Ничего на этой земле
Откуда он пришел, точно сказать невозможно. Был ли он бродягой или Баденским принцем, тоже неизвестно.
СЕАНС – 62
Шестнадцати с чем-то лет он пришел на рыночную площадь Нюрнберга в диковинных лохмотьях. Действительно, так мог выглядеть только бродяга или принц. Он шел по городу нетвердой походкой, опираясь руками о стены домов. Он не мог назвать даже своего имени. Когда же его препроводили к полицейскому чиновнику, он повел пером по бумаге и крупными буквами вывел на листе слова: «Каспар Хаузер».
Лицо у него было круглое — как у ангела. Средневековые художники зачем-то изображали ангелов круглолицыми.
Каспар Хаузер. Иоганн Георг Ламинит,1828
Если пристально всмотреться в его немногочисленные изображения, можно увидеть на них Клейста. У Каспара одно лицо с Генрихом фон Клейстом, круглое.
Может быть, не зря сейчас, глядя на изображение Каспара, я стал извлекать из памяти всех известных мне забитых и заколотых.
Ведь это правда: человеческие особи одаривают друг друга лицами; бывает, мы видим одну и ту же гримасу на двух различных физиономиях. Бывает, подобное дарение происходит через века и даже через тысячелетия. И родившаяся однажды на лице римского патриция гримаса, кочует потом из века в век, внезапно осев на лице разочаровавшегося в жизни клерка, который подобно герою Фассбиндера из фильма «Почему рехнулся господин Р.» может внезапно убить свою любящую жену и любимого сына.
Я знал одного юношу, которому подарил лицо Гелиогабал. Он был один в один изваяние римского императора из капитолийского музея. Этот юноша был курд. Он собирал бутылки. Извлекал их из уличных урн и мусорных баков. Но стоило окликнуть его, он поднимал голову и обменивался с тобой взглядом — профиль его мгновенно обретал римские очертания. Позже я узнал, что его нашли на свалке, его забили или закололи какие-то неизвестные так же, как был забит или заколот когда-то восемнадцатилетний Гелиогабал. И как позже был забит, заколот и найден на свалке Пьер Паоло Пазолини. Может быть, не зря сейчас, глядя на изображение Каспара, я стал извлекать из памяти всех известных мне забитых и заколотых.
Когда долго вглядываешься в лицо Каспара Хаузера, невольно задаешься вопросом: может ли один человек стать другим? Может ли примерить на себя чужой образ? Надвинуть на себя маску, выглянуть в прорези для глаз. А, выглянув, услышать в своей груди чужеродный звук, учуять биение чужого сердца; сердца того, чья маска обременила твое лицо, чья гримаса стянула твои скулы. Может быть, тогда Каспар волею какой-то неведомой судьбы примерил на себя лицо Генриха фон Клейста, сам о том не зная. Мы часто вот так примеряем чужие лица, ничего не зная об их обладателях, возможно, давно умерших, и они таким образом живут, совпадая с нами в своих гримасах. В чье еще лицо мог вселиться Генрих фон Клейст, если не в лицо Каспара Хаузера. Клейст… от него можно было ожидать еще и не такой свистопляски. От человека взявшего себе в возлюбленные больную раком женщину и решившего отправиться с ней на тот свет, можно ожидать всякого.
Он был сделан из снов. Такими бывают гномы, темные эльфы и карлики, и редко, раз в сто лет, таким может явиться человек.
Сон или наваждение — эти два лица в моем воображении сливаются также, как лица Лив Ульман и Биби Андерсон в картине Бергмана «Персона».
Так же сливаются и их жизни, разные и чем-то одинаковые. Одинаковые в своей разности. Каспара невозможно представить себе за роялем вместе с женщиной, как сидел за роялем Клейст, игравший в четыре руки с больной раком Генриеттой Фогель. Мне трудно представить Каспара в обществе женщины. Впрочем, если пофантазировать, можно представить такую женщину — перебираю в голове все знакомые мне женские образы — Клара Боу! Почему бы и нет. Прекрасная невеста для Баденского принца.
Клара Боу
Дочь пьяницы и проститутки, Клара Боу еще маленькой девочкой столкнулась лицом к лицу со смертью и любовью. Она дружила с мальчиком по имени Джонни, который был на несколько лет ее младше, она всюду водила его, защищая от бруклинских сорванцов. Когда Кларе исполнилось десять лет, в квартире Джонни случился пожар. Мальчик сильно обгорел и умер у Клары на руках. Если бы перед Кларой Боу вдруг возник Каспар Хаузер, она наверняка приняла бы его за того самого обгоревшего Джонни, обняла бы его и окунула в свое щедрое тело. Я нашел Каспару женщину, теперь можно двигаться дальше.
Вряд ли Каспар Хаузер когда-либо видел настоящее море, но он его знал.
Он был сделан из странного материала — не из того, из которого сделаны люди. Среди его современников были те, что сделаны из камня. Были те, что сделаны из глины, из стекла, из дерева, из железа. Теперь только память хранит людей сделанных из этих добротных материалов. Во времена же Каспара их было много. Теперь людей делают только из мяса, и не из чего другого. Явись этот нежный юноша сегодня на улицы всякого города, упоенные важностью своих дел люди из мяса его бы просто не заметили. Однако и своим сделанным из более тонких материалов согражданам этот юноша оказался не по зубам. Он был сделан не из камня, не из дерева и даже не из стекла. В его содержании не было ничего материального. Он был сделан из снов. Такими бывают гномы, темные эльфы и карлики, и редко, раз в сто лет, таким может явиться человек. Этот человек, сделанный из снов, обычно ничего не ведает о делах остальных, тех, кто сделан даже не из камня и не из стекла, а из своих маленьких дел. В свою очередь люди, сделанные из своих маленьких дел, на дух не переносят людей сделанных из снов. Они закидывают их камнями, считают ненормальными и с ухмылкой смотрят на них из маленьких комнатушек своих частных жизней. Эти люди убили Каспара, ударили его ножом в спину, потому что именно таким должен быть человек, сделанный из снов: с ножом в спине.
Убийство Каспара Хаузера в саду Ансбаха
Он пришел в этот мир, опираясь о стены домов, и осанка его была исполнена бесконечной усталости. Неразборчивые слова, которые он повторял при виде людей, звучали так: «Хочу быть кавалеристом».
Он хотел быть кавалеристом, он был сделан из снов. Он мечтал иметь коня похожего на волну, потому что все кони похожи на волны. Кони имеют гривы, и, когда ты смотришь на них, тебе грезится море. Вряд ли Каспар Хаузер когда-либо видел настоящее море, но он его знал. Конечно, он предпочел бы знать море так, как знали его Артур Гордон Пим и лорд Джим, но на деле он знал его не хуже. В потайной коморке, в замке Пильзах он хранил деревянную лошадку.
Деревянная лошадка, найденная в потайной каморке в замке Пильзах
Каспар мечтал о кавалерии. Он еле волочил ноги, опираясь о стены Нюрнбергских домов. При свете дня он жмурил глаза, потому что в коморке, где он пробыл шестнадцать лет, не было дневного света. Но сердце его грезило о коне, несбыточном коне. Этот конь был несбыточным, и потому он его хотел. Ибо юноши, сделанные из снов, хотят невозможного, а люди, сделанные из дел, напротив, стремятся лишь к возможному. Они хотят делать дела, и все в их жизни «действительно».
Опийные глаза — такие бывают только у грезовидцев и летучих мышей.
Каспар стоял на площади с письмом адресованным «Господину, командующему 4-м эскадроном 6-го полка легкой кавалерии» и опровергал действительность. Так же, как и Каспар, не желал считаться с действительностью и Генрих фон Клейст. Этого юношу с кожей нежной, как у девушки, какими-то судьбами тоже занесло в солдаты. Он даже принял участие в войне против Франции. Клейст ушел из жизни за год до рождения Каспара Хаузера. Трудно подыскать для его смерти подобающие слова: наложил на себя руки? Тогда нужно непременно отметить, что эти самые руки он наложил так же и на свою возлюбленную Генриетту Фогель — он выстрелил сначала ей в висок, а потом себе в рот. Клейст тоже был сделан из снов и беспокоили его тоже несусветные дела. А сусветные он презирал. Он имел круглое детское лицо, такое же, какое было у Каспара.
