Рецензии

Девять жизней Арии


Пойми меня, если сможешь. Реж. Азия Ардженто, 2014

Восьмидесятые, снятые на теплую пленку. В безвкусно обставленной столовой Шарлотта Генсбур подает фрикадельки и истошно вопит на итальянском. Габриель Гарко хватается за причинное место при виде разбитого зеркала и крестит углы. Под звуки Рахманинова и Брайана Молко юная Ария, бесхозный ребенок в звездной семье, изо всех сил сопротивляется непрошеному знанию о том, что жизнь — это боль.

Третий полнометражный фильм Азии Ардженто, как и первые два, посвящен детской уязвимости перед безграничной властью родителей. Incompresa — так называется фильм на итальянском — переводится как «непонятая», что настраивает на определенный лад: фильм снят о подростках, подростковым языком и с ортодоксально подростковой попыткой отстоять себя не только перед мамой-папой, но и перед всем миром. Вы тут все меня не понимаете, я не сумасшедшая, у меня есть уважительные причины так себя вести, — как бы говорит взрослая Азия, ссылаясь на Азию маленькую. Если при таком посыле — от почти сорокалетней женщины — мы бы увидели чудовищную картинку «Пурпурной дивы» или «Лукаво сердце человеческое» (я отказываюсь называть этот фильм «Цыпочки»), то это, скорее всего, было бы очень неловко, потому что недорослевое желание доказывать себя и оправдываться автоматически настраивает на обратную мысль, что человек действительно душевно болен, потерян и едва ли сможет перерасти свои проблемы. Но Азия не такая. Она превращает свою скотобойню в Амаркорд и показывает страницы юности, не закрашивая их гневом позднего осмысления. Она предоставляет рисовать разноцветные картинки 80-х ребенку, и в них отражаются чудеса еще детской психики, способной за пять часов сна забывать головокружительные предательства и возрождать в себе любовь с помощью сладостей и обнимашек. Сколько здесь моментов хаоса и одиночества, столько же — самой страстной, самой светлой любви. Ведь, в конце концов, ничто не сравнится со счастьем от короткой благосклонности нарциссической матери или отчужденного отца.

Пойми меня, если сможешь. Реж. Азия Ардженто, 2014

Incompresa именно об этом. О яркоокрашенном мире лишнего ребенка до того, как психические травмы завязали узлы в его нежной подкорке. Маленькая Ария (паспортное имя Азии Ардженто) — девчонка что надо. Она панк в лосинах и бог разрушения в пышной лоскутной юбочке. Мама-пианистка и папа-актер — опасные, но интересные — дают ей вагон свободы и одним своим существованием питают ее творческие склонности. Когда она читает в классе сочинение о своем коте Даке или подружке Ист, ее слова, пропетые уже по-итальянски чувственным, но еще по-детски невинным голосом, легко берут в плен жюри школьных литконкурсов и наши скромные сердца. Она неумело курит и исповедуется, коротко стрижется по последней моде и безмолвно влюбляется в мальчика на скейте. В ней еще нет мстительности и злости, и каждая ее нечаянная подлость или маленький подвиг еще лишены всякого самолюбования. Она не проклинает подругу, променявшую ее на более удобную девочку раннего развития, и не завидует сестрам, которых родители с виду больше любят: мать боготворит Донатину за смазливое личико, отец заботится о Лукреции, потому что в ней нет крови его сумасшедшей жены. В семье, где дети распределены, как имущество, Ария оказалась невостребованной тумбочкой — ее то и дело выставляют в коридор, не особо заботясь, кто подберет. В такие моменты невольно напрягаешься, что вот-вот случится какая-то типичная арджентовская катастрофа, но — фух! — кажется, пронесло: Ария в белых сандаликах танцует на языческих кострищах среди панков и трансвеститов, и те лишь убаюкивают ее, как гномы Белоснежку, гладят по голове, любуются, и глаза их наливаются заботливыми слезами.

Азия добра к своей сердцевинке, к безвинному ребенку внутри себя и дает ей много сил и поводов забывать дурное. Однако заряд неубиваемости все-таки ограничен. Даже у кошек, вроде ее ангела-хранителя Дака, всего девять жизней. После каждой ночи вне дома, разбитой тарелки или гневной тирады Ария будто бы полностью регенерирует, но на самом деле ее внутренний заряд расходуется, пока в конце не иссякает совсем, и тогда Арии приходится идти на типичные для ее возраста крайние меры — саморазрушение. Самая верхняя, самая душераздирающая нота в том, что, даже навредив себе, распластавшись в крови очищения, Ария то ли видит, то ли представляет, что это событие объединило ее родителей, обратило их внимание к ней — и смеется. Из каждой беды, после которой, кажется, уже не жить, вырастает вдруг какая-то новая радость, и они — беды и радости — теперь не разделяются в ее сознании.

Азию Ардженто, конечно, трудно назвать большим режиссером, но конкретно по части терапевтической психодрамы ей равных нет. В «Пурпурной диве» она заставляла играть свою мать, а в «Лукавом сердце» сама отыграла гротескную роль матери-монстра. На фоне мощного хоррора «Лукаво сердце человеческое» повесть о непонятой девочке выглядит даже как-то простовато, — и в смысле напряжения, и в смысле режиссуры. Но вне глобальных мерил и парадигм Incompresa — замечательная вещь. Не потому, что тут Шарлота Генсбур, подруга Азии по несчастью, еще один эксплуатированный ребенок, бьет мужика сапогом в грудь и смешно говорит по-итальянски. Не потому что сейчас модно ностальгировать по 80-м, снимать на пленку наперекор всему и возрождать амаркордовский жанр. А потому что это взвешенный и честный взгляд на себя. Не только фильм-обвинение, но и фильм-благодарность. За те странные моменты единения, которые большинство травмированных детей, вырастая, выжигают из себя. За незнакомые обычным детям ранние истины и близость призрачного мира магии и искусства, за неповторимый опыт, который — как бы жутко это ни звучало — ни на что не променяешь. Это фильм-размышление о том, появился бы вообще кот Дак, рок-группы, роли, фильмы, сама личность Азии Ардженто без этих черных пятен гнева и трехгрошевых мудростей, которые перешли ей от неприспособленных к родительскому труду людей? Что было бы, если Азия Ардженто вышла из бессодержательного мира покоя, а не из страны чудовищ? Ответа здесь нет. Единственный ответ, примиряющий светлые и темные стороны,— это юмор. Его тут много. Это, на минуточку, комедия.

В одной аннотации видеодневника, который Азия записала в 2006 году, замечательно очерчен круг затронутых тем: «фрики, отец, Федерико Феллини и сексуальность». По-моему, исчерпывающе. Все те же мотивы составляют поэтику «Пойми меня, если сможешь». Из них же вырос ветвистый мир ее музыки, ролей и рассказов, щедрый поток авторской речи, проделавший большой путь от школьных сочинений к какому-нибудь свежему интервью в Rolling Stone, где Азия сыпет посланиями миру, как из рога изобилия. Она навсегда срослась со своим прошлым, отлично с ним сосуществует, и поэтому совершенно в стиле своего сверхпрямого характера заявляет в финале фильма уже от имении Азии, а не Арии: «Я рассказала вам мою историю не для того, чтобы вы меня жалели, а чтобы узнали получше. Может быть, тогда вы будете добрее».

И в этом ей никак нельзя отказать.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: