
В какой-то момент оказывается, что любая попытка честно и бескомпромиссно выполнять свою работу только вредит общему делу: кругом полно недоброжелателей, и они всегда готовы объяснить высокому начальству, что твоя смелость — это глубоко эшелонированный заговор, направленный на подрыв всего и вся, и показ в прямом эфире, например, штурма здания, захваченного террористами, является попыткой этот штурм сорвать. Постепенно редакции привыкают сторониться всего, что может быть воспринято как противодействие этому государственному интересу, потом начинают его учитывать, потом на него ориентироваться, потом — видеть в своей работе инструмент его реализации. Все это тоже начиналось на НТВ в 2001-м, а многие ушедшие с канала сотрудники проделали эту эволюцию в частном порядке.
Флаг с логотипом телекомпании «НТВ» в окне здания Телецентра в Останкино. Фот. EdgarPoe @ Max-Club.ru, 2001
Редакции в нулевые воюют не только с начальством и властью — разрастается пропасть между традиционными медиа и аудиторией, у которой появляется все больше инструментов, чтобы обойтись без всяких редакций: благодаря ЖЖ и фейсбуку каждый сам себе корреспондент, колумнист и критик. Новая цифровая среда, которая поначалу кажется лишь удобным способом доставки все того же содержания, оказывается вселенной со своими законами: в ней каждая новость живет секунду, работает лишь то, что давит на эмоции, мало кто читает дальше заголовка, и какая из редакций этот заголовок опубликовала — никого не волнует. Интернет меняет смысл и структуру редакционных медиа: теперь необязательно создавать всеобъемлющий ресурс обо всем на свете, напротив — глобальные амбиции только мешают, лучше раздробить все на мелкие части, сконцентрироваться на узких темах, занять незаметные ниши. Впрочем, постепенно выясняется, что при таком мелкопоместном подходе сама редакция оказывается излишней: достаточно нескольких энтузиастов, которые на чистом фанатском интересе запустят паблик вконтакте, канал в телеграме или приложение для смартфона. Все становится бесплатным, мгновенным и самодельным, и утвердившиеся в этой среде ценности — приоритет быстроты над истиной и кликабельности над глубиной — влияют и на традиционные медийные институции: ту часть профессиональных, с которой не успели разделаться чиновники, добивает изменившаяся аудитория.
Традиционные СМИ окружены со всех сторон, и ждать подмоги неоткуда. Рекламодатели боятся политических рисков, требуют все большей лояльности и хотят, чтобы реклама слилась с редакционными материалами до степени неразличения. Не зависящие от государства инвесторы постепенно понимают, что на этом поле меньше рисков, чем выгод, — и норовят променять яркий захватывающий журнал на какой-нибудь безликий сервис по продаже авиабилетов, с которым как минимум меньше хлопот. У того, что принято называть «звеньями гребаной цепи» — череды отставок, увольнений, закрытий и сокращений независимых СМИ — в каждом отдельном случае есть свои причины, но результат всегда один: сокращение пространства свободы, разочарование и апатия, уничтожение ценностей и стандартов профессии или (что, возможно, еще хуже) их замена на прямо противоположные.
Медиа в 2015 году — не менее мощная сила, чем в начале двухтысячных, только работает она теперь, скорее, как средство массового поражения, и у отдельных винтиков этой машины совсем иное, чем пятнадцать лет назад, понимание миссии: колебаться вместе с линией партии, подгонять (или прямо фальсифицировать) факты под текущий государственный интерес, воевать с воображаемым информационным врагом и держать аудиторию в мобилизационном тонусе. В этом прекрасном новом
мире каждый сам за себя; то сообщество, о котором говорила Максимовская на митинге в апреле 2001-го, сохранилось разве что на уровне отдельных редакций, и даже у людей, которые стояли рядом с телецентром «Останкино», взявшись за руки и чувствуя себя частью единого целого, жизнь сложилась по-разному. Евгений Киселев ведет политическое шоу на украинском канале «Интер». Дмитрий Дибров задает на Первом канале вопросы тем, кто хочет стать миллионером. Эрнест Мацкявичюс — герой прямых линий с президентом. Андрей Норкин — звезда нового православно-патриотического канала «Царьград-ТВ». Никто не пропал поодиночке, но нащупать бреши в цепочке оказалось делом нехитрым — так что никакой цепи уже, собственно говоря, не осталось, одни лишь гребаные звенья.
Читайте также
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино
-
Между блогингом и буллингом — Саша Кармаева о фильме «Хуже всех»
-
Школа: «Теснота» Кантемира Балагова — Области тесноты