«Гоголь. Вий»: Бесогона на него нет
Не тиха украинская ночь, да и всякий новый день стартует не очистительным петушиным кукареку, но перепуганным человечьим воплем: опять кого-то убили. Стало быть, прибыло работы командированному в малороссийскую глушь полицейскому писарю Николаю Гоголю (Александр Петров), сыщику поневоле. Его патрон, петербургский следователь Яков Гуро (Олег Меньшиков) погиб в прошлогоднем «Гоголе. Начало». Однако дело его живет (среди оставленных боссом инструкций — не только ориентировка на заведшегося в селе серийного убийцу, но и кое-что инфернальное про самого Гоголя). А отчасти живет и тело. Гуро, в бодряще-красном, будто грудка снегиря на серо-белом зимнем фоне, пальто, вышагивает на периферии сюжета: заглядывает буквально на секундочку перед финальными титрами, обещая встречу впереди — в «Страшной мести», запланированной на август.
Гуро в «Гоголе» не хватает, как Холмса «Собаке Баскервилей», в связи с чем маленькое отступление. В советской экранизации Масленникова лакуну, по обыкновению без зазоров, будто инопланетная биомасса, заполнил Никита Михалков. В «Статском советнике» Михалков, танцуя, увел фильм у Меньшикова-Фандорина. В первом «Гоголе» (вдохновленном всей возможной жанровой классикой, включая Конан-Дойля с Акуниным) фильм у Петрова-Гоголя увел Меньшиков-Гуро, сыграв лучшую свою роль за последние годы. Михалкова ни в одном «Гоголе» нет, а ведь какой бы превосходный из него получился Басаврюк. Но тогда бы он точно увел фильм опять у Гоголя. Без новых режиссерских работ Никиты Сергеевича российское кино, если мерить общую температуру по больнице, чувствует себя, кажется, лучше, чем чувствовало бы с ними. Но актера-Михалкова не хватает. Простите за пассаж-призыв-ремарку. Сорвалось.
«Гоголь. Начало» стал заметным релизом 2017-го года по ряду причин. Это был не первый в нашем кино случай, когда телефильм, прежде чем выйти в эфир, обкатывался в кинотеатрах. Но первый, когда на большом экране демонстрировали серии в целом и целостном, а не шинкованном виде (как это было, скажем, с «Адмиралом», растерявшим из-за свирепого монтажа осмысленность, и без того не чрезмерную). Во-вторых, отчетливая, пускай и богатая, телевизионность картинки компенсировалась лихостью замысла и бодростью исполнения.
Авторы не стали реставрировать-освежать засиженный мухами веков портрет классика под микроскопом беличьей кистью, рыбьей костью, лебяжьим пером и комариным стилосом (что, например, происходит в «Довлатове»). Они сняли портрет со стены школьной аудитории, аккуратно, но сильно шарахнули им об пол, так чтоб лопнуло стекло и обратилась в труху рамка, после чего навели Гоголю стимпанковский марафет. Подняли пробор дыбом, свернули на сторону нос, пустили обильную кровавую юшку, дорисовали клыки и зашвырнули гения в резервуар, наполненный термоядерной, как «Новичок», жанровой кислотой и заселенный персонажами его прозы — как Хому Брута на прокорм нечисти. Получилось недурно и кассово.
«Вий» в целом сохраняет приверженность ценностям первой части и свежесть — пускай и свежесть немножко вторую. Кислота на радость ценителям исправно булькает то Бертоном, то Ноланом. Но раствор стал как будто жиже, а купальный моцион — по ряду позиций скромнее. В первом фильме на экране не по нынешним временам вольготно сновали женщины нагие и мертвые (границы жизни и смерти в «Гоголе» размыты, и трупы куда шустрее анемичных живых). А в новой ленте панночки и ведьмы приодеты — кто в саван, кто в пламя, кто в красную свитку. Лирическая линия уверенно дрейфует в гендерно-зеркальные «Сумерки» на троих. С замужней малахольной помещицей Елизаветой (Таисия Вилкова) у героя роман платонический, а с веселой покойницей Оксаной (Юлия Франц) — производственный; та в обмен на дежурно-дозированные ласки консультирует героя по паранормальным вопросам. Призрачный всадник по-прежнему партизанит щупальцами по лесам, появляется редко, и потому удобен в качестве внешнего врага, на которого можно списать поселковые напасти.
Из новеньких — богослов-экзорцист Хома Брут (Алексей Вертков), при восточных единоборствах, но без инфернального огонька; не Меньшиков. Роль беса всех бесов Басаврюка добросовестно отыгрывает Кирилл Полухин. Но перед непослушным мысленным взором на этом проклятом месте все одно встает, раз соткавшись, теоретический Михалков, и не скажешь ему: сгинь, бесогон. Плюс представительный скально-породистый Вий, у которого под веком Сауроново око; обширный список источников авторского вдохновения пополнен Питером Джексоном.
Тогда как собственно Гоголь на этой замороченной ярмарке мастеров потихоньку уваривается до обмылка. При том, что создатели (режиссер Егор Баранов, талантливый тандем сценаристов Алексея Чупова и Натальи Меркуловой) Николая Васильевича очевидно любят и знают. Придуманный ими кусок жизни художника в юности, при всей апокрифичности вполне вписался бы в официальный житийный канон и многое бы объяснил. Отчего Гоголь с годами растерял жизнелюбие? Почему сторонился женщин? С чего предполагал, что выразительным своим носом обязан дьявольским силам? Мотивированно ли опасался, что его, заспавшегося, примут за мертвеца да и похоронят? На эти вопросы в фильме можно сыскать ответ — но чисто в порядке отвлеченной гимнастики ума с целью занять себя. Потому что в новом «Гоголе» нет ни эффекта новизны, ни чрезмерной увлекательности; качественный сериал в легком ступоре, типа третьего сезона «Игры престолов». Нормально, но не огонь.
Возможно, для того, чтобы аутентично перенести на экран Гоголя, нужно быть если не Гоголем, то хотя бы немного его персонажем и, взяв верную ноту, играть на повышение и отпускать поводья (здесь этого нет). Состоялся ведь, при всей корявости, «Вий 3D» Олега Степченко, прекрасного дилетанта и натурального Хлестакова в киноиндустрии. Что он наснимал в своем «Вие 2: Тайне печати дракона» на 45 миллионов долларов в Китае с Шварценеггером и Джеки Чаном — абсолютно невозможно вообразить и потому как минимум интересно. Чем будет страшна «Страшная месть» (по графику оба фильма выходят чуть ли не ноздря в ноздрю, и это интрига) — пока вполне себе представляется. Но а ну как случится чудо.
