Интеллектуальный хлам — «Сеансу» отвечают…
Михаил Ямпольский
Прочитал эту книжку, «Код да Винчи», исключительно поддавшись массовому психозу. Причины популярности конспирологического детектива понять несложно: кто-то невидимый во всем виноват, нити некоего заговора опутали мир… А трюк любой идеи о всеобщем заговоре — начиная с «Протоколов сионских мудрецов» — в том, что ее невозможно разоблачить. Чем больше доказываешь, что этого нет, тем больше всем кажется, что на самом деле все просто очень глубоко и умело скрыто. Связь детектива и конспирологии ложится на параноидальную почву. Сама книжка смехотворна, а вот эта паранойя по-прежнему отвратительна. Интересно, что идеи Брауна загипнотизировали даже его самого. Он поверил в собственную игру и как-то позабыл, что это игра. Я видел его недавно по телевизору: серый, невзрачный, хмурый человек. Он сначала поведал мне о тайной организации, которую возглавляли да Винчи и Кокто. А затем сообщил о своей интеллектуальной миссии: она заключается в том, чтобы рассказать об этом заговоре всему миру. И все это очень серьезно, очень искренне… Хотя, пожалуй, слово «искренность» теряет смысл после первого миллиона долларов.
Лев Аннинский
Я отношусь к этой литературе спокойно, и ее успех меня не пугает. Эти тексты претендуют на глубокомыслие, но они выполняют свою терапевтическую функцию. Массовый читатель ощущает себя умнее и интеллектуальнее, чем есть на самом деле, — что ж, лучше умным притворяться, чем дураком.
В конце концов, там изложено много фактов мировой истории: так лучше что-нибудь, чем ничего. И кто мешает потом прибавить? Все равно с чего-то начинаешь.
Книги Коэльо называют «экзистенциализм для бедных». Я тоже из бедных. Я тоже карабкался по ступенькам. Я, например, Евангелие начал изучать по Косидовскому. Но ведь после Косидовского я же прочел первоисточник.
Александр Проханов
Что такое либерализм? Свобода без берегов. Размывание всех и всяких табу. А любая иерархия — и культурная в том числе — это определенное табуирование: вот здесь, ребята, кончается одно и начинается другое. Если же все табу сорваны, нет разницы между пахом и интеллектом, между верой и сексуальным безумием. Поэтому Христос у нас оказывается сексуальным маньяком, который любит Марию Магдалину. Пресловутый постмодернизм ломает все перегородки и соединяет несоединимое. Но лишенная стратификации культура, внутри которой все отсеки разрушены и перепады давления устранены, — превращается в колоссальный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Который неизбежно лопнет.
Тимур Кибиров
В «Коде да Винчи» и других подобных текстах разгадывание шифра влечет за собой проникновение в тайны мироздания… но они обязательно сводятся к каким-нибудь гадостям и пошлостям. Вроде утверждения, что Иисус Христос на самом деле спал с Марией Магдалиной. Это еще раз, на мой взгляд, выдает подростковый характер современной культуры вообще, а не только этого жанра.
Наталья Трауберг
Почему всем так хочется найти Иисусу жену? Если хотя бы на время отказаться от странных сенсаций и почитать Новый завет, мы, даст бог, удивимся его немыслимому реализму, а кроме того, заметим, что у Христа невеста есть, и очень трудная. Слишком похоже Евангелие на жизнь, чтобы поверять его условностями и случайностями науки.
Конечно, Иисуса просто пожалели. Как же так: нет вечной жизни? Того, о чем Он просил, наглухо не слышат. А здесь вот посочувствовали. Действительно, человеку нехорошо быть одному. Но к нашим временам эта простая истина осложнилась и культом влюбленности, и культом пола (ухитрившегося за последние десятилетия еще и лишить свой предмет сакральности), и чем угодно.
Магдалину тоже выбирают не зря. При желании можно вывести, что она не из тихих женщин. И те, кто не видит разницы между полами, и те, кто видит ее на манер Камиллы Палья (брак — борьба, а не взаимное спасение, а правильная женщина — вроде ведьмы) знать не хотят, что именно в христианском мире одно из двух главных дел незаметно делают героини «Аленького цветочка». Другая половина — подвиг Георгия — остается мужчинам.
Правда, в определенном смысле нет ни мужеского пола, ни женского. Уборка — самый простой способ борьбы с хтоническим хаосом. Есть и Пигмалионы: вспомнив, кто невеста Христа, мы отнесем Его скорее к ним. Главное одно: все это подвиги, а не дармовщина.
Заменим слово, опозоренное бесовским режимом, скажем — тяжелая работа. Или еще как-нибудь. В любом случае, этого сейчас не любят. Зато очень любят даровую мистику. Любят и жалость к себе, и чувство причастности к элите. А все это есть в голливудских бестселлерах, наконец, открывших глаза темным христианам.
Однако осуждать, даже судить третьестепенную словесность — жестоко. Почти то же самое есть и в первостепенной. Когда весной 1985 года среди новых надежд и старых страхов я читала «Имя розы», подаренное мне итальянской подругой, я приняла его всерьез. Тогда я еще не знала правил новой игры. А детектив и апология смеха не испугают поклонников Честертона. Через несколько лет дали мне «Маятник Фуко». И я сникла — не потому что я слишком «чиста» для такой мистики, а потому, что слишком слаба. Мне объяснили, что Эко темных сил не любит. Очень может быть, если в них верит. Мои собратья-мракобесы осудят его верность свободе, но, честное слово, насильственное добро — намного опасней. А все же опасна и нынешняя тяга к странным сенсациям и чудесам.
Замечания эти — замечания, а не какие бы то ни было запреты. Внешне, по закону, книги вроде «Кода да Винчи» или «Маятника Фуко» имеют полное право на издание. Господи, о чем тут говорить? Однако приходится, когда на поверхности только беспощадность и равнодушие.
Алексей Юсев
В век рекламных лозунгов все подчинено одному желанию — продать. И книги не являются исключением из ряда товаров. Здесь действуют те же бизнес-схемы: раскручивание авторов, серий, брендов. Поэтому читатель, покупающий сомнительного автора, в рекламу которого вложили миллионы рублей, ничем не отличается от человека, берущего иностранный батончик шоколада вместо отечественного, который стоит не на видном месте, а в уголке. Он, читатель, может, и хотел бы чего-то посерьезнее, да не знает что. Может, и покупал бы книги не в переходе метро, да не знает где. Проще поверить рекламе.
Александр Иванов
Успех Дэна Брауна, Джоан Роулинг, Коэльо и иже с ними — явленная потребность в «чудесном». Западный мир получает все новые вызовы со стороны традиционных религиозных конфессий — ислама прежде всего, но не только ислама. И это вдохновляет западную культуру на поиск светских вариантов ответа. В Англии уже существуют специальные туры по местам, связанным с действием романа. Культура пребывает в поисках заместителей и заменителей религиозного.
Глобалистская экономическая модель предполагает, что сама форма бизнес-сообщества организована не на приоритете финансового успеха и прибыли, а на доминанте счастья. То есть главной целью бизнеса, бизнес-менеджмента, является корпоративное счастье, которое есть залог и условие успеха. Не наоборот! Это очень важный поворот, который связан с идеологией нового корпоративного бизнеса. Существует огромная литература на эту тему, адаптирующая различные религиозные или околорелигиозные практики (например, восточных философий или каких-то облегченных вариантов христианства) для того, чтобы смоделировать модель корпоративного сообщества как сообщества счастливых людей.
Дефицит и инфляция веры (не обязательно религиозной, хоть какой-то: в науку ли, в искусство, в силу человеческого разума) — должны быть чем-то восполнены. На самом деле, поиск околорелигиозной составляющей прошивает диагональю все измерения современного общества: от искусства — до бизнеса и политики. И в том числе рождает потребность в такого рода литературе, о которой мы с вами говорим.
Майя Туровская
Я почитаю детектив как жанр. Лучше всех о нем сказал Брехт: «Детектив показывает жизнь при свете катастрофы». Хочешь не хочешь он, действительно, отражает жизнь, тогда как «высокая» литература давным-давно совершенно герметична. Но Дэн Браун создал один из самых скучных детективов, которые мне приходилось читать. Была такая пародийная опера «Вампука», где принцесса и служанка сидят на кушетке и поют: «Мы бежим, мы спешим». Так и здесь: все твердят «мы бежим, мы спешим» и бесконечно пересказывают друг другу свои соображения по поводу знаков и символов.
Одна из главных причин популярности Дэна Брауна лежит вне Дэна Брауна. Он попал в болевую точку современной цивилизации, где сошлось множество нервов. Он одним взмахом задел несколько главных струн. Это не значит, что он скрипач, который гениально сыграл на этой скрипке. Получился талантливый аккорд и совершенно неталантливая литература — такое вот противоречивое явление. Браун затронул все насущные вопросы сегодняшнего дня: наука и цивилизация, потребность веры, тайны истории, большой взрыв, первый толчок… Когда-то человек знал, что мир создал Бог. Атеисту стало совершенно понятно, что Бог ни при чем. Сейчас нет ясного знания. Но есть потребность понять, что ты лично обо всем этом думаешь.