Кроме круглого лица в Каспаре была та же утомленность жизнью, что и в Клейсте, та же заведомая утомленность, какая бывает только у молодых людей, когда нет действительной причины, но есть утомленность. Есть заранее, до причины и до всего.
Каспар имел круглое мальчишеское лицо с черными вопрошающими глазами. Опийные глаза — такие бывают только у грезовидцев и летучих мышей. Они направлены внутрь, и со стороны кажутся покрытыми пеленой. Херцог точно угадал Каспара, дав его роль Бруно С.. Какая-то нездешняя болезнь покрыла пеленой его глаза и сделала их опийными. Опиум на греческом означает маковый сок. Почему маки? Задумавшись, я тут же вспомнил, как Мак стоит на земле, хрупкий, не способный удержать свои лепестки. При малейшем дуновении ветра, он их роняет. Остается стебель. Голый, со следами падения лепестков. Почему так легко он их роняет? Почему не держит, не стережет то, что является его лицом? Почему мак так легко теряет лицо? Эта странная готовность при первом дуновении отдать свои лепестки ветру. Вмиг потерять лицо, остаться ни с чем. Мак отдает ветру свой красный цвет, тогда когда Нарцисс так крепко держит свой желтый. И я подумал так: есть время маков и есть время нарциссов. Или нет, всегда время нарциссов…но есть места, где расцветают маки, и где вмиг, не успев отцвести, теряют они свое лицо. Нечто маковое, опийное, увидел я вдруг в этих двух юношах — в Клейсте и в Каспаре Хаузере. Я увидел в их лицах эту исполинскую готовность потерять лицо. Не беречь его, как берегут свои лица добропорядочные граждане, а отдать его чему угодно… позору, смерти, болезни, черту в ступе.
Каспар опал, как опадает мак. Какому-то далекому ветру отдал он свое лицо. Так отдают свои лица строгие юноши, завернувшись, словно в одеяло, в тягость своих пустынь. Другие, пронизанные желтизной нарциссов, ничего не знают об опии их потухших глаз. Они смеются над ними, не замечают их, бьют их в спину ножами.
Каспар Хаузер заранее ничего не знал. Потому что заранее знают только плуты и мерзавцы
И тогда приходит время желтых людей. И юношей, сделанных из снов, днем с огнем не сыщешь. Все заняты делом. Бегут, торопятся, обустраивают дома, жизни. Каспар же символ того самого исконно человеческого безделья, и тогда он наверняка Баденский принц. Нежный принц, мечтавший стать кавалеристом и страстно любивший волнистых коней. Дальний родственник Дез Эссента, любителя отделанных драгоценными камнями черепах. Да, их роднит это безделье, ставящее их вне всяких человеческих уделов и дел.
Если долго смотреть на херцоговского Бруно С., на то, как стоит он со злосчастным письмом в руках; если долго и неотрывно смотреть на Каспара и ни о чем не думать, можно потерять вкус ко всяким делам и вырваться враз из всяких человеческих будней. И тогда грезы о волнистых конях покажутся больше всяких человеческих дел. И тогда единственным, чего ты сможешь ждать от людей, будет нож в спину. Так устроена жизнь. Но те, кто грезит о волнистых конях, никогда не узнают о таком ее устройстве.
Каспар не знал свойств огня и тянул к нему свои по-детски наивные руки. Был ли он Баденским принцем? А что такое быть принцем? Возможно, быть принцем значит не знать огня, ибо не знать его — означает на деле — знать! Протягиваю руку к горящему фитилю свечи, хватаю его двумя пальцами, делаю это хитро, вмиг их сжимая. Я не обжигаю пальцев, и, значит, я не принц. А Каспар обжигал их и, значит, он принц! Ожоги на пальцах, может быть, это и есть лакмусовая бумага для удостоверения личности. И как много развелось на свете ловкачей заранее знающих об огне, заранее ведающих о его свойствах. Каспар Хаузер заранее ничего не знал. Потому что заранее знают только плуты и мерзавцы. И Клейст ничего не знал. «Истина в том, что мне ничего не подходит на этой Земле» записал он в дневнике, за час до того, как застрелился. «За этой мышью охотится слишком много котов…» произнес Каспар Хаузер за несколько минут до смерти.