Мы живем в эпоху, когда христианство и другие большие религии пережили почти полную секуляризацию. Но вспомним похороны Папы. Они показали, какое гигантское, невероятное количество народа нуждается в этой утраченной религии. Происходят два разнонаправленных процесса, которые почти достигли своего апогея. С одной стороны — секуляризация. С другой — все возрастающая потребность в некоем идеале, в религии. И с третьей стороны, безостановочно развивается наука. Дэн Браун попадает в скрещение этих достаточно сложных процессов. В этой дурно написанной книге (я читала ее в оригинале) талантливо пойманы потребности времени. Времени, когда высокая и низкая культура пересекаются, смешиваются, входят во всемирный телевизионно-компьютерный оборот. Браун выкладывает некоторый сюжет, который, как нить Ариадны, облегчает путешествие по лабиринтам познания. Он вполне мог бы написать книгу-эссе о гностических Евангелиях, о Евангелии от Марии Магдалины. Однако он берет на вооружение популярный жанр. Совершенно не умея писать детективы, он, тем не менее, оформляет свою книгу именно таким образом. И выигрывает. К тому же он обращает внимание читателей на забытые или неизвестные факты истории (потому столь интересно читать комментарии к книге). Те, кто полюбознательней, вполне могут после этого углубиться в предмет уже без помощи Брауна. Из российских писателей подобным образом действует Акунин, упрятывая в жанровые обертки и вопросы русской истории, и проблематику сегодняшнего дня. Он включает в увлекательное повествование код нравственной программы — за что я и уважала этого автора, пока он не разрешил отнять у Фандорина в фильме чувство собственного достоинства.
Михаил Пиотровский
С Брауном — это помешательство какое-то. Казалось бы, идея не способна читателя XXI века сразить наповал своей оригинальностью. И не такое читали. Откуда такая популярность? Однако в этом сумасшествии есть свои плюсы: сколько памятников культуры благодаря «Коду да Винчи» люди стали посещать! Я видел собственными глазами: в Лондоне настоящее паломничество на могилы в Темпле. К Рослинской капелле теперь тоже ни подъехать, ни подойти. Легкий жанр исполняет просветительскую функцию — и замечательно. Эрмитаж вот тоже с моей подачи не чурается популизма. Как-то в Египетском зале (рядом с компьютерной галереей) я услышал, как один подросток пеняет приятелю: «Ну, хватит глазеть. Там, наверное, уже место освободилось». И все же ребята попали в этот зал, пусть в ожидании очереди к компьютеру. Что-то увидели, что-то запомнили, и, может быть, вернутся туда еще раз.
Лев Рубинштейн
Я считаю, что времена и эпохи не то чтобы повторяются, но — рифмуются. Нынешняя эпоха, нулевая, по ряду признаков рифмуется с семидесятыми. Девяностые — с шестидесятыми. Шестидесятые, в свою очередь, — с двадцатыми. И так далее. Потому я на этот вопрос отвечу рифмой из прошлого: в те же самые семидесятые, как известно, был книжный бум. Хотя книг почти не было. Они, как и многое, являлись дефицитом. Предметом роскоши и престижа. Внутри советского космоса тогда сформировалась внутренняя советская буржуазия, отоваривавшаяся в «Березках» или у нужных людей. Купив пресловутые джинсы, купив дубленку, купив несколько блоков «Мальборо» и джин, и сапоги, они шли приобретать том стихов Мандельштама, например. Или, скажем, Монтеня. Это был элемент моды. Не интеллектуальной, а вполне вещественной. Я думаю, что нынешняя ситуация с псевдоинтеллектуальной литературой — той же природы. Вслед за вещественным насыщением у людей возникает потребность в том, чтобы с подружкой по телефону обменяться некоторыми умными словами. Отлично звучит, например, «карма». Такого рода интеллектуально-мистическая бодяга была крайне популярна в полуинтеллигентских кругах в те же семидесятые. По рукам ходили перепечатки лекций о йогах, об НЛО, какие-то астрологические штудии и так далее. Потому что людям, которые сыты, хочется чем-то подкормить и свои мозги. Чуть-чуть. Пища, конечно, нужна адаптированная, перемолотая. Я не против. Мой любимый Михаил Гаспаров говорил, что массовая культура все же лучше, чем массовое бескультурье.
Юрий Арабов
Ну оставьте Христа традиционной культуре! Что вам так Христос мешает? Я не понимаю. Нет, не могут оставить. Ни Дэн Браун, ни Акунин с его «Пелагией и красным петухом». Понимаете, он им все время мешает. Все время что-то с ним не так, что-то нужно с Христом предпринять. Это вот и есть нулевые — эпоха засилья трэша, которую можно определить как масскульт, возведенный в идеологию.
